Сергей Алексеев - Мутанты

- Тундара хотун як, - решительно заявил Юрко. - Темнота як. Ырыатын арыы! Юрюнг хотун.

- Да как же я с таким тобой в люди выйду? - обреченно спросила Оксана. - Все ведь знают, жених у меня на заработках, скоро с алмазами приедет… А ты вон какой явился. Скажут, и стоило ждать столько лет?.. Ну ее, эту Якутию! Чтоб ее айбасы твои побрали! Чтоб Арсан себе в кириккитте ее засунул! Такого хлопца отправила, а что получила?

Он выслушал гневные ее слова, приблизился неслышно и положил голову на плечо. Оксана вздрогнула, но более от неожиданности, а потом нащупала рукой гладкую широкую плешину на голове.

- Если ты шаман, то значит, умеешь людей лечить? Народными средствами?

- Лютей лечить моку, - отозвался он. - У айбасы отнимать.

- А сам себя можешь?

- Сам себя не моку… Кундал як, ынеркия.

- Я вот тоже, - призналась она. - У себя даже насморк не могу вылечить…

- Насморк и шаман не лечит…

- А ты ничего, мягкий стал, как медвежонок… Слушай, Юрко, а ты меня научи камлать? У меня знаешь сколько кундала за это время накопилось? Ынеркии? А я тебя лечить стану!

Он тяжко вздохнул:

- Юрко шаман плокой… Айбасы не боятся. Камлал, стену стрелял - стоит стена. Айбасы крепко строят…

- Ее китайцы строили. А у них вон стена сколько уже стоит. - Оксана встрепенулась: - Юрко! Это ты куда рукой-то полез?

- Окосана юрюнг курдук!

- Нет, ты погоди. - Она вывернулась. - Мне привыкнуть надо… А давай в хату поднимемся? Чтоб посмотреть на тебя? Что мы в подполе-то сидим?

- Тавай… Темнота плоко, юрюнг як.

Оксана попробовала приподнять люк, но тот не поддался.

- Бабушка нас закрыла…

- Юрко откроет ! - Он подлез горбом под крышку. - Юрко камень потнимал, кимперлит…

И в самом деле - поднапрягся, распрямился и поднял крышку вместе со сталинским диваном, сдвинув махину в сторону.

- Да ты богатырь! - искренне восхитилась Оксана, поднимаясь в хату. - Вот это кундал!

Она вышла за ним из подпола, и тут… ойкнула, попятилась и, оступившись, полетела назад. Послышался грохот, треск и стоны… Юрко склонился над люком:

- Окосана! Окосана! Хотун канул! Польно?

- Ой, больно! Спиной ударилась.

- Хорошо! Упала - хорошо!

- Что хорошего? - чуть не плача, проговорила она. - Девушка чуть не убилась…

- Ай, хорошо! У Окосаны корп вырастет!

- Чему же ты радуешься?!

- У Юрко корп бар, у Окосаны корп бар - не обитно. Люти скажут: корпатые - тва ичига пара…

И прыгнул обратно в подпол…

Глава 10

Дременко проснулся и некоторое время лежал бездумно, как в детстве, не ощущая собственного тела, а значит, и нажитых болезней, неудобства в виде затекшей руки, зуда, гудящей головы или онемевшей шеи. Перед самым пробуждением ему приснился короткий, но яркий сон, будто он стоит на трибуне в Кремлевском дворце рядом с Брежневым, который целует его и хлопает по плечам, а огромный зал стоя им рукоплещет. По какому поводу, не понятно - то ли наградили, то ли назначили в ЦК, но ощущение приятнейшее, так что дух спирает. Он полежал некоторое время под впечатлением этого сна, потом огляделся и обнаружил, что находится в собственной постели, а как и когда попал сюда, совершенно выпало из памяти. Первой мыслью было: перебрал на второй заставе и ничего не помнит. Почему-то втемяшилось в голову, будто охота закончилась удачно, мутант был отловлен им собственноручно, и по этому случаю американец щедро угостил всех участников. Еще отметилось, что его все поздравляли и произносили слово «мутант».

Он и не сомневался сначала, что так все и было, но странно, что голова не болела и не мутило, как с похмелья.

И кстати, подумал, что зря напился до бесчувствия, надо беречь сердце, ведь вон какой уже приступ был - с остановкой. Хорошо, что не умер, выдержал…

- Ксана! - позвал Тарас Опанасович. - Я проснулся. Похмелиться дай.

В квартире стояла благостная тишина, время было предвечернее, сквозняк баловал с занавесками. Вроде бы все знакомое, привычное - родная хата, но как будто бы все обновилось, засверкало, раскрасилось, словно после черно-белого кино цветное включили. Самое интересное - выпить совсем не тянет, и хоть легкий синдром наблюдается, но раньше было всегда значительно хуже.

И как-то тревожно стало, потому он и попросил рюмку - чтобы вернуть реальность.

- Доча? Ты не бойся. Один лафитничек горилки… Для

сердца, а?

«Ох сейчас начнет ругаться!» - подумал с привычным для похмельного человека озорством.

Вместо нее на пороге спальни показался почему-то телохранитель Гуменника, человек, прямо сказать, наглый, дерзкий даже с самим батькой, а когда того нет рядом, и вовсе превращающийся в пана. Кажется, он был поляком и фамилию носил соответствующую - Лях, но, подражая шефу, тоже брил голову и оставлял длинный, завернутый за ухо черный курчавый оселедец. Кроме того, что Лях сторожил тело представителя президента, он состоял при нем советником, личным политическим аналитиком, а если возникала нужда выступить на двух митингах сразу, то еще и оратором - за что его за глаза звали Геббельсом.

На подносе стоял заказанный лафитничек, но не прозрачной горилки, а чайного цвета коньяку…

Вот тут у головы опять чуть сердце не остановилось. Да что же это?

Он сделал попытку встать, но был остановлен.

- Лежи, Тарас Опанасович, - незнакомым, услужливым голосом сказал Геббельс. - И вот, прими рюмочку.

Сначала у Дременко возникла мысль, что это продолжение сна, ибо в реальности такого быть не могло - потому все и сияет кругом, и Лях как прислуга. Тарас Опанасович не любил коньяк, но во сне не выбирают, тем паче кичливый телохранитель подает. Выпил и не почувствовал ожидаемой неприятной дубильной вяжущей жгучести - словно бальзам прокатился по горлу и враз согрел сердце. Еще подумалось: при случае надо у бабки Совы спросить, к чему это, если во сне пьешь коньяк.

- Это настоящий французский, - пояснил Лях. - Полувековой выдержки. Из личных погребов батьки.

Дременко мог бы поверить в сон про то, как стоял на трибуне партсъезда, но происходящее совсем не походило на фантазии спящего разума, и тогда он догадался, что умер. И все зримое им сейчас это и есть тот свет, и уж точно не ад. Причем все устроено здесь, как в Братково, только красиво, справедливо и будто вывернуто наизнанку. Поэтому сожаления о своей кончине он не испытал, даже было все равно, как его похоронит собственное бюро ритуальных услуг - лежа как голову администрации или стоя, спустив тело в скважину.

Но в следующий миг мысль словно запнулась: что, неужели и телохранитель Гуменника умер? Раз на том свете вынужден ему прислуживать?

- Ну, проснулся, Тарас Опанасович? - Лях остался стоять возле кровати, хотя рядом был стул. - За здоровье не волнуйся. Это было новейшее снотворное средство растительного происхождения. Не оставляет никаких вредных последствий. Проверено, анализ крови сделали. Считай, что просто хорошо выспался после бессонных ночей. Перед работой.