Кир Булычев - Старый год

Философ не уловил иронии и продолжал:

– Разумеется, именно ко мне стягиваются нити всего необычного. Я даже допускаю, что параллельный мир, о котором грезит Тамара, рожден в моем воображении.

– И Тамара? – не удержался я.

– И Тамара, разумеется, и Тамара. Ее функция в моем мире – приносить мне чувственную радость.

– Допрыгалась, – сказала Калерия. – А я думала, что ты у нас лаборанткой работаешь.

– Он же шутит! – возразила Тамара.

– О нет! – с пафосом воскликнул сторож. – Я уже не раз наблюдал, что мое ощущение женского тела не соответствует общепринятому. Я не боюсь обидеть вас, Тамара, но вы были теплой резиновой игрушкой и в то же время рыбкой, которая скачет на сковородке.

– С ума можно сойти, – сказала Калерия. – Как порой мы, женщины, обманываемся в идеале.

– А я его за идеал и не держала! – сказала Тамара. – У нас было соглашение.

Философ горько вздохнул, а Калерия безжалостно заявила:

– Какое счастье, что Тамара вам только кажется, Аркадий. Иначе вы бы на нее обиделись.

– Вот именно, – сказал философ и так энергично взмахнул головой, что космы полностью закрыли его лицо, если не считать покрасневшего кончика носа, пробившегося наружу.

– Так что же с параллельным миром? – спросил я. – Никто не приходил?

– Не время для шуток, – оборвала меня Тамара.

У нас с Тамарой непростые отношения. Когда я впервые появился в лаборатории, Тамара решила, что я и есть ее долгожданный избранник. И она долго не могла простить мне неверности – то есть внимания к другим девушкам, например к Катрин, которую Тамара полагала слишком высокой, нескладной и неуютной. Сейчас Катрин была в отпуске – сдавала экзамены в аспирантуру. Этого ей тоже простить было нельзя. Как говорит Тамара: «Женщина рождена для счастья с мужчиной, а не с дипломом». Так что, махнув на меня рукой, Тамара все равно не простила мне равнодушия. И при любом удобном случае подчеркивала передо мной свою популярность в мире мужчин.

– Будем собираться? – спросила Калерия. – Время движется к утру. И сторожу спать пора.

– Я никогда не сплю на дежурстве, – сказал Аркадий.

– А зря, – заметила Калерия. – Если этот театр вам только кажется, то какого черта его охранять?

– Правила игры, – ответил Аркадий. – По этим правилам я охраняю театр, а мне дают деньги, чтобы я питался.

– Для меня слишком сложная логика, – сказала Калерия. И обернулась к Тамаре: – Ты привела себя в порядок?

– Я и была в полном порядке, – огрызнулась Тамара. – К тому же на улице темно.

Я решил, что обязательно приду сюда с Егором. Пускай он попытается на месте воспроизвести события.

– Вам можно будет позвонить? – спросил я у Аркадия.

– Зачем? – удивился тот. Голос звучал глухо из-за завесы волос.

– К вопросу о параллельном мире, – сказал я. – Мне хочется поглядеть, где же наши миры соприкасаются.

– Не положено, – ответил Аркадий солдатским голосом.

– Я позвоню и приду, когда здесь будете вы. Другому человеку трудно объяснить...

– Господи! – вдруг рассердился сторож. – Неужели вам не понятно, что, во-первых, у меня нет дома телефона, потому что я веду экономный образ жизни. Во-вторых, никаких параллельных миров нет и быть не может. А вашу девочку я и пальцем не тронул. Если она нимфоманка, то лучше за ней следите.

– Я ухожу, – сказала Тамара. – Меня еще никто так не оскорблял.

Аркадий проводил нас до дверей. Он был надут и официален.

В машине Калерия набросилась на Тамару:

– Ты до сих пор не усвоила такое понятие, как служебная тайна! Нам придется с тобой расстаться. Я представляю, что ты там этому хиппи наговорила!

– Ничего не наговорила. Он же все равно в параллельный мир не поверил, мы с ним по кулисам лазили, а он руки распускал. А я терпела ради пользы дела. У шел оверкам!

– Чего?

– Это английский язык, – сказала Тамара. – И это значит – бороться и искать, найти и не сдаваться. Амундсен.

Сообщив нам такой ворох исторических сведений, Тамара замолчала.

Только у своего дома, выходя из машины, она сказала:

– И все-таки жизнь моя сложилась неудачно. Это так плохо, когда тебя не понимают!

– Число людей, посвященных в наши проблемы, катастрофически увеличивается, – сказала Калерия.

Шел дождик, мостовая поблескивала под светом фар и фонарей. По улице медленно ехала поливальная машина, разбрызгивая вееры воды.

– Наверное, они не успели выполнить зимний план по поливу, – сказала Калерия.

– Нет, – возразил я, – они на сдельщине. Чем больше выльют воды и чем больше посыплют соли, тем скорее уедут отдыхать на Мальорку.

– Ты думаешь, что стоит самому посмотреть за кулисами? – спросила Калерия.

– Да, – ответил я, не удивляясь. Я уже привык не удивляться Калерии.

– Пойдешь с Егором?

По сути дела, мы оказались в тупике. Верили мы Егору или нет, но после взрыва драматических событий, последовавших за исчезновением Люси, наступила гнетущая тишина. В театре Тамара ничего не нашла, певец исчез, директор убит, Барби «ищет милиция».

Поход в театр, который мы с Егором предприняли в понедельник, был данью долгу. Не более того.

– Вы твердите, что надо ждать, – говорил мне Егор. – Но сами знаете, что Малкин уже не вернется. Он скрылся в том мире, прихватив с собой Люську, как плату за вход.

– Вряд ли все так просто, – возразил я. – Если Малкин знал о возможности уйти туда, то, уж наверное, он имел связи с ними раньше. Он – часть какого-то заговора. И ваш опыт, Егор, говорит о том же. Все встречи с ветеранами, сам метод отправки вас сюда... – Я говорил суконным языком плохого учебника, потому что сказать мне было нечего. Само существование того мира было бредом, и все с ним связанное тоже было бредом. – Неужели ты в самом деле веришь в то, что какой-то там император Киевского вокзала шесть лет ждет, пока вырастет несравненная красавица, а затем говорит какому-то певцу: давай меняться, ты мне девицу, а я тебе время.

– Ага, – сказал Егор, и я понял, что он моих филиппик не слушал. – А Малкин неплохо придумал. Ведь времени там нет. Значит, и болезнь не может развиваться. Там же не умирают от естественных причин. Значит, Малкин решил рискнуть – он спасает свою жизнь и сидит там ровно столько, сколько понадобится времени врачам, чтобы изобрести лекарство от СПИДа. Наивно? А какой у него есть другой выход? Да никакие его деньги, никакая слава не помогут. Люди почище и побогаче его уже отправились к праотцам.

– Очень уж все это по-книжному, – сказал я. – Приключенческий роман. Красавица на далеком берегу, принц, яхта с белыми парусами. Ассоль подрастает и ждет своего принца.

– Я читал, я знаю, – сказал Егор. – Но вы там не были, а я был. И я видел этого императора Киевского вокзала и всю эту нечисть. Я знаю, что они все ненормальные – там нельзя долго оставаться нормальным. Помните, я вам рассказывал, что у них меняется кровь. Через несколько... не знаю, через сколько, но кровь человека изменяется настолько, что он уже не может вернуться. Представляете, Малкин посадил себя в вечную тюрьму. Но я боюсь за Люську...