Алессандра Матрисс - Письмо Потомкам

Цахес резко привстал на постели, зажимая нос. Черная кровь хлестала так, что я даже испугалась.

Но потом вспомнила, ему это всё равно, он почти такой же, как и геммы…

Потому что Цахес смотрел на меня золотыми глазами.

Последнее па

– Ты тоже хороша! Они подумали, что я – гемма, и решили меня убрать. Совсем от страха спятили или повод нашли! – Орал на меня Цахес через полчаса. Мы сидим в беседке, пьём чай и пытаемся вести переговоры, что не очень то и выходит. Краем уха я выслушиваю его претензии, а сама наслаждаюсь чаем.

Он вкусен, как и всегда. Настоящий, листовой, заваренный дважды родниковой водой. Терпкий его аромат раскрылся, и теперь воздух пахнет смолой и лесом…

Я закрываю глаза и лечу…

– Ты чего молчишь? – вылавливает меня из воспоминаний Цахес и гневно обливает кипятком.

Обожженная кожа местами краснеет, наливается, и тут же боль пожирается вечно голодным вирусом. Я слегка морщусь от зудящих ощущений, но в ответ Цахесу хищно улыбаюсь, приоткрывая клыки. Через пару секунд я молча вытирала себя салфеткой.

– Да тебя хоть в кислоте купай! – Рычит он гневно и рассматривает себя в зеркало. – Дура ты… Ну кто тебя просил делать мне такие глаза?

Я смотрю в его расплавленное золото и, поджав губы, надменно произношу:

– Чтобы ты знал своё место.

…это тело ему создали в Империи под моим чутким руководством. Я по крови передала информацию и вложила в него вирус, делающий его бессмертным. Но он не гемма, мои дети более совершенны. Притом, его разум вряд ли сможет отказать себе в плотских удовольствиях. Поэтому Император всего лишь бессмертный человек.

– А ты не боишься, что я выделю вирусную клетку и снесу твою уникальность напрочь? Разгадаю твой секрет? – Он всё ещё стоит ко мне спиной, прихорашивается у зеркала. Пусть и не признает, но я знаю – ему нравится цвет его новых глаз.

– Ты наивный, неужели ты не подумал, что я сделаю всё, чтобы уберечь… гхм… свою уникальность? Стоит тебе только попробовать, как… – Я щелкаю пальцами, и Император валится на пол в приступе. Захлебываясь пеной, он воет протяжно от боли, тело его крутит и выворачивает.

Через минуту я отпустила его сознание, сама же подошла и вытерла его лицо от пота и розоватой пены мокрой салфеткой. Он прижался ко мне, молча и без упреков.

Так надо.

Это необходимо и мне, и ему.

– Помнишь, почему я назвал тебя так в своём сознании? – хрипло выдавливает слова одно за другим.

– Помню – улыбаюсь печально я.

– Ты заменила мне мать. Ты сохранила мне жизнь и вмешалась в судьбу этого мира, – вспоминает Цахес, приподнимаясь с пола. – Тогда я был слишком юн, чтобы принять правду, а сейчас ты – единственное, что осталось неизменным за эти пятьсот лет. Ты как якорь, который прибивает меня и мою развязность.

– Но, тем не менее, в твоей хваленой Империи бардак, дорогой.

– Больше не будет.

Он молча подвел меня к витражному окну напротив столика. Мгновение я наблюдала, а потом отшатнулась в ужасе.

Сквозь прозрачные цветные стекла я наблюдала смерть. Небольшое подобие Африканской резни.

Двадцать или даже больше, я не считала, обнаженных людей… Они стояли ровной линией, ко мне спиной, уродливые старые люди. Они были размыты, но я знала – это вельможи двора Императора. И один за другим они подходили к кремационной шахте и прыгали вниз с криками, которых я не слышала. Но знала об этом.

– Они предали меня. – Начал было он, но я закричала:

– Всего лишь глаза, Цахес! Всего глаза и ты уже… Они просто испугались!

– Ты слишком человечна, дорогая. Они предали меня не с приходом Нового Императора, они и их предки предали меня уже давно. Я думал, что всё хорошо, что я сам себе хозяин. А оказалось, я всего лишь их марионетка.

Он присел на кресло, отхлебнул чай и замер. Слова давались ему нелегко.

Марионетка?

– Они чистили моё сознание каждый раз, хотя сами поклялись лелеять его драгоценность и монолитность. Даже самые близкие люди меняли мои воспоминания, как хотели. Мое бессмертие было заключено в резервной памяти, на которую я возложил множество паролей и ключей. Сейчас она во мне. – Он с ненавистью ещё раз посмотрела за окно, где вершился суд. – Какой из меня был Император, если я всего лишь кусок мозаики?

– Уильям… – Я прижала его к себе, как ребенка. Теперь я до конца поняла всё твое состояние, всю твою боль. А ведь всё не верила в твою благодарность. Как такой циничный человек может мне быть благодарен?

– Я вспомнил тебя еще ребенком, когда ты приходила к моему отцу. Он всё говорил, что создал сам величайшее зло этого мира. Что ты мерзкая… Как бы он теперь смотрел на тебя, какими глазами?

– Никак. Плюнул под ноги и всё. Он злился, когда мы часто с тобой играли в саду. Тебе было тогда лет семь. Но потом всё изменилось… – Я выдержала паузу. – Ты сам стал копией отца.

– Ульяна, наверное, я сейчас так пал в твоих глазах? Ною, не переставая.

Я погладила его по волосам, распуская пряди. Посмотрела на него, как смотрят матери.

– Нет, Уильям, что ты… Просто и мы, выкидыши, не лишены сентиментальности. С каждым годом воспоминания всё острее и чётче. Отсеивается лишнее, остается одна лишь боль. Мы…

Но я не договорила – постучались в стену. Резное монолитное дерево распахнулось двумя створками, и в проеме возник незнакомый мне человек. Это был миловидный светловолосый юноша, одетый во дворцовую униформу. Он вежливо поклонился мне и сказал то, от чего мое сердце разбилось надвое.

– Пьедестал готов. – И встал в сторону, ожидая моего выхода. Да, всё готово… Исход я решила провести сегодня же, не выжидая назначенного времени.

Сжав руки в кулаки, я посмотрела на Императора.

– Ты сейчас похожа на школьницу, которая несет домой дневник с двойками. – Улыбнулся натянуто он в ответ, но в глазах я читала одно.

Ненависть и жалость.

– Я сама себя ненавижу в такие моменты, можешь не стараться. – Поклонилась ему я и направилась вслед за придворным.

Он вел меня тайными коридорами, освещенные розоватым светом. Каждый шаг отзывался ударом, каждый вздох был тяжел для меня. С каждой минутой я приближалась к неизбежному. Древние камни словно кричали, плевались и осыпали проклятиями.

Это шизофрения, детка…

Я в ужасе остановилась на мгновение возле одного из многочисленных зеркал. Из его глубины на меня смотрела первозданная Ульяна, какой я уже давно не была.