Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

Овесян был женат. Его жена, в свое время знаменитая летчица, установившая один из мировых рекордов и впоследствии потерявшая руку, десять лет назад подарила ему двух дочек-двойняшек. Их звали Сашей и Олей. Овесян души в них не чаял и звал обеих, неотличимых друг от друга, Сашоль. Семья для Арамаза была священной, а потому все более ясное чувство к нему Маши Веселовой и собственное его влечение к ней не на шутку начинали тревожить его.

Стараясь отдалиться от своей помощницы, он даже остыл к проблеме искусственного солнца. Но Маша, почувствовав это, с чисто женской находчивостью и интуицией принесла академику фронтовую тетрадь своего отца…

Маша не ожидала, что Амас Иосифович так остро воспримет идеи Ильина. А он увидел в них новую периодическую систему состояний микрочастицы. Всего только одной микрочастицы или двух, если считать еще и зеркальную античастицу!.. Десятки постулатов, которыми Овесян пользовался как необходимыми средствами обоснованного мышления, ставились под сомнение, их требовалось или доказать с новой точки зрения, или отбросить. Первым отвергался возведенный в догму «принцип неопределенности». Крушение всех знакомых основ потрясло Овесяна.

Маша не думала, что Овесян все-таки сможет согласиться с концепцией, которой противостоял всю жизнь. Однако у нее зародилось сомнение, когда она навестила больного руководителя. Он увлеченно нарисовал перед Машей необычайную картину возможностей, вытекавших из новой теории. Неужели он готов был ее принять?

Но сама Маша принять эту теорию не могла. Она была заманчива своей простотой, но именно эта простота и отталкивала. Маше, преклонявшейся перед сложностью физических процессов, казалось невероятным, чтобы в основе их была такая простота. Ей казалось это чуть ли не кощунством. И она не верила, что Овесян всерьез, а не в запальчивом увлечении может стать на сторону таких идей.

Маша ошиблась. Однажды ей привелось убедиться в этом на знаменитой, вошедшей в историю физики лекции академика Овесяна, которую он торжественно прочитал в актовом зале университета в традиционный «день науки».

Он еще не чувствовал себя вполне здоро!вым, но от права своего выступить не отказался. Никто не знал, о чем будет говорить академик, но все были уверены, что он увлечет за собой и пылкие и трезвые умы.

Академик Овесян, бледный и осунувшийся, с почти прежней легкостью взбежал на кафедру и оглядел притихший зал. Проведя рукой по взъерошенным, но теперь уже белым волосам, он начал так:

– В ежегодный «день науки» у нас повелось говорить с этой кафедры о наиболее значимых вопросах познания. Пусть я удивлю своих слушателей, однако я не только продолжу эту традицию, но использую эту почтенную кафедру для сугубо личных целей. Не думайте, что мне легко будет сказать сейчас всем своим ученикам и уважаемым коллегам, что в течение тридцати лет научной деятельности я был не прав в основных вопросах.

В зале пронесся шорох удивления. Люди переглядывались, не понимая, что означают эти слова.

– И тем не менее я был не прав, – повторил Овесян. – Я был не прав, отвергая любую попытку подойти к решению проблемы микрочастиц с наглядными схемами. Альберт Эйнштейн верно говорил, что история решения проблемы микрочастиц являет собой величайшую драму идей. Да, драму идей! Идеи, которые я с упрямой убежденностью исповедовал, оказались неверными. Вы сами понимаете, что мне было очень нелегко прийти к этим выводам. Но я вспоминал, как до меня в подобной ситуации поступил уважаемый всеми физик с мировым именем профессор де Бройль. С кафедры Сорбоннского университета он провозгласил то, что ныне я провозглашаю здесь перед вами. В основе физических представлений должна лежать наглядность, которую нельзя закрывать математическими построениями, как бы они ни были красивы.

Я сам когда-то дал отрицательный отзыв на работу никому еще не известного физика-теоретика Ильина, которая ныне представилась мне совсем в другом свете.

Всякая теория в науке плодотворна только тогда, когда она открывает новые дали, а не заводит в безвыходные тупики. И если посмотреть на два направления в развитии теоретических взглядов, то можно понять де Бройля, который покинул лагерь так называемых ортодоксов, чтобы не оказаться в числе рутинеров. Я не боюсь теперь отнести это к самому себе.

Дальше академик с присущим ему блеском изложил аудитории суть теории Ильина.

– Все состояния микрочастиц укладываются в стройные ряды. Переход из одного состояния в другое так же закономерен, как и превращения атомов в таблице Менделеева. И если нынешнюю ядерную физику можно назвать «современной алхимией», то выводы из теории Ильина подсказывают появление грядущей «алхимии микромира». Эта новая наука постигнет способы превращения одних микрочастиц в другие.

Однако не только это кажется мне главным в теории Ильина. Наибольший сюрприз таят в себе не клетки, в которых разместились все возможные состояния микрочастиц, а промежутки между ними.

Снова шорох пронесся по залу.

– Я объясню, в чем дело. Приняв предложенную Ильиным наглядную картину, мы заведомо признаем, что микрочастицы существуют и могут существовать только в тех состояниях, когда они не излучают. Но почему так? Для окружающего нас вещества, для всех знакомых нам его форм отсутствие излучения естественно. В противном случае мы не смогли бы появиться среди этого вещества. Но откуда следует, что во вселенной микрочастицы находятся только в таких энергетически компенсированных состояниях? Ведь мир наполнен излучением. Существует всемирное излучение, источником которого служат звезды. До сих пор считали, что они горят из-за термоядерных реакций, якобы происходящих на них. Но так ли это?

Овесян оглядел пораженных слушателей и повысил голос:

– Да, вовсе не обязательно, чтобы энергия звездного излучения была только такого происхождения! Звезды можно представить себе состоящими из микрочастиц, находящихся не в устойчивых, а в переходных, энергетически некомпенсированных состояниях! Надо только допустить, что частица в таком активном своем состоянии естественно излучает, «худея» при этом. Она перестанет излучать и «худеть», когда достигнет одного из тех пассивных состояний, которые указал Ильин в своей периодической таблице. Из них самыми устойчивыми в электромагнитном и в механическом отношении являются протоны и электроны.

И снова Овесян с вызовом оглядел аудиторию:

– Кто сказал, что пассивные состояния микрочастиц абсолютно устойчивы, что нет способа вывести частицы из этих состояний, заставить их последовательно переходить из одного состояния в другое, менее энергоемкое, по пути излучая энергию? Именно здесь уместно выражение Эйнштейна о тождественности массы и энергии. – И, подойдя к доске позади кафедры, Овесян написал: «Е = МС2». – По-видимому, излучение звезд, всемирное излучение, скорее всего является продуктом естественного проявления активных микрочастиц, всегда переходящих из одного состояния в другое. И я назвал бы эту энергию внутренних связей микрочастиц вакуумной энергией. Величина вакуумной энергии непостижимо велика, во многие миллиарды раз больше термоядерной энергии, которой мы готовы были приписать причину свечения звезд. Таким образом, сроки старения вселенной должны быть в корне пересмотрены.