Роман Проксима - Обещания темноты

– Это не я, – оправдывался Верона.

– Да знаю… – сказала Люси. – Ты же не думаешь, что обладаешь исключительными способностями?

– Да я вообще ничем не обладаю, – сказал медиум. – Даже ты ускользаешь у меня из рук.

Женщина не попыталась возразить. Она молча уставилась себе в ноги, прикрыв рот рукой, будто боясь наболтать лишнего. Да и не нужно ничего говорить. И так понятно, что страсть к Люси у Джона улетучилась бесследно.

Верона прошел мимо Люси и направился к Трону. Лейтенант скривил тухлую мину на лице, размышляя о чем-то неприятном. Медиум хотел придумать на ходу нужные слова, но Трон опередил его:

– Часто меня раздражает в службе знаешь, что? – лейтенант показал зубы, напряженно вкладывая в каждое слово отдельный смысл. – То, что чаще всего приходилось выполнять беспрекословный приказ руководства, откинув свою мораль и здравый смысл подальше. Их слово – закон. И чем точнее у тебя получится угодить им, тем сильнее ты будешь выглядеть в глазах других. А в своих собственных, Джон, в собственных глазах… кто я?

Трон положил руку на плечо медиуму и сказал то, что Джон чувствовал все время, когда узнал о своих необычных способностях:

– Я понимаю, каково это все время быть на поводке. Эти проклятые души вздумали, что могут управлять тобой, мать их, – а потом добавил: – Я, когда вернусь, уйду в отставку, надоело.

– Мне бы уйти в отставку. Знать только как.

Мужчины помолчали, порываясь раз или два, каждый, что-то сказать, но молчание так и не оборвалось.

Внезапно стало больно смотреть. Глаза уставали. Джон заметил, что Трон стал часто моргать.

– Темно, – сказал Верона.

Свет таял. Как и надежда, последнее, что придавало сил. Люди разбрелись по площадке вершины, почти не переговариваясь. Страх, что миссия провалится, рос у Джона словно назойливый прыщ. И обещания сторонних душ помочь не утешали вымученного медиума. Обещания, завораживающие силой исполнения, обжигающие чистотой, но неуловимые, как утренний воздух.

Верона посмотрел на тыльные стороны своих рук. Вены вздулись, под ногтями забилась грязь, а кожа посинела от холода. Все-таки, мысль о земной сущности его плоти не покидала сознание души Джона.

Он отбросил рассматривать руки и позвал Трона.

– А среди этих миллионов был там такой с усами?

Либетт пожал плечами, но тут вмешался парень из отряда:

– Да, средних лет мужик с усами был там.

Это Ник. И Джон решил отправиться к нему.

– Пойдем, навестим одного моего знакомого, Трон.

– Может, подождем. Они же сказали…

– Да, возможно, они придут, но мы отправимся, разузнать что да как. Чего здесь время терять?

На самом деле Верона хотел скорее покинуть эту черную холодную гору, чтобы не чувствовать страха. Он сжал волшебную свечку крепко в руках, ухватившись как за последний смысл в жизни, и представил себе образ Ника. Они с Троном сейчас отправятся к нему. Поскорей бы…

– А Люси с собой не возьмем? – спросил тихо Либетт, не глядя на нее. Люси стояла поодаль, не слыша, о чем они говорят, и смиренно ждала, опустив глаза.

– Это… работа для мужчин… – Джон предательски оправдывался. – Вдруг что случись? Она здесь будет за старшего. Камень где?

Лейтенант жестом показал, что камень у одного из членов отряда. Верону удовлетворил такой ответ. Он задул пламя свечи, и мужчины исчезли.

Перелет занял, как обычно, не более ноля секунд. Друзья появились в совершенно иной местности. От уюта и тепла Джон даже закашлял.

– Ничего себе они тут устроились! – говорил Либетт с досадой провинциала, попавшего в мегаполис.

И действительно, ничего общего с тем темным миром это место не имело. Земля ласкала ноги мягкостью и теплом. Чистота и свежесть воздуха кружили голову. Джон удивлялся– за что кто-то должен страдать, выживая в мире, полным страха и ненависти к синему туману, пока остальные отдыхали здесь? За что?

Верону тошнило от одной мысли, что всем абсолютно наплевать на то, что ты делаешь. Необщность раздражала. Люди поделились на группки с одним интересом, и думают – они точно правы. В чем интересно они правы? В чистоте своих действий? Навряд ли. В необходимости их как таковых? Незаменимых людей нет. Или очень мало. Один, пожалуй, фактор может оправдать существование отдельных обществ – понимание единой цели, миссии, жанра. Но главный вопрос лишь заключался в объективности донесения информации. Кто рискнет взять на себя такую ответственность?..

Ник подошел к друзьям из ниоткуда.

– Только, пожалуйста, не злитесь, – защищался руками черноволосый мужчина с сединой.

Трон налетал на него как пролетарий на зажравшегося буржуя.

– Да как вы смеете засиживаться в уютненьком местечке! Там люди погибают! Им нужна помощь.

– Мы не сидим сложа руки, поверьте! – пытался вставить слово Ник.

Но лейтенант порывался ударить его, да посильнее. Джон удержал друга от опрометчивых действий, тем более, что здесь кулаки бессильны. Досада заполняла нутро медиума, но он не поддавался ей. Да пусть будут прокляты, справедливость все равно есть. Где-то сидит, ждет своего выхода, копит силы.

– Не надо, друг. Черт с ними.

– Джон, послушай, мы же обещали прийти на помощь, мы придем…

– Да? Почему тогда дождались последнего момента? Все кончено. Туман захватил все, и я с нетерпением буду ждать, когда и от этого места ничего не останется.

– Зря ты так… – немного успокоившись говорил Ник. – Мы же тоже боремся. Нас это касается также, как и всех остальных. – потом немного помолчал, увидев, что Джон собрался выслушать его, и сказал: – Мы искали души, всех, кого могли найти, и перемещали их сюда, в безопасное место. Оно и предназначалось как убежище.

– Город был последним убежищем, – вмешался Либетт.

– Это неправда. Есть еще одно, но оно, к сожалению, не относится к равнине. Если туман сюда прорвется, то… ситуация станет необратимой.

Джон позволил себе, наконец, осмотреть лучше сие великолепие убежища. Если ему пришлось бы, не раздумывая, описать его одним словом, то оно было бы – гавань. Нет, не потому, что здесь стояли корабли. Даже захудалой лодочки Верона тут не увидел, хотя речушка какая-то протекала. Гавань в своем функциональном смысле. Розовый закат ли, рассвет ли, простилавшийся над рябью живой воды согревал прозябшую душу. Тихий ветер, шевелящий прозрачный лесок, щекотал натянутые нервы.

В лесу разбилась деревенька. И дома выстроились таким образом, что образовывался полумесяц, на пустом месте которого находилась опушка. Эта опушка использовалась в качестве центральной площади. По вытоптанной траве Джон понял – собрания проводились здесь частенько.