Алан Фостер - Чужой. Чужие. Чужой-3

Ничего хорошего она там не видела.

II

Не лучшее из времен в худшем из мест. Ветры Ахеронта, порожденные неземными силами, беспрестанно обрушивались на бесплодную почву планеты. Они были так же стары, как и сам каменный шар. На планете не было океанов, и ветрам не с кем было конкурировать; они давно бы сгладили поверхность, если бы ни глубинные силы внутри базальтового пласта не воздвигали бы постоянно новые горы и плато. Ветры Ахеронта сражались с планетой, давшей им жизнь.

До сих пор ничто не могло помешать их неумолимому течению. Ничто не могло прекратить песчаные бури, ничто не выступало против этого господства воздуха — до тех пор, пока на Ахеронт не пришли люди и не предъявили свои права на него. Не на тот, каким он был сейчас, с окружающим пейзажем из истерзанных камней и пыли, смутно проглядывавшим сквозь желтоватый воздух, но на тот, каким он станет, когда атмосферные процессоры проделают свою работу. Сначала будет преобразована сама атмосфера — метан уступит свое место кислороду и азоту. Потом будут укрощены ветры и улучшена поверхность. В конце концов возникнет благоприятный климат, чьи проявления имеют форму снега или дождя и всего растущего.

Все это — наследство для будущих поколений. Нынешние же обитатели Ахеронта запускают процессоры и борются за то, чтобы мечты сбывались, выживая на запасе решимости, юмора и чеков на крупную сумму. Они не в силах прожить так долго, чтобы увидеть, как превратится Ахеронт в землю обетованную. Только Компания может прожить так долго. Компания бессмертна в отличие от всех людей.

Чувство юмора, присущее всем первопроходцам, живущих в трудных условиях, можно было увидеть и в колонии. Особенно ярко оно отражалось в стальном знаке, установленном на бетонных опорах рядом с крайним строением колонии:

НАДЕЖДА ХАДЛИ — Население 159 чел.

Добро пожаловать на Ахеронт.

Снизу какой-то местный остряк без официального одобрения подписал краской из пульверизатора: «Приятного Дня». Ветры не обращали внимания на эту просьбу. Частицы песка и щебня, поднимаемые ветром в воздух, изрыли большую часть стальной плиты, добавляя свой собственный комментарий красновато-коричневой краской: первые дожди породили первую ржавчину.

За этим знаком и начиналась собственно колония, небольшая горстка строений из металла и пластика, соединенных вместе переходами, которые казались слишком хрупкими, чтобы противостоять ветрам Ахеронта. Они были не так впечатляющи с первого взгляда, как окружающая местность с ее развороченными ветром каменными глыбами и осыпающимися горами, но зато почти так же прочны и намного более уютны. Они защищали тех, кто жил и работал внутри, отделяя их от частых бурь и еще слишком тонкого слоя атмосферы.

Вездеходы на высоких колесах и другая техника пробирались по открытым дорогам между зданиями, то появляясь из подземных гаражей, то исчезая в них. На коммерческих заведениях мелькали неоновые огни, рекламируя очень малочисленные, но достойные развлечения за непомерную плату, которая выплачивалась без возражений. Там, где есть крупные счета, там всегда есть и малый бизнес, руководимый мужчинами и женщинами с непомерными стремлениями.

У самой Компании не было нужды в ведении таких грошовых операций, но она с удовольствием продавала концессии тем, кто этого хотел.

За комплексом построек колонии поднимался первый атмосферный процессор. Он извергал непрерывный поток очищенного воздуха в газовую оболочку планеты. Ненужные и вредные газы удалялись химическим путем или просто сжигались, кислород и азот выбрасывались обратно в тусклое небо. Внутрь входил плохой воздух, наружу выходил уже хороший. Процесс этот был не сложным, но требовал много времени и денег.

Но сколько стоит мир? А Ахеронт был не так плох, как некоторые другие планеты, в которые вкладывала деньги Компания. По крайней мере, здесь существовала атмосфера, пригодная для переработки. А ведь улучшить состав воздуха намного легче, чем привезти его. Кроме того, на Ахеронте была погода и почти нормальное тяготение. Настоящий рай.

Огненное зарево, поднимающееся над вулканоподобным процессором атмосферы, предполагало совершенно другое царство. Символы не утратили для колонистов свой смысл. Символы только вдохновляли их на дополнительный юмор. Они не согласились бы лететь на Ахеронт только из-за погоды.

В переходах колонии не увидишь вялых тел или бледных, слабых лиц. Даже дети кажутся жесткими. Не подлые и задиристые, а сильные как внутри, так и снаружи. Здесь нет места для задир. Здесь рано учатся сотрудничеству. Дети взрослеют здесь быстрее, чем их сверстники на Земле и те, кто живет в более благоустроенных и мягких мирах. Они и их родители воспитывают себя сами, они полагаются только на себя, хотя и зависят друг от друга. Но не они первые стали такими. Их предшественники ездили в железнодорожных вагонах вместо космических кораблей.

Это помогало им считать себя пионерами, первопроходцами, что звучало намного лучше, чем цифровое обозначение их профессий.

В центре этого скопления людей и машин высилось здание, известное как блок управления. Оно возвышалось над всеми искусственными постройками Ахеронта за исключением самих станций обработки атмосферы. Снаружи оно выглядело просторным. Внутри невозможно было найти свободного квадратного метра. Приборы громоздились в углах и занимали все пространство от пола до потолка. Люди теснились ближе друг к другу, чтобы дать побольше места компьютерам и вспомогательным машинам. Во всех углах лежали кучи бумаг, несмотря на непрекращающиеся усилия уменьшить количество необходимой информации. Оборудование, вновь привезенное с завода, быстро покрывалось такими домашними царапинками, пятнами и кругами от чашек с кофе.

Двое мужчин работали в блоке управления и, следовательно, руководили жизнью колонии. Один был главный оператор, другой — его помощник. Они называли друг друга по имени. Формальности не в моде на границах миров. Если человек настаивал на титуле и фамилии и был слишком высокомерен, то он мог быстро оказаться снаружи станции без защитного костюма и коммуникатора.

Их звали Симпсон и Лидекер и трудно было сказать, у кого из них был более озабоченный вид. Оба имели выражение людей, для которых сон был редко приходящей, дразнящей гостьей. Лидекер был похож на бухгалтера, которого преследовала ошибка в уменьшении налога, сделанная лет десять назад. Симпсон — крупный тип, который чувствовал бы себя лучше, управляя не колонией, а грузовиком. К сожалению, его мозги были так же хороши, как и его мышцы, и он не сумел скрыть это от своих работодателей. На груди его рубашки вечно расплывалось пятно от пота. Лидекер сначала спорил с ним, но затем отступил.