Джон Робертс - Конан в цитадели мрака

Глава четырнадцатая

В серых утренних сумерках Волволикус велел остановиться. Они находились внутри гряды невысоких холмов, рядом с дорогой на Шахпур. Все вздрогнуло, когда некая фигура отделилась от валуна, что лежал всего в нескольких шагах перед ними. Человек сидел на камне, скрестив ноги, и так неподвижно, что даже зоркий Конан принял его за часть валуна. Но это оказался маленький круглый мужчина, просто одетый и с большим тюрбаном на голове. Он домиком соединил ладони у подбородка и низко, от пояса поклонился. - Приветствую, друзья мои. Я Азока, скромный чародей из Каликхата, что в Вендии. - Когда он говорил, его тюрбан чуть светился. - Я здесь, дабы обеспечить каждому из вас новое обличье, ибо я считаюсь сведущим в искусстве айя, что на вендийском языке означает "иллюзия". - Надеюсь, что ты считаешься более чем просто сведущим, - сказал Конан, ибо все наши жизни в твоих руках. Вендиец улыбнулся: - Действительно, некоторые столь великодушны, что полагают меня более чем сведущим. Солнце все еще было за горизонтом, когда они подъехали к большим воротам Шахпура. Те как раз со скрипом открывались, и рядом толпились крестьяне, торговцы, караванщики, что ночевали в становище за стенами города. Киммериец и его спутники терпеливо ждали своей очереди, ибо теперь им не годилось ломиться вперед. Ведя на поводу своих лошадей, они лениво прохаживались позади толпы. - Имя и дело? - вопрошал чиновник у ворот. Он оглядывал вновь прибывших и наконец остановился на маленькой группе туранских крестьян. Старшим был Волволикус, его длинная белая борода опускалась на грудь. Конан был крепким чернобородым кузнецом. Лейла оказалась шестнадцатилетним мальчиком. Остальные были крестьянами и ремесленниками. Иллюзия была полной. Даже кони стали деревенскими клячами, а когда Конан открывал рот, любой слушатель отнес бы его выговор к туранской глубинке. - Мы из деревни Ухвас, - сказал Волволикус. Он перечислил их вымышленные имена. - Мы пришли подать прошение Торгут-хану об уменьшении наших податей. Урожай в этом году скудный, да еще болезни овец и коров. - Можете просить все, что пожелаете, - сообщил чиновник. - Но предупреждаю вас, что сейчас не лучшее время говорить с вице-королем о податях. Так, четверть динара с каждого человека и четверть динара с каждой лошади. Всего с вас три с половиной динара. Волволикус покопался в своей суме и вытащил несколько монет. Он внимательно пересчитал их и отдал затребованную плату. - Следующий! - крикнул чиновник. - Все прошло гладко, - сказал Ауда. Он сильно хромал, но мог идти, опираясь на плечо Чемика. - Надеюсь, все остальное пройдет так же гладко, - сказал Конан. - Теперь мы должны отыскать конюшню. Ауда, ты останешься с лошадьми. Я не знаю, чего добивается от нас колдун, но если придется покидать город в такой же спешке, как в последний раз, человек с раненой ногой бежать не сможет. Но ты должен держать лошадей наготове. - Можешь на меня положиться, атаман, - с облегчением проговорил Ауда. Как и все остальные, он совершенно не желал принимать участия в том, что бы там ни задумал колдун. Подобно большинству городов, зависевших от караванной торговли, в Шахпуре был участок для содержания и торговли лошадьми, верблюдами, ослами и мулами. Он находился поблизости от городских ворот, и здесь разбойники обнаружили подходящее стойло. - Я возьму ваши деньги и позволю вам пользоваться стойлом, - сказал конюх, презрительно оглядывая лошадей. - Но я не понимаю, зачем вам тратить деньги. Эти мешки с костями можно было привязать где угодно. Одна из лошадей встала на дыбы и стала брыкаться, не желая заходить в стойло. Передним копытом она разнесла тяжелую перекладину. - Они сильны духом, - сообщил Конан изумленному конюху. - Тебе не придется иметь с ними дело. Наш товарищ позаботится обо всем. - Как пожелаете, - сказал конюх, роняя монеты в кошель. Они шли от загона, где находились конюшни, по направлению к центру города. Площадь была оживленной и шумной, но по сравнению с толкучкой в день празднества казалась полупустой. Какое-то время они бродили между прилавками, делая вид, что разглядывают товары и убеждаясь в надежности своей маскировки. И нигде они не вызывали ни малейшего подозрения. - Не думаешь ли ты, - спросил Убо, - что нам бы очень пригодился этот вендийский маг? Похоже, его искусство пришлось бы кстати в нашем ремесле. - Убо, - сказал Мамос, - в твоем новом обличье у тебя два глаза. Ты сейчас видишь обоими? Убо взял с прилавка крошечную фигурку божества Бес с телом карлика и головой льва, поднес ее к левому глазу, повертел так и сяк. Правый глаз он закрыл. - Нет. Слепой, будто камень. Мамос пожал плечами: - Тогда его магия не так уж велика. - Что мы будем делать? - спросил Конан у Волволикуса. - Мы должны ждать. Не думаю, что днем нам предстоит что-либо важное. Полночь - более подходящий час. А пока мы играем роль неотесанных деревенщин, приехавших в огромный город. Глазейте на красивые здания, восхищайтесь рыночными фиглярами, только не напивайтесь до бесчувствия. - Он думает, что мы пьяницы, - обиделся Чемик. - Мы рыцари коня и меча, но при нужде можем сыграть простых работяг или мужиков, что роются в земле. - Твоя снисходительность - прекрасный пример для нас всех, - сказала Лейла. Конан подтолкнул ее: - Говори поосторожней. Деревенский паренек не посмеет дерзить старшим. - Я вижу, мне предстоит тяжелое испытание, - вздохнула она. Они отыскали на площади тенистое место и уселись там, держась поближе друг к другу и время от времени заговаривая с горожанами и приезжими. Было совершенно очевидно, что простой народ сторонится храма Аримана. Перед ним оставалось широкое открытое пространство, ибо люди, приходящие на площадь, избегали приближаться слишком близко и широкой дугой огибали храм. Деревья, что росли у храма, высохли, хотя все остальные на площади цвели. Фасад выглядел еще более дряхлым, чем раньше. Казалось, зданию этому не меньше тысячи лет. - Смотрите! - воскликнул Мамос, когда вечерние тени вытянулись через всю площадь. Семь всадников на запыленных конях единой шеренгой выехали на площадь. Впереди был Загобал с лицом мрачным, как песчаная буря в пустыне. За ним следовал огромный аквилонец, такой же хмурый. Остальные были людьми угрожающего вида и разных наций. - Возможно ли, что это все, что осталось от них? - пробормотал Убо. - Нет сомнения, мы великие воины, раз так сократили их число! Остальные согласно хихикали. - Они умудрились поймать несколько лошадей, - сказала Лейла. - Конан, что это за люди? Я узнаю гирканийцев, но остальные мне не известны. - Тот великан за Загобалом - аквилонец, - объяснил Конан, - и на нем отметины гладиатора. Следующий человек из Кофа. Тот, что в белом халате, из Шема, страны выдающихся лучников. Смуглый, что скачет босиком, судя по виду, из Кешана или Пунта. Ты видишь, как глаза его ощупывают землю даже здесь, в городе. Он следопыт. А еще один - замориец. Конан внимательно изучал Беритуса, впервые увидев его так близко. Этот человек выглядел одним из самых грозных противников, что когда-либо встречались на пути Конана. Все его оружие было высшего качества, а минимум доспехов указывал на то, что в бою он полагается на умение и скорость больше, чем на пассивную оборону. Затянутые кожей и сталью кисти и плечи остались ему в наследство от гладиаторских времен, и это тоже было немаловажное оружие. Остальные были мастера, каждый своего дела, и, вероятно, превосходные бойцы. У Конана не возникало иллюзий по поводу боевых качеств его собственных людей, куда более привычных нападать и убивать из-за угла, нежели в открытом бою. Доведись вступить с ними в схватку, охотники за людьми имели бы явное преимущество даже в столь урезанном составе. - Они не выглядят такими уж ужасными, - сказал Мамос. - Ты думаешь? - откликнулась Лейла. - Когда они были рядом, ты лежал на брюхе, прижавшись к полу и съежившись от страха. - Лейла, - предупреждающе сказал Конан. - Мои извинения, - пробормотала она без всякого раскаяния в голосе. - Знаешь, - лениво протянул Убо, - сейчас, возможно, хороший случай уничтожить их. Учти, насчет нас у них нет никаких подозрений, ведь мы просто грязные крестьяне, не стоящие их внимания. Можем подождать, пока они спешатся, как бы невзначай зайти с тылу, а потом каждый из нас всадит кинжал в спину. - Одному из нас придется очень поторопиться, - заметил Мамос. - Их семеро, а нас только шестеро. Атаман, почему бы не прикончить Загобала и аквилонца? - Его взгляд стал еще более злобным, чем обычно. - Я запрещаю! - сказал Волволикус. - У нас здесь куда более важные дела, нежели драка с Загобалом. - Как ты сказал? - Мамос совсем рассвирепел. - Молю тебя, объясни, что же это за дело, более важное, чем убийство врага? Либо эти свиньи будут преследовать нас, пока мы все не умрем, либо убьем их первыми! Убо прав. Почему бы не расправиться с ними прямо сейчас, когда измененное обличье дает нам преимущество? - Успокойтесь, вы все, - сказал Конан. - Мне тоже хотелось бы всех их прикончить, но это известные и понятные нам враги. Мамос, помнишь, что случилось, когда ты поднял сталь на кхитайца? Думаешь, он не мог и убить с такой же легкостью? Здесь такие вещи, с которыми не следует шутить. - Атаман прав, - поддержал его Чемик. - Один враг за раз. Человеку больше не нужно. Смеркалось. Лейла прошла вдоль прилавков и вернулась с хлебом, фруктами, сыром и легким пивом. Все принялись за еду, ожидая, что же произойдет. - Ну и стол, - проворчал Мамос, с отвращением морща нос при виде скудной еды и кислого пива. - Как бы я хотел запить крепким вином несколько пухленьких жареных курочек! Пойдемте поищем таверну. - Мы что, развлекаемся? - осведомился Конан. - Помни, ты бедный крестьянин и должен жить на гроши, заработанные тяжелым трудом. Ты больше не разбойник, что отбирает заработанное у других. - Вот и стемнело, - проворчал Мамос. - Кто же обратит на нас внимание? Сетования утихли, и они задремали, сидя на том же месте. Они не привлекали внимания прохожих, ибо в залитых солнцем южных городах не редкостью были просители, много дней проводившие в ожидании, прежде чем быть услышанными. Перед каждым казенным зданием можно было увидеть сидящих на скамьях или просто на земле людей, ожидающих аудиенции. Но в этом случае долго ждать не пришлось. Незадолго до полуночи к ним подошел кхитаец. Конан очнулся от дремоты, когда взошла луна, будто наколотая на шпиль башни, а за луной сияли звезды, подобные россыпи бриллиантов, сапфиров и рубинов на пелене из черного шелка. По положению этих звезд Конан понял, что время близко к полуночи. Перед ними предстали загадочный кхитайский маг и вендиец. Были здесь и другие: туранец, не отличающийся от местных жителей, но только худой как скелет, а также иноземцы, происхождения которых Конан распознать не смог. - Время настало, - сказал кхитаец. Тут и остальные, проснувшись, стали разглядывать пришельцев. - Время для чего? - осведомился Конан. - Внимайте мне, - сказал Фенг-Юн. Казалось, он сидит, паря в воздухе, в то время как его спутники образовали плотное кольцо вокруг ожидавших. Азока, примени свое искусство. Вендиец быстро что-то произнес нараспев, взмахнув руками, казалось, без какого-либо результата. - Теперь никто не увидит и не услышит нас, - сказал Фенг-Юн. - Подойди кто-то даже совсем близко, он не заметит ничего. - А что, если они пойдут прямо через нас? - равнодушно спросил Мамос. - Тот, кто приблизится, просто обойдет нас, - объяснил Азока, - сам не понимая почему. Так же, как они огибают пространство перед этим проклятым храмом. - Я думал, люди просто полагают, что он выглядит зловеще, - сказал Конан. - Тебе и твоим людям по душе барахтаться в зловещих местах, - заметила Лейла. - Так то простое и понятное зло смертных, - объяснил ей Убо. - Этот вид зла мы любим. - Давайте вернемся к делу, - терпеливо проговорил Волволикус. - Полночь близится. - Да, - сказал Фенг-Юн. - К делу. Знайте теперь, что жрецы этого храма стремятся вернуть бога Аримана в сей мир. - Минутку, - перебил его Конан. - Я много раз видел храмы Аримана и Ормазда. Чем же отличается этот? - Культ Аримана и Ормазда - не более чем память о праведном боге, объяснил Фенг-Юн. - Борьба между богами света и тьмы всеобъемлюща, непрерывна и вечна. Всегда созидание бьется с разрушением. Величайший из разрушителей был Ариман, столь пагубный, что даже боги Стигии восстали против него. Во времена настолько далекие, что лишь немногие легенды остались от них, жрецы-короли Стигии при помощи своего бога Сета прогнали Аримана за пределы этого мира, разрушив его храмы, убив его почитателей и жречество. Его считали изгнанным навсегда, а его жрецов уничтоженными. - Но ничто не вечно, - продолжил вендиец. - Ничто на самом деле не может быть уничтожено в этом мире. Некие вещи просто ждут своего часа. - Именно так, - подтвердил Фенг-Юн. - И в этом году неизвестная сила, возможно, определенное расположение звезд и планет, которого не заметили даже мы, пробудило к жизни нескольких жрецов Аримана, долгое время погребенных в своих древних склепах. Даже самые ученые из стигийских магов изумились, узнав об этом. Эти нечестивые жрецы давно, как полагали, угасшей мерзкой расы полулюдей-полузмей поселились как раз в городе Шахпуре. - Что же привело их сюда? - спросил Конан. - Я исследую это место два дня, с момента моего прибытия сюда, - сказал немедиец. - Я Пиатар из Аграпура, и, подобно всем моим землякам, считал Шахпур простым караванным городом и столицей округа, подобно десятку городов Немедии. Теперь я знаю, что это немыслимо древний город. То, что мы видим, - не более чем верхушка, построенная около тысячи лет назад и лежащая на куда более древних руинах. И самая старая часть тех руин - вот этот храм. И он указал на зловещий храм Аримана. - Вернее, - продолжил Пиатар, - основание его невероятно старо. А в центре - алтарь и крипта, но к ним неприменимы слова о возрасте, ибо на самом деле они не существуют в этом мире. Конану это совсем не понравилось: - Не существуют? Но мы же видели алтарь! Мы спустились в крипту и украли оттуда сокровища Торгутхана! - Я сказал, что они не существуют в этом мире. Они всецело принадлежат другому уровню бытия, и самое жуткое в том, что они все-таки видимы. На них трудно смотреть? - Мозги за мозги заходят, - признал Конан. - И еще, - сказал Фенг-Юн, - действительно ли вы видели крипту или смотрели только на сокровища? - Мы спустились по лестнице, - сообщил Конан. - Пока Волволикус поднимал золото, мы держали на остриях мечей жреца и прочих. Чемик, это ты заставил их отойти к стенам? - Именно я, атаман! Я размахивал перед ними мечом, и они отступили, унеся с собой жреца, которого ты плашмя ударил мечом. - Значит, ты видел стену? - спросил Пиатар. - Ну... я не могу сказать, что на самом деле видел ее. Там не было ничего, кроме глубокой тьмы. Свечи стояли только вокруг сокровищ. Заложники начали кричать, будто от ужаса, но я вскоре отвлекся всеми этими волнениями нашего бегства. - А! - произнес Фенг-Юн. - Это объясняет многое! Если смертные действительно тронули стены этой крипты... - Он замолк, будто погрузившись в думу. - Друзья мои, крипта сия - брюхо Аримана! - Я заподозрил это, когда спустился туда, - сказал Волволикус. - Это не обычное место из реального камня, да и алтарь - нечто совершенно иное. Это не естественное вещество. - Брюхо Аримана! - воскликнул Конан. - Да, - подтвердил Фенг-Юн. - Когда стигийцы пытались вытеснить бога из этого мира, он оставил себе средство для возвращения. С его помощью он должен был наливаться силой, как человек должен есть, чтобы жить. Можно сказать, что крипта - это его желудок в этом мире, куда следует приносить жертвы Ариману, дабы он мог набраться сил для возвращения туда, откуда так давно был изгнан. Кхитаец хлопнул себя по коленям: - Теперь многое становится ясным. Волволикус, когда в крипте ты вершил свою магию, то всколыхнул бога, пробудил его от вековой дремоты. Многое ты описал мне вчера. Но ты столь был захвачен своими чарами, что не заметил, как заложников отогнали к стенам! Это будто бросить крохи голодному льву. Теперь бог неистово алчет! - Обычный был грабеж, как и все прочие, - возразил Чемик. - Откуда мы могли знать? - Эти жрецы тщательно разработали свой ритуал, - продолжил кхитаец. - Они ждали верного расположения звезд, планет, а возможно, и других сил, неведомых ученым этого века. И, подготовив все, они бы принесли свои ужасные жертвы, исполнили ритуалы и с триумфом вернули своего повелителя. Но когда вы колдовали в крипте и принесли Ариману несвоевременную жертву, то нарушили неустойчивое равновесие, что сохраняли жрецы. И это дает возможность полностью разрушить их планы. Впервые какие-то эмоции обозначились на лице кхитайца. Его сшитые вместе губы искривились в призрачном подобии улыбки, а сам он, казалось, оглядывал присутствующих. - Мои собеседники, я думал, что действия этой ночи будут лишь актом отчаяния. Теперь же чувствую, что появилась реальная надежда! - Ты хотел швырнуть наши жизни только из отчаяния? - с жаром воскликнул Конан. - Это даже не обсуждалось, - сказал маг. - Или мы добьемся успеха, или умрут все. Я хочу отыскать лучший способ предотвратить катастрофу, с минимальными жертвами и тратой магических сил. Считайте, вам повезло, что здесь распоряжаюсь я. Тот-Амон хотел взять на себя эту миссию, а он бы без колебаний пожертвовал целыми народами ради малейшего успеха. - Мудрейший Фенг-Юн, - сказал Волволикус, - ты говорил о крипте. А что ты мыслишь об этом ужасном алтаре? Даже глупейшие из рабочих, что трудились на строительстве храма, не могли вынести взгляда на него. - Это вещь устрашающей силы, - ответил Фенг-Юн. - Вполне возможно, что точно так же, как крипта - это брюхо Аримана, алтарь - это его голова. - Его голова? - переспросил Конан.- Я уверяю тебя, что эта штука отвратительна, но она - всего лишь огромный клубок каменных змей! - Это не камень, - сказал Волволикус. - Я говорил тебе это. - Я использую слово "голова" в более чем символическом смысле, - объяснил кхитаец. - Но как крипта была оставлена, дабы пожирать жертвы для восстановления сил бога в этом мире, так и алтарь стоит наготове, чтобы впитать его разум, дабы божество могло явить свою волю этому миру смертных. - Теперь более или менее ясно, - сказал Конан. - Неясно другое: чего ты добиваешься от нас? - Он махнул в сторону своих людей; все они вытянулись вперед, внимательно слушая, лица их были искажены унынием и страхом. - Мы всего лишь обыкновенные разбойники. Мы не чародеи, чтобы соперничать с богами. Мы люди, использующие свой разум, свою сноровку и свое оружие, дабы заработать на жизнь. Судьи и покорные жители городов считают наши пути нечистыми, а деревенские жители и караванщики полагают нас истинной чумой, но никто не думает, что мы чем-то необычны. Кто мы такие, чтобы брать на себя эту работу? - Осквернив святыню божества, - сказал вендиец, - это так называемое жертвенное брюхо, вы приобрели некую силу, превосходящую любую другую. В магии хорошо известно правило, что контакт с колдовскими материями дарует некую близость к сверхъестественному. - Возможно, это объясняет, - уныло проговорил Конан, - почему я вечно сталкиваюсь с колдовством, как бы ни старался избежать этого. - Вполне возможно, - сказал вендиец, довольно кивая. - Вам надлежит войти в храм. - Наконец Фенг-Юн ответил на вопрос Конана. - И вы убьете жрецов. На мгновение воцарилась тишина, затем Конан сказал: - Я понимаю. Мы идем туда. - Он указал на портал с его подъемной решеткой, еще менее привлекательной, чем пасть дракона, и сейчас плотно закрытой. - Мы убиваем тварей, которые на самом деле настолько не люди, что вся магия стигийских жрецов-королей не смогла уничтожить их. Эти существа живыми пролежали в своих склепах тысячи лет, и вы предлагаете нам убить их? На протяжение всей тирады Конан повышал голос, пока наконец на последних словах не перешел на крик. - Скажи, скажи ему, атаман, - одобрительно вымолвил Убо. - Нет уж, я ничего такого не желаю,- согласился Чемик. - И вправду, - сказал Азока, - никто не может по-настоящему умертвить этих злобных жрецов, кроме их собственного бога. Отсюда следует, что вы должны заставить божество убить их. - Как же это сделать? - спросила Лейла. Единственная среди них, она, казалось, спокойно отнеслась к грядущим испытаниям. - Перед днем празднества там было четыре жреца, - сказал Фенг-Юн. - После него появлялось только трое. Пропал именуемый Умосом, и это именно тот, которого вы заставили прикоснуться к стене крипты. Его бог сожрал его. Вот так вы и должны уничтожить остальных. - Вы колдуны,- сказал Убо.- Почему бы вам самим не заняться этим? - Мы могли бы, - проговорил Пиатар из Аграпура. - Но они бы узнали нас, переступи мы только порог храма, и успели бы подготовиться. Необходимо, чтобы вы, такие умельцы, вломились в храм и уничтожили этих жрецов, прежде чем они успеют воспользоваться своей магией. - А ты что будешь делать, колдун? - ожесточенно поинтересовался Мамос. - Мы будем иметь дело с их богом, - ответил Фенг-Юн. - А если мы откажемся? - спросил Конан. - Вы не можете, - ответил Фенг-Юн. - Вы пойдете добровольно или по принуждению, но вы пойдете. Вы лучше справитесь, если сами будете повелевать своими членами и разумом. - Вы не оставляете нам выбора, так? - сказал Конан. - Никакого. - Вы слышали их, - обратился киммериец к своим спутникам. - Вам известно, что у них не бывает пустых угроз. - Выглядит так, будто мы должны идти, - возмущенно сказал Убо. - Но до чего ж досадно, что нам придется совершить такое опасное вторжение без всякой надежды что-нибудь похитить! - Сможете вы поднять решетку? - спросил Конан. - Запросто, - сказал Азока. - Но тем самым мы выдадим себя преждевременно. - Я осмотрел все это место, - сообщил Конан, - и не смог найти никаких других проходов. - Есть один путь, - сказал Пиатар. - Вы должны забраться туда через крышу. В фонаре есть входы. - Что еще за фонарь? - удивился Мамос. - В больших зданиях, - объяснил Водволикус, - свет часто поступает через ряд окон, расположенных прямо под крышей. Это и называется фонарь. - О! - воскликнул Мамос.- Я влезал через многие такие. И никогда не знал, что это так называется. - В этом храме,- сказал Фенг-Юн,- фонарь состоит из рядов круглых окон, сделанных из твердого вещества, не являющегося настоящим стеклом. Эти окна заливают храм багровым сиянием, но это не естественный свет сего мира. Колдовское стекло несет свет далекой красной звезды, откуда, возможно, происходит раса жрецов Аримана. - Вам, люди, никогда не проникнуть через такое стекло, - сказал Азока. Но досточтимый Волволикус, мастер всех вещей кристаллического происхождения, справится с этим. Он последует с вами на крышу и извлечет из гнезда одно из окон. Затем вы спуститесь и выполните свою задачу. - Нам понадобится веревка, - сказал Конан. Теперь, когда решение было принято, он не терял времени на жалобы и обвинения. - Нам понадобится очень длинная веревка. - У меня как раз есть такая веревка, - сообщил вендиец; его тюрбан нежно засветился в темноте ночи. - Тогда ближе к делу, - сказал Конан, вставая. - Целеустремленность и воля, - произнес Фенг-Юн. - Это вызывает мое одобрение. - Только будь готов заняться Ариманом, - предупредил киммериец. - Если мы спустимся в брюхо божества тьмы, я хочу, чтобы вы отсекли ему голову. Конан, Волволикус, Лейла и трое разбойников направились к храму. Чародеи растворились в окружающем мраке, все, кроме Азоки, сопровождавшего бандитов. - Меньше всего света на западной стороне, - сказал Конан. - Там и полезем. - Они прошли к стороне, что выходила на глухую стену городского суда, и остановились. - Где твоя веревка, Азока? - Здесь, - сказал вендиец. Из недр своего одеяния он извлек огромный моток веревки, куда больший, чем мог там поместиться. Вендиец уронил его на землю. - Не буду спрашивать, как ты сделал это, - сказал Конан. - Спрошу, не можешь ли ты произвести абордажный крюк? - В нем нет нужды, - улыбнулся Азока. - Это старая вендийская специальность. Он наклонил голову к сложенным пирамидкой ладоням и запел тихим голосом; его песня была последовательностью угрюмых, вибрирующих завываний, весьма действующих на нервы. Конец веревки медленно вырос из центра мотка и начал подниматься. - Я однажды видел такой фокус, - сообщил Убо, стараясь не выдать своего возбуждения. - Это было на шадизарском базаре. - Тише! - прошипела Лейла. С приближением смертельного предприятия даже она, похоже, занервничала. Когда вендиец завершил свою песнь, Конан шагнул к веревке и дернул за нее. Казалось, будто это не туго натянутая веревка, а железный стержень. - Волволикус, - сказал киммериец, - когда последний из нас поднимется, мы будем держать веревку, и Азока вернет ее в нормальное состояние. Обвяжись вокруг пояса, и мы поднимем тебя. - Именно это я и собирался предложить, - ответил колдун. - Я не юный атлет, и вся сила понадобится мне, когда я буду взламывать окно. - А как насчет тебя? - обратился Конан к Лейле. - Я знаю, как ты сидишь в седле. Сможешь вскарабкаться с той же сноровкой? Вместо ответа она скинула сапоги и прыгнула на веревку. Сжав ее руками и ногами, она проворно, будто обезьяна, полезла вверх. Минутой позже она вскарабкалась на кромку крыши и скрылась из глаз. Затем появилась снова и махнула рукой. - Все туда, - приказал Конан. Он взялся за веревку и подпрыгнул. Оторвавшись от земли, он уперся ногами в стену и, перебирая руками веревку, будто бы пошел по вертикальной поверхности прямо на крышу. Он перелез через парапет и огляделся, в то время как Мамос начинал подъем. Крыша была плоской, сработанной из белого камня, тут и там были разбросаны статуи загадочных существ. В нескольких шагах от края крыши на семь или восемь футов возвышался фонарь с круглыми окнами, намертво вделанными в стену. Крыша пострадала в той же степени, что и фасад, ибо скульптуры оказались истерты, будто вынесли дожди и зимы столетий. Через десять минут трое бандитов уже лежали на крыше, отдуваясь и хрипя. Поскольку они на какое-то время выбыли из строя, Конан сам взялся за веревку и махнул Азоке. Веревка ослабла, и Волволикус обвязал нижний конец вокруг пояса, а затем показал, что он готов. Одной ногой на крыше, а вторую уперев в парапет, Конан принялся поднимать колдуна, его огромные мускулы на руках, на плечах и спине надулись под бронзовой кожей. Лейла восхищенно наблюдала за ним. Когда колдун оказался на крыше и освободился от веревки, они подошли к фонарю и припали к одному из окон. С этой стороны оно казалось непроницаемо-черным диском. Волволикус пробежал пальцами по поверхности, а Убо в это время скручивал веревку. Конан указал на ближайшую статую, и разбойник привязал к ней один конец веревки. - Укрепите оружие, - тихо предупредил Конан. - Один кинжал, упавший во время спуска, прозвучит будто тревожный набат. Волволикус что-то бормотал нараспев, глаза его были закрыты, кончики пальцев творили невидимый узор на поверхности стекла. Последовал легкий скрежет, и с кромки окна посыпалась песчаная пыль. Затем очень медленно, будто пробка, неохотно вылезающая из плотно закупоренной бутылки, окно начало выходить из своего гнезда. Когда оно постепенно вылезло, тонкий ободок красного света обозначился по его окружности. Красная линия превратилась в четко очерченный обруч, а затем в пучок красных лучей, бьющий изнутри. Стекло оказалось толщиной с человеческую руку от кисти до локтя. Внешняя сторона была иссиня-черной, а в центре - зловеще красной. Внутренняя ослепляла мертвенно-багровыми лучами. - Митра! - воскликнул Убо. - Что же это за нечестивая штука?