Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

Вошел секретарь и доложил, что звено самолетов во главе с летающей лодкой Дмитрия Росова уже вылетело и направилось к месту поисков. Волков кивнул головой.

Минуту Волков сидел молча, смотря вниз, погруженный в свои мысли Потом он встал.

– Партия требует, – говорил он вошедшим архитекторам, рассматривая проект нового центра, – чтобы города будущего были замечательными городами. Будущим жителям Арктики, пожалуй, мало будет снежных ландшафтов и полярных сияний. Помимо обычного бытового комфорта, вы должны создавать для них сады, парки, аллеи… Да, да! Крытые улицы, оранжереи. Но не думайте об оранжереях с парным воздухом и земляным запахом, в которых садовники выращивают огурцы Огурцы тоже надо выращивать, но крытые Садовые улицы и бульвары за Полярным кругом насыщайте теплым морским воздухом и освещайте не только фонарями с солнечным спектром, но и невидимыми ультрафиолетовыми лучами, чтобы цветы росли там даже зимой.

– Отапливать целый город вместе с площадями и улицами? Но это не видано нигде в мире – сказал один из архитекторов.

– Не говорите так при академике Омулеве, – предупредил Волков. – В Институте холода разработан метод отопления холодом.

Архитектор недоуменно посмотрел в сторону академика.

Тот улыбнулся и пояснил:

– Обычный принцип теплового насоса и полупроводники. Еще в прошлом веке было открыто: при нагревании одного конца спая полупроводников другой конец охлаждается. Мы теперь поступаем наоборот. Охлаждаем на холодной улице один конец полупроводника, а другой его, нагревающийся, конец отапливает помещение.

– Видите! Именно в ваших городах можно будет реализовать эту вчерашнюю мечту. Отапливаемые крытые улицы. Электромобили, не загрязняющие воздух… Лыжные прогулки в полярную ночь за чертой города… Интереснейший труд в Заполярье, жизненные удобства и романтика стихии, скованного моря, мороза, пурги… – Волков умолк.

Он молча прощался с уходящими архитекторами, потом устало опустился на стул.

– Вот… – сказал он задумчиво, – словно и побывали в будущей Арктике, – он поднял глаза на Алексея, Ходова и академика Омулева. – Будет, непременно будет в Арктике незамерзающая судоходная магистраль. Отгородит ее от Северного Ледовитого океана ваш ледяной мол… – Волков задумался. – Рассуждаем об отоплении холодом крытых городов… А ведь пора подумать об отоплении целого края. Вы, авторы проекта, задумав строить мол, решали только транспортную задачу. Надо думать о большем. Нужно решить грандиозную задачу изменения климата пустынь. А главное, решать эти две задачи комплексно, как одну общую. Именно такой след на Земле должны оставить те отважные люди, которые шли на север, отдавали свои жизни… – и Волков снова умолк.

Алексей не понял, что крылось за словами Николая Николаевича. До него только дошла мысль о комплексном решении задачи преобразования климата холодной Арктики и знойных пустынь. Как ясно видит этот человек дали завтрашнего дня! Алексей думал, что выдвинул грандиозную идею, а она бледнеет перед масштабами планов этого человека.

Волков молча расхаживал по кабинету, высокий, прямой, сосредоточенный. Он остановился у окна и снова накапал из пузырька в стакан. Ходов и академик Омулев переглянулись.

– Простите, друзья мои, – сказал Волков, залпом выпив содержимое стакана. – Мне следовало бы подробно рассмотреть законченный в Институте холода проект ледяного мола…

Алексея поразило сейчас выражение лица Волкова. На первый взгляд оно могло показаться обычно спокойным, но болезненно приподнятые у переносицы брови говорили о напряжении воли, старающейся подавить что-то рвущееся наружу.

– Начало полярной стройки ледяного мола предопределено, – сказал Волков. – Мне поручено подготовить решение…

Алексей забыл о возникшей было тревоге за Николая Николаевича. Радость овладела всем его существом, ему хотелось вскочить, кричать, обнимать всех, кто находился в кабинете.

– Надо бы поговорить с вами обо всем, – продолжал Волков. – Надо бы… да не могу, – он остановился, тяжело дыша, вынул платок и вытер лоб. – Не могу… Дело в том, друзья мои, что Галенька… Галчонок мой, дочурка… погибла она…

Волков отвернулся.

Алексей не сразу понял. В нем еще бушевала невысказанная радость. Мол будет построен! И вдруг… Что такое? Галя погибла?

Он вскочил и, забыв, что находится в кабинете министра, подбежал к Николаю Николаевичу и обнял его за плечи. Волков, не оборачиваясь, нашел руку Алексея и крепко, по-мужски сжал ее, потом решительно подошел к столу:

– Проверить надо, что дали поиски. Ходов покачал головой:

– Полярная ночь… Пурга…

Глава четвертая. Всемирное излучение

Овесян вышел от Волкова взволнованный, устремленный, словно готовый к новому броску вперед.

Всегда получалось так, что встречи с Николаем Николаевичем были для Овесяна поворотными вехами в жизни.

Впервые это случилось, когда Арамаз, которому не было и шестнадцати лет, приехал в Москву из глухого уголка Армении. Он надеялся поступить в Московский университет, привезя с собой письмо отца-колхозника и местной комсомольской организации. Но по возрасту к приемным экзаменам допущен не был.

Мальчик ходил и просил всюду, но везде встречал вежливый совет немного подождать и тогда…

Но не такой был характер у маленького Овесяна, он не хотел и не мог ждать, слишком многое ему хотелось сделать. И он дошел до правительственных учреждений. Тогда-то Николай Николаевич Волков и познакомился с настойчивым пареньком. Он угадал в нем недюжинные способности и осторожно обратил на это внимание людей, от которых зависела судьба способного мальчика. «Во исключение из правил» Арамаза допустили к приемным испытаниям. Он сразу же покорил экзаменаторов и был принят в университет. А спустя всего лишь три года Николай Николаевич, не терявший Арамаза из виду, поздравил его с блестящим и досрочным окончанием Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.

Юноше не было и девятнадцати лет, но он уже начал работать над диссертацией, решив получить степень кандидата физико-математических наук. И через год действительно защитил кандидатскую диссертацию, которая вполне могла бы быть докторской.

Перед двадцатилетним ученым открылась широкая дорога. Физики смотрели на него с надеждой.

Теперь Николай Николаевич мог следить за успехами своего «найденыша», как он любил его называть, непосредственно сталкиваясь с его работой. Он рекомендовал Овесяна для участия в исследованиях космических лучей. Снова тот попал в родную Армению, поднимался на гору Арагац, но уже как московский ученый.