Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
Когда Алехина сзади пнули, он как раз думал о том, как хотелось бы ему помочь Верочке, поэтому упал неудачно – лицом в лужу. Вскочил весь в грязи, злой, хоть ополаскивайся.
Ну конечно, те же трое.
Ласковый Заратустра Наманганов за неделю оброс неопрятной щетиной, смотрел на Алехина тускло, без интереса. Глаза под козырьком кавказской кепки, сдвинутой набекрень, казались совсем неживыми. А на Вие промокла ватная телогрейка. Но стоял прямо, ни разу не чихнул перебитым носом. Только длинноволосый дергался и кривлялся. Нехорошо, мол, не по-товарищески поступаешь, Алехин. Расселся посреди дороги, ни пройти ни проехать. Даже подмигнул. Мы, дескать, случайно пнули тебя, Алехин. Подумали, что это сидит перед лужей один наш хороший приятель.
А что, разве обращаются так с хорошими приятелями? Алехин надулся, вытер платком лицо. Главное, решил, не дать им возможности спровоцировать драку.
– Если даже и приятель ваш, – заметил миролюбиво. – Зачем его пинать?
И сразу понял: ошибся. Длинноволосый задергался, обозлился, засучил рукава:
– Это ты нас учить будешь, как обращаться с хорошими приятелями?
И запрыгал, задергался, пытаясь достать кулаком до ровных зубов, до губастой миролюбивой улыбки Алехина. Он тут будет корить нас!
Когда Алехин позже рассказывал Верочке про случившееся в переулке, он, в общем, почти ничего не скрывал. Да и что скрывать? Все-таки трое. Разве разумный человек полезет в драку против троих? И забор грязный. Его, Алехина, значит, прижали к мокрому грязному забору, испачкали ветровку. А он все сдерживал этих типов. Вот чего, дескать, разошлись, мужики? Рядом отделение милиции, в отделении сержант Светлаев. Но мужикам было все равно. Особенно бесился длинноволосый. Алехин, если бы захотел, мог запросто утопить его в луже, но ведь рядом находились Заратустра и Вий. Черт знает, что у них там в широких оттопыренных карманах и что у них там за голенищами? По рассказу Алехина выходило, что все трое были в высоких резиновых сапогах.
Чтобы не пугать длинноволосого, чтобы не спровоцировать настоящую неравную драку, Алехин якобы демонстративно отступил в лужу и, понятно, промочил ноги. Кроме того, скользко ведь, и Алехин опять нечаянно упал в лужу. Эти типы вроде опомнились, начали извиняться, длинноволосый протянул руку помощи, но рука оказалась мокрая, и Алехин опять – в лужу. Это совсем рассердило длинноволосого: вот, дескать, Алехин, ты не держишься на ногах, а потом начнешь говорить, что это мы тебя замарали! Стали тянуть Алехина из лужи уже все втроем и, конечно, опять уронили.
Но подняли. А чтобы снова не упал, прижали к грязному сырому забору. Длинноволосый при этом нечаянно сорвал с Алехина шарфик и вроде совсем нечаянно втоптал в грязь.
– Ну, берешь рака? За деньги.
– За какие деньги? – отмахивался Алехин.
– За хорошие деньги, – дергался длинноволосый. – За отечественные.
– Я вообще не беру чужого, – отмахивался Алехин.
– А ты не бери. Ты купи.
Для надежности Алехина еще плотнее прижали к забору, но забор оказался скользкий, и Алехин опять упал.
– Теперь возьмешь?
– А что изменилось? – якобы обиделся Алехин. – Цены упали? Не хочу брать ничего чужого. Не мой этот рак. Не хочу рака. Он и не ваш, наверное.
– Вот заладил! – У длинноволосого прямо руки опускались. – «Наше – ваше». О чем ты? Чего как попугай? Раз наше, значит и ваше. Что за непонятки? Наше, значит ваше, а ваше – это наше. Не так разве?
– Нет, конечно. Совсем не так!
– А как? – обозлился длинноволосый. – Если рак наш, тогда что твое?
– Ветровка моя, – заявил Алехин. – Шарфик мой. Лужа моя. Родина моя. Земля.
– Земля? – сильно удивился длинноволосый. – Неужели и Земля твоя?
– Ну, наша, – поправил себя Алехин.
– А Родина? – еще сильнее удивился длинноволосый. – Она твоя?
– Ну, наша.
– Тебя прямо никак не поймешь. Ну, чё попало. Да ладно, уговорил. Бери рака без денег. – И добавил, пытаясь достать кулаком до ровных зубов Алехина: – Ты нам сразу понравился. – Но не перестал интересоваться: – А реки, горы, Алехин? Они чьи? А подземные ископаемые и облака? А вымершие существа? Тоже твои?
– Наши, – совсем запутался Алехин.
– А море?
– Обское, что ли?
– Ну, пусть Обское.
– Тоже наше.
– А Черное?
– И Черное – наше.
– Это, значит, и твое, Алехин?
– Ну да, мое.
Алехин не врал. Черное море, Понт Евксинский он любил, раз пять ездил к Черному морю. Возвращался из любимой Пицунды всегда загоревший, уверенный, похорошевший. Начинал считать себя обаятельным, что льстиво подтверждали некоторые его пожилые клиентки. Загоревший, уверенный подолгу тренировал перед зеркалом южную уверенную улыбку. Для опытного страхового агента широкая уверенная улыбка – первое дело. Спорт, искусство, кино и все прочее – это второе дело, а улыбка – первое.
– А вот лишишься ты Черного моря, Алехин, хорошо тебе будет?
Ну, козлы! Алехин даже рассмеялся. Лишиться Черного моря! Да пусть оно окажется хоть грузинским, хоть украинским, хоть турецким, хоть румынским или там болгарским и так далее, никто всего моря никогда не лишится. Хватит моря на них и на нас. На всех хватит. Смех Алехина Заратустру Наманганова и его корешей неприятно разочаровал. Они переглянулись, вроде как не поверили Алехину. Все мокрые, на Вие телогрейка раскисла, да и сам Алехин, плотно прижатый к грязному сырому забору, сильно скучал. Не поленился бы пойти в обход опасного переулка, сидел бы в своей кухоньке и варил чай.
До него не сразу дошли слова ласкового Заратустры.
– Ох, лишишься ты, Алехин, Черного моря. Аральского лишился, а теперь и Черного лишишься. Вспыхнет море в одночасье и не будет больше ни твоим, ни ихним.
– Как это вспыхнет? – поразился Алехин.
– А вот так. – Длинноволосый сделал неприятное движение, будто чиркнул спичкой под носом Алехина. – Пых – и готово!
И спросил:
– У тебя телефон есть?
8
Домашний телефон для Алехина был предметом особой гордости.
Алехин простоял в очереди на телефон почти десять лет, и все равно ему пока поставили только воздушку – в один день и почти случайно. Кстати, именно в тот день он впервые увидел Верочку. Ноги длинные, глаза лесные, зеленые, полупрозрачная кофточка на груди и все такое прочее. И Алехин чем-то ее привлек. Может, осторожной стеснительной улыбкой, Алехин никогда об этом не спрашивал. Строго ответив на стеснительную улыбку страхового агента, Верочка, как и подобает опытной секретарше, пробежала тонким красивым пальчиком по длинному списку, лежащему перед ней:
– Опаздываете, товарищ Алехин.
Алехин удивился, но виду не подал.
Как это опаздывает? Неужели его очередь подошла?
Начальник телефонной связи, человек еще молодой, но умудренный, сидел за просторным письменным столом и курил длинную иностранную сигарету.
