Иван Беляев - Фригорист

– Ага, давайте, – с угрозой выкрикнул Стрелков, в котором опять забурлила обида, – посмотрим, как у вас это получится! Я ведь без дела сидеть не буду, пару заводиков взорву, десятка два крупных деятелей завалю, да всю контору на уши поставлю! А спросят потом с вас, за безопасность людей, за покой и мир в городе, за все ответите! Мне ведь все теперь позволено! – с ницшеановским пафосом закончил он.

– Ну, это ты брось. Если мы захотим тебя щелкнуть, мы это сделаем, – со снисходительным недоверием усмехнулся Кушнарь.

– А вы можете пойти хоть раз против приказа, хоть раз быть просто человеком, сделать что-то путное? Я что, по своей воле что ли таким сделался?

– Да никого это не интересует, – пожал плечами полковник.

– Ну конечно, – неистовствовал оскорбленный равнодушным тоном Кушнаря до глубины души, Стрелков, – вас никогда человек не интересовал, для вас превыше всего благо государство! А что это такое, ваше хваленое государство? Я кормлю ваше государство, таких как вы! Вы на моей спине едете, все ваше государство! На хрен мне оно сдалось, когда оно меня защитить не может?!

Воспользовавшись экстатичностью Стрелкова, Кушнарь вновь потянулся к секретной кнопке. Но Сергей был начеку.

– Положь руки на стол, я кому сказал! – заорал он, – жить надоело?

– Это тебе жить надоело, – поморщился Кушнарь.

В этот момент раздался телефонный звонок.

– Да, Илья Александрович, да… – говорил Кушнарь в трубку, – что-о? Когда? Понял… – со вздохом добавил он и положил трубку на аппарат. – Должен вас огорчить, Стрелков, Спирягин мертв.

– Как так мертв? – вскричал Сергей. – Вы врете!

– Да нет же, – с легким раздражением возразил Кушнарь, – видите, все так складывается, чтобы вы приняли и смирились со своим новым качеством.

– И стал работать на вас, – передразнил полковника Стрелков.

Илья Александрович сообщил Кушнарю не только о смерти Спирягина, но и о дорожно-транспортной аварии, жертвой которой стал Мячиков. У машины, на которой Петр Сидорович заехал на конспиративную квартиру, почему-то отказали тормоза. Кушнарь испытал радостное чувство удовлетворения, но будучи человеком не злобным и относительно порядочным, тут же устыдился этого своего чувства и постарался смыть его следы, переходя к конкретным действиям. Он отважился в душе на оригинальное и милосердное решение проблемы, тем более, что Мячиков навредить теперь ему не мог.

– Что ж, – более оживленно сказал Кушнарь, – не хотите, как хотите. Вы должны просто дать себе отчет, что это навсегда. Вы останетесь невидимкой…

– …до гробовой доски?

– Послушайте, – начал снова выказывать признаки нетерпения Кушнарь, – у меня для вас есть два варианта. Либо я должен избавить город от вашего присутствия, либо заставить вас сотрудничать с нами.

– Второе исключено, – гордо заявил Стрелков, – а первое… Как хотите, ловите, ищите, только я вас предупредил: я буду действовать, я такое устрою!

– Я вот о чем подумал, – спокойно сказал Кушнарь – видимо, угрозы Стрелкова на него не действовали, – даже если я вас отпущу с миром, спокойно вам не жить. Город полон слухов, вас будут преследовать до тех пор, пока не поймают. Отпустить я вас не могу…

Кушнарь замолчал, раздумывая о чем-то.

– Я могу уехать, – предложил Стрелков, хотя предложил как-то неуверенно.

– Куда? – вздохнул Кушнарь. – В любом городе вас вычислят, рано или поздно.

– Что же мне тогда делать? – в отчаянии воскликнул Стрелков.

– А что мне делать? У меня есть четкий приказ…

– Но будьте человеком, помогите мне из всей этой каши выбраться! – умоляюще сказал Стрелков.

– Я думаю, – невозмутимо осадил его Кушнарь, – погодите… А что если…

Его лицо озарила некая таинственная мысль. Он не спешил делиться ею со Стрелковым и это нервировало последнего.

– Соображаете, как лучше заманить меня в ловушку? – агрессивно вскричал он.

– Если бы вам были предоставлены гарантии безопасности, вы поехали бы на Север?

– На Север? – удивился Стрелков – такого он не ожидал. – На какой такой Север?

– В Якутию?

– Алмазы добывать? – горько пошутил Сергей.

– Вы еще способны иронизировать, значит, не все потеряно, – миролюбиво улыбнулся Кушнарь, – нет, не алмазы добывать, а жить, скажем, в экзотических условиях.

– Что это значит? – насторожился Сергей.

– Это значит жить там, где вас никто не найдет, – размыто сформулировал Кушнарь, – есть у меня один агент, шаман…

– Да вы в своем уме?

– Слушайте, мне неприятности не нужны! – повысил неожиданно голос Кушнарь, которого раздражало упрямство Стрелкова, – вы не в том положении, чтобы канючить!

– Да пошел ты! – огрызнулся Стрелков.

– Стойте, – Кушнарь увидел, как пистолет поднялся в воздухе – значит, Стрелков встал со стула, – это отличный вариант. Вас никто не будет беспокоить, можете и жену взять.

– Не жена она мне больше, – резко заявил Стрелков, – она меня предала, нехай теперь сама о себе заботится.

– Так вы поедите? В покое, повторяю, здесь вас не оставят, – решительно произнес Кушнарь.

Стрелков задумался. Он снова сел и положил «ПМ» на стол. Он устал, в перспективе – блуждания, погони, прятки, безнадежная жизнь. Словно он беглый каторжник! От сознания несправедливости защемило сердце. Но и то, что предлагал этот благообразный с виду начальник он принять не мог, жизнь в какой-то там Якутии не укладывалась у него в голове.

«А почему бы нет?» – подумал он минуту спустя, – люди его раздражают, он их терпеть не может, он не вынесет пребывания в их удушливой гущине, он измотан… И это еще только цветики! На жену ему начхать. Пусть слезы льет, пусть волосы рвет… Да не будет она плакать, с первым встречным утешится. А что, если действительно, махнуть на все рукой и уехать в Якутию?

– Ну так что? – напряженно спросил Кушнарь.

– И как мы все это обставим?

– Положитесь на меня, – многозначительно улыбнулся Кушнарь.

Он, конечно, не был настолько добр и человеколюбив, чтобы руководствоваться одним лишь гуманистическим императивом. Он хотел приберечь невидимку для себя – на всякий случай. Сегодня он свяжется со своим человеком в аппарате президента республики Саха-Якутия и попросит его об одолжении. Кушнарь ликовал – он, как ему казалось, решил проблему с максимальной выгодой для себя. Ему приятно было думать о себе, как о человеке добром и в то же время хитром. Олегу Николаевичу казалось, что это и есть мудрость, та о которой люди только добрые или только хитрые представления не имеют.