Евгений Прошкин - Механика вечности

Я представил, как Тихон мечется по чужому городу — без денег, без документов, без единого знакомого, и понял, что его шансы невелики. Служебная квартира освободится только сегодня, и здесь его фокусы не сработают. Попробует снова нас опередить — нарвется на спецуру из ФСБ, и тогда я ему не завидую.

Воздух постепенно пропитался гарью и приобрел сизый оттенок.

— Вот она, цивилизация, — буркнул Колян, закрывая окна.

Мы приближались к Москве. Куцапов выключил магнитофон, но облегчения тишина не принесла. Каждый нервничал по-своему, однако основной груз лег на меня, ведь это мне требовалось определить, отличается ли нынешний мир от эталонного — того, который я запомнил двадцатидвухлетним парнем. Наши дальнейшие действия зависели от моего вердикта: узнаю свой девяносто восьмой — остановим Тихона, и тогда появится надежда, что все беды, начиная с Балтийского кризиса, будут похоронены в побочной ветви развития — вероятной, но не реализованной. А если не узнаю… Если выяснится, что и здесь уже все по-другому… нет, такой вариант я рассматривать не желал.

По Кольцевой дороге автомобили двигались сплошным беспросветным потоком, и Куцапов притормозил у обочины.

— Что случилось?

— Фу, черт! Давно не видел столько машин. Дай привыкнуть.

Он просидел так несколько минут, затем осторожно выехал в правый ряд и пристроился между двумя грузовиками.

— Нам нужна улица Замятина, — бросил он не оборачиваясь.

— Это в центре, — сказал я. — Там спросим.

Куцапов свернул на какой-то бестолковой развязке, и мы попали на Ленинградский проспект.

— Миша, ну что же ты молчишь? — не выдержал Лиманский.

— Пока сказать нечего. Дома — по ним ведь ничего не видно.

Это была не правда. В большом городе, тем паче — в столице, все всегда видно невооруженным глазом. Как организм чутко реагирует на недомогание, так и мегаполис мгновенно изменяется при малейшем нарушении привычного уклада жизни, и в этом я неоднократно убеждался. Достаточно посмотреть на прохожих, чтобы понять, те ли это люди, которых ты знаешь и помнишь.

Но на сей раз все было иначе. Москва выглядела нормальной, она вполне могла быть такой в девяносто восьмом году, однако за этой нормой таилась какая-то неопределенность, словно город только что построили и заселили и он пока не успел обрести собственного лица.

Меня одолела та же оторопь, что и Куцапова, когда он силился уразуметь, почему не отомстил за любимую машину. Кажется, в одном котле перемешались все известные версии настоящего, и отличить подлинные воспоминания от вымышленных стало невозможно. В этом районе я бывал много раз, но сейчас он не привлекал и не отталкивал: он разворачивался пустым пространством, в которое мог уложиться любой вариант истории.

— Как вам наше прошлое? — спросил я у Лиманского.

— Дежа-вю. Ясно, что я не отсюда, — у нас был кризис и полный развал, но меня не покидает ощущение, что все это мне знакомо.

Через площадь Маяковского был натянут трос с желтыми флажками, и нам пришлось свернуть вправо, к Парку культуры. На Октябрьской площади около памятника Ильичу толпилось несколько сот человек с красными флагами. Люди слушали оратора, стоявшего на передвижной трибуне, а вокруг сновала молодежь, раздавая прохожим газеты и листовки. Несмотря на то что митинг проходил спокойно, десяток дорожных инспекторов перекрыли проезд к центру, принуждая всех двигаться дальше по Садовому кольцу.

— А красные у вас были? — ревниво спросил Куцапов.

— Были.

— А форма у гаишников такая же была?

— Такая же, — выдавил я, начиная злиться. И даже название. Именно так: «гаишники». Это потом ГАИ превратится в «гибель». Через три года все уже будет по-другому: волнения в Прибалтике, билеты на метро и новые друзья.

— Колян, кто такой Костик?

Не успев ответить, Куцапов притормозил рядом с сержантом, ожесточенно размахивавшим полосатым жезлом, и справился насчет улицы Замятина. Тот, неожиданно просветлев лицом, прожужжал что-то нежное и, образцово вытянувшись, отдал честь.

— Совсем близко, — передал Колян. — Замятина — это бывшая Павлова. То есть будущая.

Инспектор поспешно разогнал машины в стороны и, обеспечив нам беспрепятственный проезд, еще раз козырнул.

— Нет, — вздохнул Лиманский. — Все-таки я не отсюда.

— Не будь ребенком, Петрович! Ему наши номера понравились. Тачку-то мы у ФСБ одолжили.

— Какая проза, — разочаровался Лиманский. И ни с того ни с сего добавил:

— Перепутье.

— Почему перепутье?

— Мы с тобой из разных миров, Миша. Абсолютно разных. Но вот мы возвращаемся назад, и каждый узнает свое прошлое.

— Думаете, здесь находится точка расхождения?

— Скорее пересечения, но это тоже немало. Если битве и суждено случиться, то она произойдет здесь.

— Битвы я люблю, — заявил Куцапов.

Лиманский снисходительно взглянул на его покатый затылок, потом посмотрел на меня — долго и тоскливо. До самой квартиры он больше не проронил ни слова.

Явку ФСБ расположила, исходя из правила «чтоб никто не догадался»: два нижних этажа здания занимал магазин «Модная одежда», рядом находился подозрительный ресторанчик, чуть левее, во дворе — детская площадка с хромыми качелями и широким столом для домино. Подобное соседство гарантировало жильцам дневную ругань очередей, вечерние пьяные визги и ночное битье посуды с обязательной песней «Из-за острова на стрежень». В таких домах никто никем не интересуется. Люди мечтают только о том, чтобы провести свои законные полтора часа у телевизора в тишине и покое.

Мы поднялись на пятый этаж, и Куцапов не колеблясь вставил ключ в скважину. Пока открывались все три замка, Лиманского чуть не разбил паралич — он вздрагивал от каждого шороха, но еще сильнее Петрович перепугался, когда дверь распахнулась.

Положив руку на кобуру под мышкой, Куцапов зашел внутрь. Я отступил, пропуская вперед Маму, но тот категорично мотнул головой, давая понять, что прикрывает нас сзади.

Квартирка была так себе: две комнаты, обставленные недорогой ширпотребной мебелью. Если честно, то от ФСБ я ожидал большего. В одном отделении шкафа нашелся блок каких-то импортных сигарет, в другом — целый винный склад, и мы с Куцаповым немедленно вцепились каждый — в свое. Кроме того, в нижнем ящике лежали деньги — судя по пачке, сумма довольно приличная. Затягиваясь незнакомым дымом, я внимательно рассмотрел купюры: несомненно, они были теми, к которым я привык. Желая удостовериться в этом полностью, я сравнил деньги из шкафа с давешним завалявшимся рублем, и только убедившись в их идентичности, вздохнул спокойно.

— Свет не включать, к окнам не подходить, — предупредил Куцапов. — Переговариваться шепотом. Чует мое сердце, Тихон придет сегодня. Если упустим — кранты. Другой возможности уже не представится.