Борис Мешарин - Посланник

— Коленька, извини. Разве я хотела тебя расстроить? — Она подошла, обняла мужа.

— Ирочка, моя Ирочка, ты-то здесь причем? За страну обидно. Я, конечно, тоже не бедный, но я пользу приношу. Я — создатель, производитель, а не перекупщик. А они? Они народ грабят. Мы с тобой сколько за эту нефть на заправках переплачиваем? Много. Хорошо, пусть много. Но где наши денежки оседают, в основном? Вот! — Он поднял палец вверх. — Не в государстве. Сейчас по телевизору муссируется хищение трех миллиардов и где? В министерстве обороны, в одной из ее дочек. Следствие ведется, а чем закончится? Обыкновенным забвением для народа — сейчас с экрана данный факт не сходит, а через месяц забудется все. Заворовалась элита и поощряется безнаказанностью. Если не работают законы государства — должен работать закон справедливости. Правильно говорил Жеглов — вор должен сидеть. И если не сидит — пусть наказание будет другим. Но! Наказание быть обязано!

Михайлов замолчал и задумался. Мысли его витали уже далеко где-то…

ХХХVII глава

Сосновский проснулся в недурном настроении. Часто на ощущения наслаивалась погода, а она походила немного на питерскую своей мокротой. Он еще не выглядывал в окно, но кожей ощущал относительную сухость вместо промозглого тумана. Включил компьютер посмотреть прогноз — и на сей раз, как обычно, ни то, ни сё. Переменная об-лачность с прояснениями, временами дождь. И солнце, и дождь оправдать этим прогнозом можно. В любое время — не ошибешься. Что за долбанутые эти синоптики — ничего толком сказать не могут. Вот уж поистине, как политики, хрен поймешь. Что в России, что здесь, в Лондоне — одна песня.

Вошел секретарь.

— Что тебе, Костя, — спросил Сосновский.

— К вам Дипломатская.

— Странно, что ей надо?

Секретарь пожал плечами.

— Ладно, зови.

Настроение испортилось. Он презирал эту русскую журналистку с украинским происхождением, хоть и встречался с ней уже несколько раз. Но тогда он был инициато-ром встреч. Когда стерва по характеру и образу действий является журналисткой — это становится опасным для общества.

Дипломатская вошла, поздоровалась. Сосновский не ответил, но сделал, пригла-шающий присесть, жест рукой. Она знала, что ей здесь рады не будут, и удивилась бы скорее обратному. Устроилась в кресле, приняв вульгарную позу, и скривила рот в ус-мешке, давая понять, что тоже не лыком шита. Начала без обиняков:

— Не плохо было бы доплатить мне соточку…

Сосновский внешне ни как не отреагировал, нажал кнопку вызова секретаря.

— Дама уже уходит, — объявил он.

Дипломатская встала, так и не сбрасывая с губ презрение.

— А вы подумайте, сэ-эрр…

«Вот, сука», — злобно прошептал Сосновский, когда она ушла.

В «своей» газетенке она опубликовала несколько скандальных статеек. Такой от-кровенной лжи не ожидал никто. Дипломатской пришлось потом давать опровержение. Но своим коллегам объяснила все просто — в запарке перепутала федералов с бандитами. Хотела описать, как бандиты держат пленников, по сути рабов, в зинданах, а получилось, что это делают федеральные войска. Извините — описка. Рейтинг популярности она зара-батывала не литературным талантом, а скандальными статейками. Умела манипулировать сторонами. Одну и ту же ситуацию могла обосрать по-разному и ловко этим пользовалась, то обвиняя федералов, то чеченские бандформирования. Конечно, российские воины иногда пускали в ход кулаки, находя отрезанные головы или вспоротые животы. Она описывала, например, избиение чеченского бандита, но ни слова о том — за что. Потом очередь менялась и на ее подленьких статейках уже «красовались» бандиты. Она не проверяла сообщенную информацию, как это делали другие журналисты, писала со слов, разбавляя свою поганую статейку на семьдесят процентов водой. Иногда усмехалась — а человек и состоит на семьдесят процентов из воды. Обычная проститутка сенсации, пишущая на заказ и поднятие своего рейтинга подонскими способами.

Несколько статеек обошлись Сосновскому в двести тысяч долларов, но ей этого показалось маловато. Понимала ли она, что ее недолюбливают все — и менты, и прокуро-ры, и бандиты, и солдаты?

Через некоторое время Дипломатскую нашли застреленной у собственного дома. Слишком много желающих — теперь усмехнулся Сосновский.

«Вот дура-баба, работала бы в своей паршивой газетенке… Нет, ей все деньги по-давай, сенсации, на виду чтобы была, на слуху. Сейчас коллеги раздуют скандал и никто не вспомнит, какой стервой была. Одним словом — проститутки все. Только и отличаются клановостью, да на смерти новую сенсацию делают».

Сосновский отогнал неприятно-навязчивые мысли. Надо бы и поработать, да только настроение изгажено. Нет, не смертью Дипломатской, а что вообще приходится вспоминать о ней. Он отвернулся от окна, вздрогнул — за столом сидел незнакомый муж-чина. Странно, как это не услышал доклад секретаря о нем, задумался, видимо.

— Извините, не расслышал кто вы и цель вашего визита? — спросил хозяин кабине-та.

— Кто я — не важно. А цель проста — вернуть награбленное, уворованное тобой имущество. Вернуть деньги России и ее народу.

Низкий металлический голос незнакомца вселял страх, но Сосновский и не такое видывал, быстро взял себя в руки. Заговорил, наклонившись вперед и раздражаясь:

— Русский… еще один воздыхатель денег. Вали отсюда, придурок, — Сосновский сорвался на крик.

Незнакомец внешне никак не среагировал, только губы слегка покривились в еле заметной усмешке.

— Пошел вон, — продолжал кричать Сосновский, одновременно нажимая на кнопку вызова секретаря. — Костя, гони этого в шею. Костя, черт возьми, куда ты пропал?

Незнакомец наблюдал с легкой усмешкой, как заметался Сосновский. Он подско-чил к двери, пытаясь открыть ее и позвать секретаря, охрану. Но, дверь, почему-то, не от-крывалась.

— Да что это такое, что, черт подери, — он продолжал дергать дверь. — Весь день на-смарку…

— Это правда — день будет непростым и длинным. Не надо хвататься за телефон. Он не работает, как не работают кнопки вызова секретаря и охраны. Кабинет закрыт, есть только я и ты.

— Да как ты смеешь?..

— Стукнуть тебя что ли, Сосновский, или сам задницу прижмешь? Надоел уже своим зудом. Сядь, — повысил голос незнакомец. — Вот так, хорошо, а теперь слушай. Ты сегодня умрешь, но у тебя есть два варианта. Первый…

— Да пошел ты… много вас тут таких было, — Сосновский искал глазами — чем бы стукнуть незнакомца. На удивление: он не испугался, по крайней мере, по нему видно не было.

— Первый, — продолжил незнакомец, — умрешь быстро. Второй — умрешь мучитель-но, очень мучительно и долго, очень долго подыхать станешь. Можешь орать сколько угодно — в здании никого нет, кроме нас.