Инна Зинченко - Превратности судьбы и недоразумения

Он смутился, и мне стало неловко. Но извиняться я и не подумала! Нет, пусть он чувствует свою вину, пусть даже и нет никакой вины!

— Извини, я не подумал, что здесь холодно. — Начал оправдываться он. — Я-то привык. Ну, подожди, сейчас станет теплей.

— Да уж было бы неплохо, иначе я околею в этом склепе! — Продолжала я ворчать. — Или заболею. Заболею и умру.

Похоже, этот наивный парень испугался. Меня бы такие заявления скорее вывели бы из себя, но уж никак не испугали бы. Я улыбнулась, чувствуя своё над ним превосходство. Пусть ты у нас и Бог без пяти минут, но ничего ты не можешь сделать с рыжей, противной девкой, у которой и достоинств-то никаких нет, кроме отвратительного характера и сомнительного дара! От этих мыслей мне стало теплей, или воздух действительно стал нагреваться?

Я принюхалась. Удивительно! Пахло клубникой! Быть этого не может! Какая здесь клубника, откуда? Я остолбенела. Упорно боролось с галлюцинацией, отчего она становилась ещё ярче. Сомнений быть не может — клубника! Тирто наблюдал за мной и, кажется, был доволен произведённым эффектом.

— Хороший запах, да?

Я кивнула. Хороший — это не то слово, знакомый! Хорошо знакомый. Сразу вспомнилось лето на даче у бабушки, когда я ползала по клубничным грядкам, выискивая спелые красные ягоды. Кузнечики стрекочут, бабочки над цветами порхают и воздух, воздух пахнет клубникой. И мир прекрасен до невозможности! Бабушка ругается и требует, чтобы я не ела немытую клубнику. Но мне тогда, в детстве, казалось, что так вкусней — прямо с грядки, немытую есть. А потом расстройство желудка и причитания бабули, отвары из трав и лекция на тему почему, всё-таки, нельзя есть немытые фрукты. Показалось даже, что я слышу её голос…

— Это там. — Он указал на дверной проём.

Дальше мне уже ничего не надо было говорить. Я рванулась в указанном Тирто направлении.

Яркий свет, не имеющий определённого источника. Тепло. И никакой клубники, чего и следовало ожидать. Везде, где только можно, стройными рядами стояли полупрозрачные… как бы это назвать? Ага, саркофаги! Да, да, за мутноватым стеклом, или, что это такое, угадывались человеческие силуэты. Может быть, это и в самом деле склеп? Я глубоко вздохнула. Подошла к одному из «саркофагов» и осторожно дотронулась. Поверхность казалась мягкой. Этот материал напоминал тот, из которого была сделана таинственная пробирка. Тирто внимательно наблюдал за мной, наслаждаясь произведённым эффектом. Я осматривала загадочное хранилище тел, пытаясь рассмотреть сквозь мутную поверхность черты тех, кто находится внутри. Сомнений быть не может — это гело!

— Пустышки. — Объяснил Тирто.

Точно, как я сама-то до этого не дошла! Вот они — клоны, готовые к употреблению! Хранятся здесь уже сорок тысяч лет, а всё, как новенькие! Я попыталась открыть один из «саркофагов», но ничего у меня не получилось.

— Ты не знаешь, как это открывается? — Поинтересовалась я без всякой надежды у Тирто.

— Зачем тебе это? — Спросил он настороженно. — Не надо их трогать!

— Тебе не интересно?! — Я искренне недоумевала. — Им же по сорок тысяч лет! Неужели не хочешь посмотреть?

Он поморщился и отвернулся.

— Видел я их уже. Мне не понравилось.

Ах, да, конечно же, видел! Я вспомнила пустышку, которая завывала около нашей берлоги. Но тут-то совсем другое дело! Здесь «пустышки» лежали дружно в ряд, надёжно упакованные и дожидались своей очереди на воскрешение. Сорок тысячелетий дожидались и не факт, что когда-нибудь это случится. Что-то мне в них не нравится, только не могу понять, что именно.

— Ты хочешь их оживить? — Встревожено поинтересовался мой спутник.

Я не знала, чего я хотела в тот момент, просто было любопытно и всё. Ах, до чего же трудно бороться с искушением!

— Не трогай! — Стальным голосом, которого я никогда от него не слышала, приказал Тирто. — Им здесь не место!

Он чувствовал то же, что и я. От этих тел шла угроза. Но какая? Что могут сделать эти бездыханные тела? И, даже, если их оживить, они ни на что не годны. Ну, появится ещё одна воющая тварь, и что с того? Как появится, так и исчезнет — местные хищники постараются, к примеру, те же курдыры. Но мой друг рассуждал иначе.

— Мне они не нравятся, сам не знаю почему. Я чувствую, что они опасны.

Я хотела, было, объяснить ему, что здесь обитают твари и поопасней, чем безмозглые клоны, но упрямый осёл ничего не хотел слушать, хоть кол на голове теши! Никогда ещё он не был со мной настолько принципиальным. Это что-то новое в его репертуаре. Нет — и всё тут! Что его так пугает? Да самые обыкновенные консервы, заготовленные впрок, если уж на то пошло. Консервы есть, а консервный нож отсутствует. Я рассмеялась. Какая нелепая ситуация! Земляне бы в такой ситуации вели бы совершенно иначе, нежели друг мой Тирто. Вскрыли бы мигом, не задумываясь о последствиях. Знаю я своих сопланетников — народец чересчур любопытный.

Я ходила вдоль ровных рядов этих «консервов» и пыталась разгадать загадку — как же сей ларчик открывается? Тирто стоял в сторонке и сердито пыхтел. Он уже не рад был, что привёл меня сюда. Раньше надо было думать! И вдруг!..

Я остолбенела. В одном их «саркофагов» лежал кто-то даже отдалённо не напоминающий гело! Какое-то тёмное большое тело. Да и «саркофаг» этот был гораздо больше остальных. Я не могла ничего рассмотреть сквозь мутную стенку, но даже она не мешала мне заметить, что существо, находящееся там, ничего общего с вымершими обитателями Ринты не имеет! Животное? Не похоже. Да и кому нужно так хранить животное? Любовь к домашним питомцам — это я понимаю, но сомневаюсь, чтобы гело были настолько сентиментальными — непохоже на них это.

— Тирто, — позвала я, расстроенного почти до слёз, парня, — иди сюда!

Он и не думал подчиняться.

— Да иди же сюда, говорю!

Он тряхнул головой, как норовистая лошадь и остался на своём месте. Что? Бунт на корабле? За ноги и на рею! Смотри-ка, взбрыкнул! Я стала терять терпение. Не хватало мне его еще, и уговаривать, как красну девицу! Назвался моим верным рыцарем — терпи мои взбрыки и капризы — это я понимаю под словом любовь. И не раздумывать! Я же не раздумываю, Соф бы сказал, что думать мне просто нечем, но он относится ко мне предвзято.

— Немедленно иди ко мне! — Голос мой зазвенел от возмущения.

Делать нечего, пришлось ему смириться. Медленно, словно на плаху, он подошёл ко мне, глаза в сторону отвёл. Скоро и он начнёт на меня бросаться. Умею же я выводить мужиков из себя! А ведь это тоже дар! Попытался бы кто-нибудь вывести из равновесия громилу Ирфа! А я смогла, а я сумела! И не побоялась и живой — невредимой осталась — вот!