Геннадий Прашкевич - Малый из яйца

НК: А вы слышали о гигантизме?

Сказкин: Это где про такое говорят?

НК: Был такой известный ученый Ефремов…

Сказкин: Не знаю Ефремова. Академика Угланова знаю.

НК: Ничего странного. Ефремов работал в другом институте. Изучал вымерших животных. Среди них динозавров. И считал, что были они такие огромные как раз потому, что был у них сильно развит гипофиз.

Сказкин (подозрительно): Больные, что ли?

НК: Ну, почему? Такая особенность. Никто ведь не говорит, что слоны больные.

Сказкин: Да мне все равно. Я так и решил, что клеть в зале понадобилась Угланову для одной такой животины и кузов тележки специально выгнули – под яйцо. Грузи и отправляй, куда надо. Но я-то вернулся без яйца. Меня ребята из Первого отдела скрутили прямо за бочками, где я пристроился, а потом втолкнули в клеть. Просто так три года никому не дают, даже условно. Правда? А я своего любимчика Хама кормил как на убой. Целыми днями, как обезьяна, прыгал по стенам, ломал грибы. А Хам жрал и качал мышцы. Одних рогов пудов на десять. Как ударит ливень, я залягу под его бронированный бок, одно думаю – вот заспит, зараза.

Потому и решил поторопить ребят.

Всю ночь таскал влажные ветки папоротников, огромные, как опахала. Я в Индии такие видел. Мы там с двумя греками били десятерых индусов, они продали нам дырявое опахало. Вот я и закидал ветками уснувших придурков. Кардинально закидал. Считал, что пока Солнце к ним пробьется, пока они поднимут пары в котлах, мы с Хамом уйдем. Он на волю, я – в ущелье к тележке. Первый отдел к тому времени совсем с ума съехал. Думали, наверное, что я Родину предал, а я оставался при малыше. Я, можно сказать, растил смену. Закидал низколобых влажными ветками, а бугру на спину натрусил шерстистого хвороста. Он припал мордой к стене, спит. Его бы хорошенько пнуть, он спросонья дернулся бы и проломил стену. Но как такого пнуть? Не заметит он. А поджечь вязанку хвороста… Он как танк. Он навалится на стену. Тут мы и выскочим в пролом.

Под самое утро набросал Хаму грибов, попинал под крепкий бок. Просыпайся, говорю, засранец. Подкрепись, тебе воля светит. В голову не пришло, что мне-то лично светят три года условно. Вылез из убежища и подпалил костерок на хвосте бугра. (Возможно, речь идет о виде, близком к таким динозаврам, как Ankilosaurus или Polacanthus? – Г.П.) Нехорошо, конечно, но там и без моего костерчика было, как в кочегарке. Гарью несет. Пятно Солнца еле проглядывает сквозь угарную пелену. Душно, страшно. И сразу настоящее землетрясение. Подогрел я кровь старичку. Он ухнул и подался вперед. Полетели головешки, каменная стена рухнула. Из облака пыли явились выпученные черепашьи глаза, приплюснутая, иссеченная морщинами морда.

А Хам сразу принял боевую позу.

Оказывается, трехпалый (Tyrannosaurus? – Г.П.), тоже проснулся. Сказалась душная ночь. Ветки папоротника сыграли роль пухового одеяла. Хромает за бугром, как чугунная башня. Рыжий свитер не дает ему покоя. И в довершение ко всему, показался из-за бурой замшелой спины взволнованного бугра кожаный парус, растянутый на костяных шипах (Dimetrodon? – Г.П.). Хорошо, что бугор, потрясенный ожогом, не остановился на достигнутом. Руша камни, вспахивая песок, выкидывая вбок чудовищные кривые, выдвинутые, как подпорки, ноги, он выполз из пылевого облака, как ужасная землеройная машина. Мы с Хамом отступили и бугор шумно сполз в запенившуюся, вскипевшую воду. Не знаю, выдавил ли он мимоходом глаз подводной твари, надеюсь, что выдавил. И мощно, как мшистый остров, двинулся по течению.

НК: А трехпалый?

Сказкин: Ну, чего? Он недалекий. Он похрипел, похрипел, подергал птичьими лапами. Беспомощные ручонки болтаются на груди, до носа не достают. Хам его испугал. Отступил перед его рогами…

НК: И как вы распорядились свободой?

Сказкин: А поперли вверх по осыпи. Со страха. Мне в голову не приходило, что Хам способен на такое. Думал, он рванет в лес, но трехпалый его испугал. Оба они испугались друг друга. Хам так и давил по камням. В ущелье летящие пушинки мешались с какой-то сажей. Ножища Хама взрывали скопившуюся пыль. Сходу толкнулся рогом в тележку и… исчез!

Вместе с тележкой!

НК: Вы догадывались, что это была Машина времени?

Сказкин: Да ну! Я в Бристоле видел серебряное ведро размером с бочку. Вы бы догадались, что оно под шампанское? Клещи – ладно. Бог с ними. Они СПИД не передают, но Хам-то! Я его растил. Я его кормил, подлеца…

А он?

Забравшись на плоскую скалу, нависавшую над осыпью, я долго смотрел на мрачную зеленую страну, затянутую угарным дымом. Куда мог подеваться Хам? Куда он мог укатить на этой тележке? Если к Угланову в Институт, это еще ничего. Всех не перепорет, Первый отдел не спит. Но вдруг двинулся дальше и совсем в другом направлении? Что мне-то делать? Провести всю оставшуюся жизнь в мохнатых лесах? Или построить плот и отправиться по реке? Я ведь тогда не знал, что до появления людей еще должны пройти десятки и десятки миллионов лет. Куда мог укатить Хам? Что могло мерцать в его сумеречном мозгу? Чего он хотел много и постоянно?

Да жрать он хотел, дошло до меня наконец.

Решил, наверное, что тележку тоже можно жевать. Толкнул ее на расстояние самого сильного желания. Но на сколько толкнул? На день?… На два?… На неделю?…

Я снова и снова прокручивал в голове случившееся.

Вот Хам обгоняет меня… Вот толкает рогом тележку… Да, конечно, слегка… Не на год, конечно… На расстояние ближайшего обеда… Ну, трех…

НК: И сколько вам пришлось ждать на самом деле?

Сказкин: Ну, сколько… Меня уже следователь спрашивал… Я не баклуши бил… Когда не знаешь, что делать, лучше ничего не делать, но у меня так не получалось. Бегал от всей этой допотопной шпаны. Тот, который с парусом тоже не раз пытался подняться в ущелье, но парус мешал, да и я не дремал, спустил на него камнепад. Клещи донимали. Я тайком спускался к реке, прятался за шерстистыми деревьями, путал следы. Трехпалый, гоняясь за мной, переломал кучу деревьев. Иногда кидалось под ноги верткое стадо ублюдков, которые воровали все, что им встречалось на пути. И все чаще и чаще возвращался я мыслями к мудрому бугру, сплавившемуся по реке… Разыскать его… Жить неподалеку… Завести садовый участок… Но в тот день, когда я почти решился на такой шаг, из переломанного трехпалым мохнатого леса вывалила влюбленная парочка.