Георгий Левин - Жизнь на обочине

— Молитесь! Святой уподобил вас!

Вот и всё, что могу рассказать тебе об этом…

Глеб замолчал и отвернулся. Я ещё долго задумчиво посматривал в угол барака. Заключённые потеснились. Там в пустом углу горела одинокая свечка. В её слабом свете были смутно различимы две человеческие фигуры. Одна была фигурой сидевшего на нарах рядом с телом умирающего человека в чёрной сутане. Вторая фигура это был стоящий на коленях Фрол. Он вдохновлено и искренне молился. Сон смежил мои веки. Я уснул.

Утром проснулся и сразу посмотрел в угол. Свечка уже догорела. Слабый свет рассвета позволял увидеть молящегося Фрола. Он был один. Вторая фигура исчезла. Растворилась в ушедшей ночи.

Хоронили умершего заключённого всем бараком. Я стоял за спиной Глеба и смотрел на свежий холмик земли. На нём Фрол устанавливал крест из двух жердей. Потом все разошлись. И потекли обычные дни. Жизни заключённых. Так и прошло полтора года.

Ночью какое-то дуновение ветерка, движение воздуха разбудило меня. Открыл глаза и осмотрелся. Сразу увидел свечу горящую в изголовье кровати Глеба. На койке сидела знакомая фигура в чёрной из лоскутов сутане и скуфье. Я шевельнулся. Знакомый взгляд бездонных синих глаз на светящемся лице поглотил меня. И я услышал голос:

— Его душа обрела покой! Он ушёл с миром! Бог простил ему все его грехи!

В этот момент и отключился. Проснулся уже утром. Ощутил, что кто-то трясёт меня за плечо. Это был "Лях". Один из наших.

— Проснись! Глеб умер!

В его голосе были страх и паника. Я спокойно встал и посмотрел на него:

— Знаю! Глеба "Астраханского" проводил в последний путь сам "Святой" отец! Я видел! Мир его душе!

Все молчали и смотрели на меня. Даже молившийся Фрол прервал свою молитву и посмотрел на меня. Потом осенил себя крестом и с посветлевшим лицом вернулся к молитве.

На зоне всё не так. Как в жизни на воле. Соблюдать христианские обычаи и хоронить на третий день после смерти не принято. Но Глеб был королём нашего мира. Патриархом. Хозяин зоны просто сделал вид, что ничего не знает. Глеба хоронили, как положено. Заупокойную молитву читал Фрол. А крест из стволов молодых сосен установил я. В последний путь Глеба провожала вся зона.

Слух о том, что Глеба проводил "Святой" разнёсся очень быстро. Лагерное начальство нам не мешало. Оно понимало, что заключённые не остановятся ни перед чем. Пойдут на всё. Даже на смерть. Но отдадут последние почести человеку, проведенному в иной мир самим "Святым". Да и жил в лагерном начальстве и конвойных страх. О судьбе людей нарушивших волю "Святого" знали. Верили или не верили? Не говорили. Но испытывать на себе не хотели. Вот и не мешали нам похоронить достойно человека. Чей последний вздох принял "Святой" Всем нам проводить его было честью. Для всех. Не зависимо от статьи, по которой сидел человек. И кем он был при жизни. Праведником или грешником? Вопроса не возникало. Всё было ясно и так.

Через три дня пришла "малява". Сход назначил меня приемником Глеба. И я занял его койку. Взвалил на себя его обязанности.

В фильмах и книгах воров в "законе", правителей уголовного мира, рисуют разными. То изуверами кровожадными. То извращенцами со сдвинутой психикой. Это всё ложь. Правитель это и есть правитель. Он отвечает за своих подданных. Так же как и правители светские. И не может жить своими эмоциями и желаниями. Он должен жить интересами своих подданных. Следить за исполнением ими законов. Быть строгим и безжалостным. Но честным и справедливым. В отличие от светского правителя могущего творить бог знает что. Не опасаясь спроса. Уголовный правитель за свои "косяки" отвечал перед сходом. Отвечал за любые не правильные дела и поступки. Отвечал строго. Вынести вопрос о его не праведных действиях и поступках на суд схода может любой член нашего сообщества.

Я не пропагандирую и не восхваляю свой мир. Когда созрел и задумался о душе? Сам принял решение и покинул его. Как это сделал Фрол и сотни, тысячи других людей сменивших его на чёрные одеяния монахов и монашек. Это противоречит ещё одной укоренившейся в сознании обывателя истине. Якобы добровольно преступный мир покинуть нельзя. Но здесь нужно понять разницу между преступным и криминальным миром. Она очень большая и это совсем разные понятия. Хотя часто по незнанию или специально их смешивают вместе. Но это совсем другой рассказ. И не об этом я веду речь.

Как неоднократно судимый свой срок 10 лет отсидел полностью. Весной следующего года на могиле Глеба появился росток берёзки. Через три года после смерти Глеба провожал выходившего на свободу Фрола. Он отсидел свой срок. Вот пришёл на наш погост проститься с могилой Глеба. Его и встретила берёза. Это было уже стройное дерево с густыми ветвями. В этом не было чего-то особого. Кроме одного. Эту березку никто здесь не сажал. Да и в этих местах она была единственной.

Фрол уходил в большой мир. Он отсидел 12 лет. Как и положено протянул ему пачку денег и перечень адресов. Там его примут, накормят, обогреют и помогут. Это был дар нашего мира своим. Но он принят не был. На свободу уходил не известный в нашем мире Фрол "Бешенный". Уходил совсем другой Фрол. Человек с добрым взглядом и кротким нравом готовый всё отдать людям. Принять за них муки. Разделить их боль и горе. Этот новый Фрол посмотрел на мою руку с деньгами и адресами. Улыбнулся и отрицательно покачал головой. Потом осенил меня и провожающих его крестным знаменем. Поклонился всем. Повернулся и ушёл.

Я ещё долго стоял и смотрел ему вслед. В какой-то момент мне почудилось, что перед крепкой фигурой Фрола шагает седой старик. Он был одет в старую из одних латок рясу и такую же потёртую скуфью. Закрыл глаза. Потряс головой. Отгоняя наваждение. Когда открыл глаза и посмотрел на дорогу, то увидел туже картину. От зоны удалялись виденные мной до этого две фигуры. Скосил глаза. Посмотрел на остальных провожающих. Спросить не решился. Но их выражения лиц и удивлённые взгляды говорили без слов. Я и они видел "Святого"! Я его видел не в последний раз в своей жизни. Но об этом не знал.

Через год пришедший этап привёз весть о принявшем монашеский обет брате Никоне. Этого монаха я знал под именем Фрол.

Шли годы. Берёзка на могиле Глеба крепла и тянулась вверх. Трескучие морозы, ветры так ничего и не смогли сделать с ней. Окончился мой срок. По уже установившейся традиции пришёл на погост проститься с Глебом. Его могилы уже не было видно. Но могучая берёза провожала меня. Она так и стояла одиноко. Обнял её ствол на прощание и её ветви коснулись меня. Мне почудилось, что это Глеб простился со мной. И я ушёл. Через пять лет ту зону закрыли. Она и её легенды ушли в прошлое. Молодые уже не помнят и не знают ничего. Ни об этой зоне. Ни о других поглощённых временем забытых зонах. Они умерли со своими легендами.