Михаил Никитин - Безрогий носорог

— В совхоз?

Нина подтвердила, что идет в совхоз.

Тогда из шоферской каюты высунулась голова в красной косынке и рука в перчатке. Голова кивнула Нине, рука сделала приглашающий жест.

— Сядайте! — сказала ей шоферша. Нина вошла в каюту, шоферша захлопнула дверцу и руки ее в черных перчатках легли на круг руля.

Машина тронулась.

— Как же это вы пешком-то, — сказала шоферша, обращая к Нине загорелое и круглое лицо. — Эдак вы в совхоз не раньше полдня дойдете?

Нина внимательно поглядела на спутницу. Лицо у нее было деревенское, веснушки не пропали еще под слоем машинной копоти, синий комбинезон не смог бы обмануть даже неопытного человека. Нина ответила вопросом.

— Вы давно в совхозе?

— С прошлой весны.

— Полтора года, — мысленно подсчитала Нина. Однако, машина быстро изменяет психику человека. Полтора года тому назад шоферша проходила пешком и десятиверстные, и двадцативерстные, и даже тридцативерстные расстояния. Теперь подобное путешествие представляется нелепым: потратить два часа на преодоление пути, который машина проходит в десять минут!.. Нет, деревенская женщина ощутила на своих руках тяжесть времени…

В каюте стало душно. Шоферша взяла руль правой рукой, а левую положила на ручку дверцы. Дверца не открылась. Шоферша прихватила зубами перчатку и, мотнув головой, быстро освободила руку.

Нина невольно ахнула: рука эта по самое запястье была покрыта морщинистыми, иссиня-красными рубцами.

Шоферша резко отдернула руку. Мертвенная бледность пробилась сквозь ее веснушки. Она всунула пальцы в перчатку и быстро выпрямилась. Лицо ее построжело. Теперь она неотрывно смотрела на дорогу.

Нине стало неловко. Она молчала, смущенно думая:

— Как нехорошо это вышло!..

Неожиданно шоферша обернулась к Нине. На глазах ее стояли слезы.

— Обгорели мои рученьки. — сказала она тихо, — обгорели мои рученьки, — повторила она медленно и певуче. Губы ее дрогнули, крупная слеза упала на комбинезон.

— Как… это случилось?.. — растерянно пробормотала Нина.

Шоферша крутнула руль, машина обошла рытвину и вновь выпрямилась.

— Прошлой осенью это было, — начала шоферша тихо и торжественно. — В нашем гараже парень один закурил возле бензинного бака. Бензин, конешно, вспыхнул. В гараже в тот час двадцать машин стояло и все в полной заправке. Ребята тут, конешно, порастерялись, — которые к машинам кинулись, которые на улицу. На меня, девушка, какая-то отчаянность нашла. Я как-то сразу порешила, — в гараже три бочонка, — взорвется бак — машинам конец. Схватила я тот бак и побежала к двери. Только успела добежать, пламя из бака вымахнуло. Я грохнулась наземь. Ребята меня, беспамятную, в больницу отнесли.

Шоферша подняла прядь волос и обратила к Нине просветлевшее лицо:

— Ты уж меня прости, девушка, то ли глаза у меня на мокром месте, то ли тяжело мне больничные месяцы дались, — только про страшные свои боли не могу я без слез вспоминать. Да ты сама посуди, — я, бывало, до того докрикивалась, что даже голос пропадал. Доктор мне успокоительное вспрыскивал и я на чуток забывалась. А как очнусь, — опять криком кричу.

Шоферша сбросила перчатки и руки ее предстали в ужасающем безобразии рубцов.

— Вот еще бабья моя слабость, стыжусь я рук своих изувеченных. Знаю, что увечье не от позорной болезни, а стыд все-таки ломит.

Огромное волнение задушило Нину. Глаза ее безмолвно просили:

— Расскажи о себе… расскажи о себе все.

— Я, девушка, так думаю, — сказала шоферша, улыбаясь мягко и слегка застенчиво, — руки мои все же не даром покалечены. Я, видишь ли, брошенка, — муж хозяйство мое решил и мне пришлось по найму ходить. Работала я на богатых мужиков днем, а ночью тоже покою не видела. Мужик, девушка, до бабьей сласти охоч, а раз он тебе шестьдесят целковых за год заплатил, то дума у него такая является, что куплена ты им со всеми потрохами. Бывало, пристанет такой бородатый козел и тут от него хоть плачь… Промаялась я таким манером четыре года, и тут доспел до меня слух: в совхоз народ набирают. Я ту пору в великую крайность вошла: то ли мне в землю зарыться, то ли в петлю лезть. От большой своей тоски пошла я в совхоз, меня на тракторные курсы приняли, я те курсы кончила и стала на земле человеком.

Шоферша протянула руку по направлению к белой линии домов, возникшей на вершине холма:

— А вот, девушка, и совхоз.

Это была вторая встреча, но по существу она ничем не отличалась от первой. Директор сидел по одну сторону стола, Нина — по другую. Кабинет был просторен, — в нем не было ни одной лишней вещи, глаз мог задержаться только на карте, которая висела над головой директора.

Выслушав Нину, директор встал.

— Вот что, — сказал он, барабаня по столу пальцами, — сейчас я еду на третий участок. Отправимтесь вместе, у них должны быть доски. Относительно клея надо спросить нашу кооперацию.

Директор надел жокейскую кепи и сунул в карман записную книжку. Они вышли из кабинета. Широкий коридор был пуст, толстый милиционер ходил по крыльцу, заложив за спину руки.

Увидев директора, милиционер шагнул навстречу.

— Одну минуту, — сказал он, дотрагиваясь до рукава директора. Они отошли в сторону и милиционер что-то зашептал.

Нина остановилась на пороге, — степной городок предстал перед ней в своем молодом величьи.

Контора стояла в центре городка, от нее во все стороны протянулись улицы, обставленные глинобитными домами. Старательно выбеленные известью, дома эти в точности повторяли друг друга.

Прямо против конторы, в невысоком, вытянутом в длину бараке, помещалась столовая. Из ее раскрытых окон доносился звон тарелок и плотный гул голосов. Был час обеда, — на широких улицах утвердилось безлюдье.

Нина сошла с крыльца. Зеленый Форд был чист и ослепительно наряден. На его подножке сидел шофер с подвязанной щекой. Он ждал, равнодушно поплевывая на сапоги. Он томился не то от зубной боли, не то от желанья мчать машину в простор, в широкое поле и в ветер.

Нине стала тягостной знойная тишина степного города. Будто угадав ее нетерпенье, директор сказал что-то милиционеру и торопливо сбежал с крыльца.

Шофер поднялся. Но ему не суждено было сегодня мчаться в простор и в ветер, — директор сказал, что он сам поведет машину.

Шофер кивнул головой, открыл дверцу и показал Нине на сиденье в глубине машины.

Нина не решилась попросить, чтобы ей позволили занять шоферское место. Рулем завладел директор. Машина тронулась. Вышка Гидростроя, дома, гараж, мастерские — все это промелькнуло мимо и тут же осталось позади.