Тесс Герритсен - Химера
Затем Эмма услышала Джека. Он плакал.
– Джек, – тихо проговорила она, – я люблю тебя. Я не знаю, почему мы разошлись. Но уверена – во многом виновата я.
Он вздохнул:
– Эмма, не надо.
– Как же это глупо! Почему бы не сказать об этом раньше? Возможно, ты считаешь, я говорю тебе это потому, что должна умереть. Но, Джек, честное слово, правда в том…
– Ты не умрешь. – Он повторил это снова, со злостью в голосе: – Ты не умрешь.
– Ты же слышал, что сказал доктор Роман. Ничего не помогло.
– Помогла барокамера.
– Ее не успеют сюда доставить. А без КАСа я не смогу попасть домой. Даже если мне позволят вернуться.
– Должен быть выход. Ты сможешь создать эффект гипербарокамеры. Это помогло инфицированным мышам. Они остались живы, так что это уже кое-что. Только они и выжили.
«Нет, – вдруг поняла Эмма. – Не только они».
Она медленно обернулась и посмотрела на люк, ведущий в Нод-1.
«Мышь, – вспомнила она. – Жива ли та мышь?»
– Эмма!
– Оставайся на связи. Я хочу кое-что проверить в лаборатории.
Она пересекла Нод-1 и скользнула в американскую лабораторию. Здесь тоже пахло запекшейся кровью, и даже в полумраке Эмма видела темные пятна на стенах. Она подплыла к отсеку с животными, вытащила клетку с мышами и посветила внутрь фонариком.
Луч выхватил жалкое зрелище. Мышь с раздутым брюхом билась в агонии, лапки молотили по воздуху, открытая пасть жадно заглатывала воздух.
«Ты не можешь умереть, – думала Эмма. – Ты же выжила, ты же исключение из правил. Доказательство того, что у меня еще есть надежда».
Мышь сжалась, ее тельце скрючилось в агонии. Струйка крови показалась между задними лапками, распадаясь на кружащиеся капельки. Эмма знала, что будет потом: последний приступ – и мозг превратится в кашу переваренных белков. Она видела новую порцию крови, запачкавшую белый мех на задней части мышиного тельца. А потом Эмма увидела что-то розовое, выглянувшее между задними лапками мыши.
Оно двигалось.
Мышь снова задергалась.
Из нее выскользнуло извивавшееся безволосое розовое тельце. От брюшка тянулась блестящая ниточка. Пуповина.
– Джек, – зашептала она. – Джек!
– Я здесь.
– Мышь… самка…
– Что с ней?
– Три последние недели она неоднократно контактировала с Химерой, но не заболела. Она единственная выжившая мышь.
– Она до сих пор жива?
– Да. Думаю, я знаю почему. Она была беременна.
Мышь снова начала корчиться. Появился еще один мышонок, блестящий от крови и слизи.
– Должно быть, это случилось, когда Кеничи посадил ее в отсек с самцами, – продолжала Эмма. – Я не следила за ней. Я не думала…
– Почему беременность так подействовала? Почему она защитила ее?
Эмма плавала в полумраке, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Недавняя работа в открытом космосе и шок от смерти Лютера истощили ее. Она знала, что Джек тоже без сил. Два усталых разума против бомбы с часовым механизмом – ее болезни.
– Так-так. Давай подумаем о беременности, – предложила Эмма. – Это сложное физиологическое состояние. Это больше, чем просто вынашивание плода. Это изменение обмена веществ.
– Гормоны. У беременных животных повышается уровень гормонов. Если сымитировать это состояние, можно понять историю этой мыши.
«Гормональная терапия». Эмма вспоминала все химические вещества, циркулирующие в теле беременной женщины. Эстроген. Прогестерон. Пролактин. Хорионгонадотропин человека.
– Противозачаточные средства, – подсказал Джек. – Можно сымитировать беременность с помощью противозачаточных гормонов.
– У нас на борту ничего подобного нет. Они не входят в состав аптечки.
– Ты смотрела в личных вещах Дианы?
– Я бы знала, что она принимает контрацептивы. Я же врач.
– Все равно проверь. Проверь, Эмма.
Она выскочила из лаборатории. В российском рабочем модуле Эмма начала просматривать ящики с личными вещами Дианы. Она чувствовала себя виноватой, копаясь в личных вещах другой женщины, пусть даже уже умершей. Среди аккуратно сложенной одежды она обнаружила секретный запас конфет. Эмма и не знала, что Диана была сладкоежкой, и многого о Диане она уже никогда не узнает. В другом ящике Эмма нашла шампунь, зубную пасту и тампоны. Противозачаточных таблеток не было.
Она захлопнула ящик.
– На станции нет ничего из того, что можно было бы использовать!
– Если мы запустим шаттл завтра… если мы доставим тебе гормоны…
– Запуска не будет! И даже если тебе удастся послать сюда целую аптеку, все равно потребуется три дня!
Через три дня она, скорее всего, умрет.
Эмма вцепилась в запачканный кровью шкафчик, дыхание участилось и стало затрудненным, мышцы напряглись от отчаяния. От безысходности.
– Тогда подойдем к проблеме с другого конца, – предложил Джек. – Эмма, оставайся на связи! Мне понадобится твоя помощь.
Она резко выдохнула:
– Я отсюда никуда не денусь.
– Почему гормоны так действуют? Каков механизм? Мы знаем, они химические сигналы, внутренняя система связи на клеточном уровне. Их воздействие заключается в усилении или подавлении экспрессии генов. Они меняют программу клеток… – Джек говорил сбивчиво, надеясь только на то, что поток сознания принесет его к правильному ответу. – Чтобы гормон работал, ему необходимо связаться с определенным рецептором в клетке-мишени. Он, как ключ, ищет подходящую скважину. Возможно, если мы изучим данные «СиСайенс», если сможем выяснить, какие еще ДНК доктор Кёниг привила геному этого организма, мы узнаем, как остановить размножение Химеры.
– Что ты знаешь о докторе Кёниг? Над какими еще исследованиями она работала? В этом может скрываться разгадка.
– У нас есть ее резюме. Мы видели ее работы об археонах. Остальное для нас загадка. Такой порядок в «СиСайенс». Мы продолжаем откапывать новые сведения.
«На это уйдет драгоценное время, – подумала Эмма. – А у меня его осталось не так много».
Она так крепко вцепилась в шкафчик Дианы, что теперь ее руки ныли. Эмма отняла руки и поплыла прочь, словно ее уносил поток отчаяния. Вырвавшись из шкафчика, некоторые вещи Дианы принялись плавать в воздухе. Доказательства любви Дианы к сладкому: плитки шоколада, драже, засахаренный имбирь в целлофановом пакете. Именно он вдруг привлек внимание Эммы. Кристаллизованный имбирь.
Кристаллы.
– Джек, – сказала она, – у меня появилась идея.
С бешено колотящимся сердцем Эмма вынырнула из российского рабочего модуля и направилась назад, в американскую лабораторию. Там она включила компьютер с базой данных полезной нагрузки. В полумраке модуля монитор излучал зловещий янтарный отсвет. Она открыла список папок с данными экспериментов и кликнула по названию «ЕКА». Европейское космическое агентство. Здесь были все протоколы и справочные материалы, необходимые для управления экспериментами агентства.
– Эмма, что ты задумала? – раздался в наушниках голос Джека.
– Диана работала над выращиванием белковых кристаллов, помнишь? Фармацевтические исследования.
– Из каких белков? – поинтересовался он, и Эмме не стало ясно: он прекрасно понял, о чем она думает.
– Просматриваю список. Их тут десятки…
Названия белков мелькали на экране, сливаясь в сплошной поток. Курсор замер на элементе, который она искала, – хорионический гонадотропин человека.
– Джек, – тихо позвала она, – кажется, я выиграла немного времени.
– Что ты нашла?
– ХГЧ. Диана выращивала кристаллы. Мне придется войти в декомпрессионный отсек. Кристаллы находятся в модуле ЕКА, а там – вакуум. Но если я начну понижать давление прямо сейчас, я добуду кристаллы через четыре-пять часов.
– Сколько ХГЧ на борту?
– Сейчас проверю. – Эмма открыла файлы эксперимента и быстро просмотрела сведения о количестве.
– Эмма!
– Оставайся на связи! Здесь уточненные данные. Я ищу нормальный уровень ХГЧ при беременности.
– Я могу посмотреть.
– Нет, нашла. Так, если я растворю кристаллическую массу в изотоническом растворе… мой вес сорок пять килограммов…
Эмма вводила цифры. Она сильно рисковала. Не зная, как быстро усваивается этот гормон, какой у него период полураспада. Ответ наконец появился на экране.
– Сколько доз? – спросил Джек.
Эмма закрыла глаза. «Этого мне надолго не хватит. Это меня не спасет».
– Эмма!
Она вздохнула. Как будто всхлипнула.
– На три дня.
Источник
25
Было без пятнадцати два ночи, и глаза Джека застилала пелена усталости, а слова на экране компьютера то и дело расплывались.
– Должно быть что-то еще, – сказал он. – Ищи.
Сидевшая за клавиатурой Гретхен Лиу расстроенно взглянула на Джека и Гордона. Вызвав сюда, они разбудили ее, и поэтому Гретхен приехала без обычного телевизионного макияжа и контактных линз. Им еще не доводилось лицезреть обычно элегантную сотрудницу по связям с общественностью в таком виде. И в очках, увеличивавших ее узкие глаза.
