Павел Комарницкий - Последний корабль в Бессмертные Земли

«Но ведь это… это… мерзость какая!»

«Да ещё какая мерзость» — Варда рассматривала мокрую ладонь так внимательно, будто силилась увидеть на ней своё будущее. — «Высокий разум не рождается просто так. До него нужно дорасти. Выпущенные кишки — это самое простое и наглядное проявление Зла. Это обычно проходит, хотя и не у всех. Первоисточник же всего Зла — недобрые мысли, и чем дальше, тем более опасны они становятся. На конечном этапе, когда появляется материализатор, мыслью можно просто убить. Пожелать, и всё… И самое скверное, от этого избавиться гораздо труднее. Это, пожалуй, самое трудное — никогда и никому не желать зла. Вот почему смертность цивилизаций на поздних этапах развития гораздо больше, чем на более ранних»

Женщина вздохнула, обняла младшую подругу.

«А ты думала, самое сложное в нашей работе — это посев? Нет, Эли. Коррекции — вот где самое-самое… И потому мы здесь»

— Сильней, сильней!

Полуголые храмовые слуги, одетые лишь в кожаные фартуки, изо всех сил налегали на бревно — рычаг пресса, похожего на громадные клещи палача.

— Достаточно! Поднять рычаг!

Киллиан извлёк из медных губок-тисков сплющенную пороховую лепёшку, критически оглядел и кинул в корзину.

— Всё верно! Так работать.

— Да, мой господин! — склонил голову младший жрец, распоряжающийся на прессе.

Огромный двор, занятый под мастерскую огненного зелья, кишел народом. Под навесами курились паром котлы, варившие огневую смесь, скрипели жернова, вращаемые парами ослов, неторопливо поворачивались зернильные станки. Под крайним навесом Киллиан задержался, наблюдая, как сеется через решета готовый порошок, собираясь на расстеленных холстах в аккуратные горки.

— Мы успеваем, мой господин. — Жрец-надсмотрщик, весь перемазанный пороховой пылью, поклонился, блестя глазами. — Но нам бы ещё четырёх человечков… Двое заболели, харкают чёрным…

— Хорошо, Курами. — Киллиан взял в руку горсть порошка, подул, растёр меж пальцев. — Будут тебе четверо. Завтра.

В мастерской, расположенной уже в самом Храме, всё было тихо и чинно. Храмовые рабыни старательно зашивали холщовые мешочки, туго набитые огненным зельем, пара здоровенных евнухов, рыхлых, как бегемоты, пыхтя, таскала корзины с готовым продуктом на склад.

— Всё хорошо, мой господин, — чинно поклонился сухонький седой жрец, начальник над швеями.

— Я рад, Аруба, — без улыбки ответил юноша.

Выйдя из цеха, молодой жрец посмотрел на тень Пирамиды Солнца. Пора и передохнуть, скоро полдень…

Киллиан шагал по садовой дорожке, выложенной крупными плитками разноцветного камня, сжав зубы. Пока занят делом, это ещё ничего, и ноющая боль утраты отступает… немного. А вот дома, если бы не Апи… тоска…

В покоях, отведённых Верховному жрецу, было прохладно. Молодой человек скинул сандалии, ступая на гладкий, чисто вымытый пол.

— Апи!

— Не надо кричать, господин Киллиан. — В кресле, нагло развалившись, сидел Урбе, казначей при Храме. — Апи нет.

Двое могучих рыжих горцев, больше похожих на огров, чем на людей, осклабились, стоя по сторонам двери. На необъятных бычьих шеях красовались медные ошейники, с чеканными рунами, означавшими, что данные рабы есть собственность Храма.

— То есть? — опешил юноша. — Что ты тут делаешь и что всё это значит?

— А то и значит, что отныне ты не проживаешь здесь, — ухмыльнулся казначей. — Это покои Верховного жреца Гиамуры. Ты, как я понимаю, им не являешься. Собственно, за этим я и пришёл, чтобы сообщить… Тебе отвели комнату на втором ярусе Пирамиды, поближе к твоему огненному порошку. Так будет удобнее всем нам. Вот эти ребята помогут тебе собрать и донести личные вещи.

«Ребята» вновь осклабились, всем своим видом подтверждая — а как же, помогут, вот прямо сейчас и помогут.

— Ну хорошо. — На лице Киллиана обозначилась ледяная улыбка, хотя внутри всё кипело. Ведь выбрал время, сволочь… — Ты посиди тут, Урбе. Я скоро вернусь. Вы тоже постойте, где стоите, ребята. Парни вы крепкие, на рудниках такие в самый раз.

Верзилы, перестав ухмыляться, переглянулись.

— Нет, нет, даже и не думайте. — Улыбка молодого человека теперь источала не просто ледяной холод, а настоящий горный мороз. — Могущественнейший очень огорчится, узнав о несчастном случае, произошедшем со мной. И не видать вам тогда рудников, как счастья. Вас будут пытать долго и нудно, добиваясь полной правды — как именно умер служитель Храма Киллиан, столь нужный сейчас нашему Повелителю. А когда вы расскажете всё, даже то, что успели запомнить, вылезая из утробы собственных матушек, вас будут пытать уже всерьёз. Поскольку правды, как известно, много не бывает.

По мере произнесения краткой речи рыжие парни на глазах увядали, и на лицах их проступило даже некое подобие мысли. Перспектива, изложенная этим молокососом, прямо скажем, не воодушевляла.

— Где Апи? — резко, не давая опомниться, спросил он одного из верзил Киллиан, беря за ошейник.

— Так… это… в мертвецкой… — окончательно растерялся верзила.

— Что?!

— Ну уж здесь-то ты точно не прав, Киллиан, — зло заговорил казначей. — Пока был жив Валхал, мы все были обязаны подчиняться и терпеть неслыханное оскорбление, нанесённое Храму. Но сейчас… Короче, я приказал удавить эту нечисть, и скажи спасибо, что её похоронят, а не вышвырнут на скотомогильник! Можешь жаловаться!

В глазах Киллиана плыли разноцветные круги, сквозь которые проступала злорадная рожа Урбе. Гиамура должна быть разрушена. Обязательно.

Четыре смоляных факела, воткнутые в бронзовые держатели в виде человеческих рук, озаряли тесное помещение багровым мятущимся светом, и золото в этом освещении казалось пропитанным кровью.

Самур огляделся. Да, ничто так не впечатляет, как вид несметных сокровищ, собранных воедино и втиснутых в узкое помещение. Со всех сторон были устроены полки, заваленные золотом и серебром. Тяжёлые брусочки, обычные для северян-горцев, квадратные пластины с клеймом далёкой страны Хаара-Па и небольшие аккуратные пирамидки с родины остроухих, невесть как оказавшиеся здесь через десятые руки. Но больше всего было гладких золотых колец — обычной монеты, имеющей хождение повсюду, от Сидоммы до Гиамуры…

Хранитель государственной казны, седой старик с козлиной бородой и сморщенным, пегим от пигментных пятен лицом, поднял с полки связку колец, нанизанных на медную проволоку.

— В каждой связке тысяча колец, всё посчитано.

— Кладите в мешки! — распорядился Самур, мимолётно отметив: старый хрыч не назвал его «мой господин». Что ж, Хранитель казны Архона, вероятно, тоже считает его головорезом и узурпатором… Его проблемы. Простим покойнику этот грех.