Дейв Хатчинсон - Страх чужаков

Внешне может показаться жестокостью послать шестнадцатилетнего парня работать в таком месте, но в то время я не выказывал никаких признаков блестящей карьеры, на которую надеялись мои родители. В то время, если быть честным, я выказывал мало следов интеллекта. Поэтому отец, который учил в школе одного из гидов лагеря, замолвил за меня словечко, и на следующий день я стоял на автостоянке, глядя на те самые ворота, на которых были выбиты слова: «Arbeit macht frei».

Двенадцать лет спустя я все еще был там. Я провел много лет, изучая это место и сопровождая туристские группы. Директор музея нашел способ послать меня на обучение в Ягеллонский университет в Кракове, чтобы изучить английский. Он брал меня в Варшаву на целые недели кряду, чтобы брать там уроки по туризму. Я продвинулся с места простого мальчика на побегушках до гида и до заместителя директора, и в конечном счете, когда директор ушел на пенсию, я занял его место.

А три месяца спустя открылась вакансия в Министерстве туризма в Кракове, и я ухватился за нее обеими руками и фактически швырнул Эльжбету со всеми нашими пожитками в фургон, решив никогда, никогда больше не возвращаться.

— Должно быть, это похоже на возвращение домой, — сказал Фруки, когда мы заехали на ту самую стоянку.

— Это и есть его дом, — сказал Бартек. — Томек родом из Освенцима.

— Да? — заулыбался мне Фруки. — Правда? И на что похожи здесь рестораны?

Я уставился на него:

— Ты серьезно?

Он задумался.

— Ага, вы правы. Догадываюсь, что здесь не тянет шляться по злачным местам.

— Верно.

Я открыл свою дверцу и выбрался наружу. Другие официальные машины, лимузины, автобусы и военные грузовики заезжали за нами, заполняя автостоянку и вставая даже на обочинах дороги, что вела в лагерь.

Я осмотрелся. Прошло по меньшей мере пять лет, когда я в последний раз видел Аушвиц. Конечно, сам лагерь все еще выглядел точно таким же, и даже вид его вызвал у меня дрожь. Но мой преемник на посту директора явно не сидел без дела: новый с иголочки музейный комплекс вырос на месте того, начальником которого я побыл, хотя и краткое время. Комплекс был современным, приземистым, деловым. Здесь не надо было выглядеть красиво; место служило для обучения. Я задумался, хватило бы у меня целеустремленности, чтобы отгрохать этот новый музей.

У ворот дожидалась громадная группа людей. Я увидел среди них своего преемника, и множество городских сановников, а среди последних и свою тетю Стасю и дядю Мирека. Дядя и тетя замахали мне и я нехотя помахал в ответ.

Когда все лацертане высадились из своих «эспасов», все солдаты НАТО, Америки и Польши спрыгнули со своих грузовиков и заняли позиции, а все сановники сошли со своих лимузинов, мы все единой группой двинулись к воротам и к дожидающемуся комитету встречи.

Когда мы приблизились, снова началась процедура представлений. Брифинг-документы НАСА говорили, что лацертанам, похоже, нравятся формальности встреч и знакомств с людьми. Ясно, что и разнообразные сановники тоже этим наслаждались, что казалось сейчас уже несколько излишним.

Даже если бы мы захотели скрыть некоторые менее достойные аспекты человеческой истории, это было бы бесполезным. Лацертане, сказал мне Брайт, изучали наше радио- и телевещание, когда еще только прокладывали дорогу в Солнечную систему. К тому времени, когда мы узнали, что они идут, они уже все знали о нашей истории и все наши грязные тайны. Они видели ученые документальные свидетельства холокоста. Они смотрели «Список Шиндлера», хотя было не вполне ясно, понимают ли они различие между документальным кино и драмой — Супермеховые Животные выражал желание обсудить соответствующие бизнес-стратегии людей и лацертан с Дж. Р. Эвингом. Они, если верить Брайту, отказались отплатить дань уважения мертвым в Шоа. Они попросили отвезти их в Аушвиц.

Я был не вполне уверен, что мне об этом думать. Часть меня находила весьма унизительным, что продвинутая, путешествующая к звездам раса ощущает необходимость сделать такое. Другая часть меня чувствовала страшный болезненный стыд, что мы показываем себя лацертанам с нашей самой отвратительной стороны. Они должны знать, что здесь произошло; но нет никакой необходимости давать им экскурсию.

Но все что лацертане хотели, то они и получали. Польское правительство получило запрос — ну, реально, это был набор инструкций — и было спущено указание: найти работника министерства, способного провести группу чужаков по Аушвицу, не вызвав фатального затруднения для Человечества. В конце концов они нашли представителя, удовлетворяющего первым двум критериям.

Павлюк на совещании, продолжавшемся почти два часа, внушал мне важность удовлетворить третьему критерию. Потом Брайт ухитрился сделать то же самое примерно за одну десятую часть этого времени. Я должен показать лацертанам Аушвиц, и не должен сплоховать никоим образом.

Было решено, что участвовать в экскурсии будут только лацертане, их охрана и несколько избранных гостей. Все остальные, пока мы не вернемся, подождут либо на автостоянке, либо в зданиях музея. Когда все представления закончились, около тридцати нас прошли через ворота в лагерь.

Миновало много времени с тех пор, когда я был здесь в последний раз, и я к некоторому огорчению обнаружил, что не забыл ничего. Я решил, что единственный способ пройти через все это — относиться к лацертанам как к очередной группе туристов, поэтому я пошел слегка впереди них, тараторя свои комментарии, как я делал это же самое сотни раз прежде.

Хотя на прежнее на этот раз все было не похоже. Скажем, никто не задал ни единого вопроса. Обычно кто-то задает по крайней мере один вопрос. Лацертане же просто брели маленькой группкой, а все остальные просто тащились за ними, пока я шествовал впереди, описывая, что они видят, и что происходило здесь. Никто из людей в этой группе не казался ужасно заинтересованным, что меня раздражало. В каком-то месте я оглянулся, и увидел Фруки и Эльжбету, глубоко погрузившихся в разговор, что раздражило меня еще больше.

Хотя в одном отношении это было похоже на другие экскурсии. Никогда нельзя удержать группу туристов вместе. Они не могут все идти одним темпом. Некоторые начинают слоняться, где хотят. Некоторые отходят, чтобы посмотреть на тривиальные вещи, и отстают, а потом рысью догоняют. Некоторые просто теряются и приходится возвращаться, чтобы их разыскать.

На этот раз никто не потерялся, но когда экскурсия приближалась к своему концу, и мы возвращались в музей, группа стала все больше и больше растягиваться, пока в конце концов я и Глобальное Потепление не пошли почти бок о бок на несколько десятков метров впереди других. И в этом месте, как когда мы должны были завернуть за угол здания, один лацертанин вдруг остановился посмотреть на что-то, заставив при этом остановиться и всю группу.