Геннадий Прашкевич - Туман в ботинке

Геннадий Прашкевич

Туман в ботинке

Учкудук.

Сухой ветерок. Отвесное солнце.

Песок, кое-где прикрытый редкими кустиками ферулы.

Раскаленные камни. Бирюза, каракурты в выработанных жилах.

Дом геолога Сени Шустова стоял последним. За ним сразу начинались пески пустыни Кызылкум. К девяти утра температура в тени поднималась под сорок. Вертикально поставленные листья серебристой джидды не давали тени. А по горизонту, как в приключенческом фильме, прогуливались два-три темных смерча. Они грациозно изгибались то в одну, то в другую сторону. Можно было часами следить за их таинственными танцами.

В далеком городе Вильнюсе у Сени Шустова жил друг.

Звали друга Римантас Страздис. В студенческие времена Сеню и Римаса таскали по одному делу – запрещенная литература и все такое прочее. Но потом у Римаса жизнь наладилась. Он уехал на родину и начал преподавал в Вильнюсском университете, откуда в сорок восьмом отца, известного историка, увезли в Сибирь за «…идеализацию средневековья времен великих князей Гедиминаса и Витовта».

Вот только с Римасом Сеня и поделился сущностью сделанного им открытия.

В результате многих размышлений Сеня пришел к выводу, что планета Земля – это вовсе не остывающий сгусток бездушной материи, а некое живое, сильно чувствующее космическое существо. И чем сильней мы травим Землю ядохимикатами, чем сильней обезображиваем ее великими стройками и величественными каналами и сотрясаем взрывами атомных и водородных бомб, тем сильней она нервничает: насылает на людей неожиданные чудовищные цунами, сносит ужасными оползнями и лавинами поселки и города, сдергивает с орбит спутники и самолеты, выплевывает потоки вулканической лавы, наконец, истерично дергается в конвульсиях землетрясений. Короче, как всякое нормальное живое существо, планета Земля находится в состоянии перманентной войны с человечеством. Не хотели ждать милостей от природы, вот нам и прилетело.

Как ученый, Сеня Шустов не мог с этим смириться.

На старом служебном «газике» в свободное от работы время он гонял за смутный горизонт, за танцующие столбы смерчей – к Черным останцам.

На Земле не так уж много по-настоящему древних мест.

В этом смысле Черные останцы выглядели совсем древними.

Под каменными слоями, в плотных породах, обожженных свирепым пустынным Солнцем, таились разные допотопные тайны – безмолвный отзвук сумрачных схваток трилобитов с первыми хищниками, робкий шелест голых растений, еще не окончательно утвердившихся на илистой суше, ну и все такое прочее. Для Сени мертвые растрескавшиеся скалы были интересны другим. Здесь, в этом температурном аду, он доводил выведенную им научную формулу, способную в будущем уберечь человечество от всевозможных стихийных бедствий и катастроф.

Заканчивая письмо, полное научных выкладок, Сеня не забыл указать Римасу адрес небольшого ведомственного пансионата, расположенного в старинном русском городке на реке Великой, куда Сеню Шустова отправляли на отдых. «В связи с общим переутомлением». Местные пастухи, перегоняя по пустыне горбатых бактрианов и еще более горбатых дромадеров, не раз замечали под мрачными скалами Черных останцев Сеню Шустова.

А главное, слышали.

Черные скалы. Сумрачные пески.

А на фоне выжженного латунного неба под растрескавшимися допотопными скалами – маленький геолог, ужасной целеустремленностью напоминавший пастухам средневекового монаха.

Безумная жара, от которой балдели даже черепахи.

Медлительно пробираясь по каким-то своим делам, черепахи упирались лбами в камень и подолгу перебирали конечностями, буксуя, как маленькие плоские сковороды. Никак до них не доходило, что неожиданное препятствие можно обогнуть. А маленький геолог Сеня Шустов, расставив ноги, стоял под растрескавшимися скалами и, выбрав момент, выпаливал из ракетницы прямо в нависшую над ним расшатанную временем каменную стену.

Грохот, гром.

Шлейфы рыжей сухой пыли.

Лавина черных камней срывалась со стен. Чудовищный камнепад, высекая искры, катился с грохотом на Сеню.

– Бре-е-ежнев…жеребец!

Резонируя с рушащимися со скал камнями, выкрик Сени Шустова, то есть внезапно высвобождаемая им латентная энергия активного разумного существа сотворяла настоящее чудо.

Чудовищная лавина замирала.

Какое-то время слышался шелест песка.

Но потом и он растворялся в безумии раскаленной тишины.

Не забывайте, что на дворе стоял 1981 год, как сейчас говорят, самый пик застоя. Это лягушка Басё, прыгнув в старый пруд, разбудила вековую печаль, а в гигантской империи…

В научной литературе, объяснял Сеня свое открытие далекому литовскому другу, не раз отмечался тот странный факт, что незадолго до землетрясения даже самые дурные собаки начинают выть, а коровы мычать, а ослы заходятся в истеричных воплях, ящерицы и змеи выползают на горизонтальные плоские поверхности, – то есть каждый живой организм в меру сил и возможностей пытается выразить раздирающие его чувства.

И дело не в слепом инстинкте.

Животные, повинуясь каким-то неизвестным, но явно существующим в природе законам, стараются обратить скрытую энергию своих организмов на грозящую смертью опасность.

Правда, делают они это вразнобой.

А вот если бы вместе…

Указанную выше формулу Сеня Шустов вывел эмпирически.

Он множество раз рисковал жизнью под Черными останцами, перебирая ряд самых известных имен – от Иуды до Чингисхана, от Македонского до Цезаря, от Торквемады до Ленина. Эффективным, впрочем, оказался только указанный звукоряд. Поэтому Сеня был убежден: если бы за секунду до самого катастрофического землетрясения все коровы, петухи, собаки, лошади, овцы, а с ними, понятно, люди смогли бы прокукарекать, пролаять, промычать, проржать, проблеять, проорать это сакраментальное: «Бре-е-ежнев… жеребец!», самое страшное стихийное бедствие отступило бы.

Местные пастухи этого не знали.

«Ваш этот снова кричал, – сочувственно докладывали они парторгу Геологического управления. – Сильно кричал. Верблюды бледнеют».

Парторг был умница, он все про всех знал.

«Даже верблюды?» – понимающе переспрашивал.

«Даже верблюды».

«А чего кричит-то?»

«Болеет, наверное», – осторожно отвечали пастухи.

На том беседа и закончилась. А Сеню вызвали на ковер.

– Ты, Семен, человек беспартийный, – прямо сказал парторг. – Закатать строгач тебе не могу. Выгнать из партии тоже. Но ездить к Черным останцам тебе не надо. Ты там так кричишь, что пастухи боятся. Лучше читай вслух «Историю КПСС».