Борис Шейнин - В недрах планеты

В салоне совещание.

— …Дело вот в чем, — говорит Таланин. — Это не алмаз. У этого минерала твердость алмаза, но совершенно отсутствует спокойность…

— И все же от взрыва надо воздержаться, — твердит Егоров.

Следующим работает Егоров. Загадочный минерал продолжает сопротивляться.

Теперь моя очередь. Я протягиваю руку к своему скафандру, но меня опережает Таланин.

— Ничего. Мы сами управимся.

— Я такой же член экипажа, как и все, — пытаюсь возражать я, — и наравне со всеми…

Но Таланин не дает мне закончить. Он вдруг обнимает меня.

— Дорогой мой доктор, кто тебя-то лечить будет? Вот в чем дело. Потерпи, друг!

И снова стрекочет пневматический молот. Снова работает Таланин в наполненной сдавленным газом пещере.

Наконец минерал поддается. Сначала под острием молота в нем проскакивает линия трещины… Потом отламывается кусок.

Между поверхностью камеры и кристаллом возникает небольшой зазор. Буквально игольное ушко. В прозрачной среде сжатого газа образуется завихрение, смерч… Он устремляется с грохотом в камеру.

Пока я помогаю Таланину раздеться, Егоров рассматривает частицу загадочного минерала, которую захватил с собой Таланин.

Голубовато-золотистый, похожий на алмаз кристалл вдруг начинает мутнеть изнутри. Он за несколько минут становится белым, как известь, и рассыпается в порошок.

Очевидно, этот кристалл может существовать только в условиях высоких давлений и температур…

Мы смотрим, как Егоров ссыпает на листок бумаги белый порошок.

Таланин берется за рычаги управления.

На экран видеоскопа выплывает глыба. Ее словно выплюнул корабль. Плавно покачиваясь перед носом корабля, глыба плывет, удаляясь от нас.

Автоматически включается в работу ультразвуковой бур. Это — грозное оружие. Его «снаряды» невидимы. Зато видно, как глыба, в которую они попали, исчезает, растворяется в среде сдавленного газа.

Путь свободен.

Снова сквозь темные слои базальта движется корабль. Мгновение — и нас ослепляет огненная жидкость. Кажется, что она выливается на нас с экрана видеоскопа.

— Неужели это магма? Плывем, как грешники в аду, — улыбается Егоров.

Издалека в корабль доносятся приглушенные звуки грозных раскатов. Магма так же неожиданно, как заполнила экран, исчезает. Вокруг нас базальт.

Все дальше в глубь прозрачного глобуса, установленного на приборном щите, движется сверкающий пунктир, показывающий путь корабля. Мы приближаемся к нашей цели, к таинственному барьеру… Удастся ли найти его разгадку?

Таланин напряженно всматривается в кажущийся раскаленным экран.

В моей лаборатории электронные анализаторы биотоков автоматически наблюдают за состоянием физиологических функций членов экипажа.

Движется стрелка глубиномера. 495… Стрелка доходит до деления 500. Взбирается все выше и выше… Где же барьер?

— Самое неожиданное, что барьера пока нет, — в недоумении шепчет Егоров.

Тишина настораживает.

Дрогнула и отшатнулась назад стрелка глубиномера. Замер светлячок в прозрачном глобусе. Перестает разворачиваться катушка с лентой, на которой отмечается путь корабля. Сработало аварийное устройство. Корабль останавливается.

— Давление? — Только что я слышал шепот Егорова, а теперь мне кажется, что он кричит.

— Двести шестьдесят тысяч атмосфер… — отвечает Таланин.

— Совпадает с расчетом. Температура?

— Тысяча девятьсот пять.

— Тоже совпадает. Химический состав?

— Обычный. Несколько повышена концентрация серы и кислорода.

— Для корабля это не опасно…

А на экране — раскаленные добела породы. Вот он, неизвестный барьер. Остановив корабль, приборы предупредили нас об опасности, которую не предусмотрели да и не могли предусмотреть составители программы. Что же это за опасность? Нам предстояло найти ответ на этот вопрос.

Таланин освобождает ограничитель программного устройства и сам садится за руль. Словно нехотя, преодолевая немое сопротивление механизмов, сдвигается с места корабль.

Заголосила сирена.

На пульте вспыхивает табло с изображением контура корабля. Меняются цифры, отмечающие толщину оболочки… 300… 295… 290… Это горит обшивка. Мы охвачены пламенем! С катастрофической быстротой пожирает оно тело корабля.

Таланин дает обратный ход.

Когда прекращается наконец страшная пляска цифр на табло, Таланин выключает двигатель и стирает с лица капельки влаги.

— Ничего не понимаю! — Теперь голос Егорова звучит спокойно, даже буднично, как всегда, когда особенно напряженно работает его мысль. — Ни с того ни с сего — какие-то дьявольски агрессивные соединения кислорода и серы… Можно допустить, что это активные радикалы… Но откуда им взяться на такой глубине? Любые соединения серы распадаются при восьмистах градусах… А здесь — вдвое больше…

— Давай рассуждать логично… — предлагает Таланин. — До того, как корабль вошел в эту зону, соединений не было?

— Да откуда им здесь быть! Конечно, не было…

— Так. Значит, дело вот в чем: агрессивные соединения возникли здесь лишь тогда, когда появился корабль.

— Это же абсурд!

Корабль неподвижно висит над загадочным барьером. Изменен обычный распорядок. Три дня и три ночи сжимаются в какой-то напряженный сгусток времени. Никогда еще с начала нашего путешествия судьба экспедиции не зависела до такой степени от наших решений. Ни одна самая «умная» машина не могла принять их за нас. Десятки гипотез, порой взаимоисключающих, были выдвинуты, проверены, отвергнуты.

А ответ лежал совсем рядом и, как всегда, оказался удивительно прост.

— Друзья… Поздравляю вас… — волнуясь от радости, говорит Егоров. Он торжественно разливает из термоса в полиэтиленовые чашечки горячий кофе. Экспедиция выполнила свою задачу. Тайна загадочного барьера раскрыта… В двух словах: это обычное для подобных глубин вещество, но с повышенным содержанием серы и кислорода. В месте соприкосновения оболочки корабля с этим веществом сера и кислород образуют активные радикалы — чрезвычайно агрессивные соединения, до сих пор почти не исследованные наукой.

Теперь слово за химиками, — продолжает Егоров — Будем надеяться, что они найдут способ тормозить эту реакцию, и тогда подземные корабли пойдут еще дальше, к неведомым пока глубинам планеты, к земному ядру…

— А нам… возвращаться? — спрашивает Таланин. Его лицо становится серьезным.

— Задача, поставленная перед экспедицией, выполнена.