Лазоревый день. Книга вторая - Игорь Вереснев
С рассветом они наскоро позавтракали и начали спуск. Верхнюю ступень одолели быстро. Первой опустили на канате Тассит. Было немного боязно — не известно ведь, какая опасность могла ожидать внизу. Но с высоты тридцать метров неширокий скальный выступ просматривался отлично, поэтому рискнули, так как спускать спутниц в одиночку Ирис было бы тяжело. Затем отправили вниз Тайриш и спустились сами. Вторая ступень была невысокая, и тоже затруднений не вызвала. Но дальше спуск замедлился. Расстояние между террасами увеличивалось, сами они делались всё более узкими и ненадёжными, да и усталость в плечах и руках накапливалась. Пришлось сделать первый привал, второй, третий. День перевалил за середину, а они всё ещё были на стене. И чем глубже опускались, тем мрачнее становилось вокруг, как будто вечер уже наступил. Со дна ущелья всё явственнее тянуло холодной сыростью, запахом плесени и гнилью. Когда Саши спрыгнул на нижнюю террасу и, переведя дыхание, шагнул к её краю, к облегчению примешалась изрядная доля тревоги.
Подножие стены оканчивалось в двух десятках метров пологой осыпью из щебня и скальных обломков. Дальше чернела заросшая редкой чахлой травой и низкорослым кустарником земля. Ни одного деревца — плохой признак. Сильнее всего дно ущелья напоминало огромную гнилую топь.
Ирис тронула брата за плечо.
— Здесь лучше ты иди первым. Мало ли…
Саши был с ней полностью согласен. Они привязали последний кусок верёвки к тянущемуся вдоль всего склона канату, и Саши скользнул вниз.
Несколько минут — и ноги упёрлись в зашуршавшую гору щебня. Звук показался небывало громким, неправильным в мёртвой тишине, сковавшей ущелье. Саши поёжился невольно, положил пальцы на рукоять меча.
Звук стих, и ничего не произошло. На дне не ощущалось и малейшего дуновения ветра, воздух стоял неподвижно, поэтому любое движение, любое колыхание травы Саши заметил бы сразу. Он постарался успокоить себя, задрал голову, помахал рукой свесившейся с террасы сестре:
— Давай!
Вскоре внизу были все четверо. Саши окинул взглядом спутниц. Тассит настороженно, даже испуганно оглядывается по сторонам, Ирис хмурится, нетерпеливо растирает уставшие руки, одна Тайриш выглядит безмятежной. Нащупала плечо своей спасительницы и улыбается, довольная. Иногда полезно быть слепым.
— Идти нужно, пока совсем не стемнело, — полувопросительно произнесла Тассит.
Спорить никто не стал. На дне ущелья сумерки давно наступили и уже грозили превратиться в полную темень. Ни факелов, ни масла, чтобы их изготовить, у путников не было, а пробираться на ощупь не хотелось. Хорошо, противоположная стена ущелья поднималась близко, рукой подать.
Они двинулись дальше всё в том же порядке: впереди Саши, за ним Тассит, ведущая за руку слепую, и замыкающая маленький отряд Ирис. По осыпи спустились быстро, но, когда под ноги легла чёрная корка грязи, ступать стали осторожнее. Поверхность чуть заметно пружинила — это вполне могло быть топью, покрытой толстым слоем торфа. И ни шеста, ни подходящей палки нет под рукой, чтобы испытать его прочность. Каждый шаг мог обернуться падением в вонючую бездну.
Мир на дне ущелья в самом деле был мёртв. Они прошли его насквозь за час с небольшим и за всё это время не услышали ни одного звука, кроме собственного прерывистого дыхания, не заметили ни малейшего движения. Но всё равно выглядел он зловеще. И ступив вновь на надёжный камень, Саши наконец-то облегчённо выдохнул.
Западная стена не походила на восточную. Это был скорее склон, достаточно крутой, но не отвесный. Гхера и сарр — трава с вьющимся, очень прочным стеблем, — покрывали его живой сетью. Пожалуй, даже Тассит и Тайриш могли вскарабкаться по ней наверх самостоятельно. Но не сейчас. После изнурительного спуска всем требовался хороший отдых. Да и сумерки сгустились настолько, что буровато-зелёная поверхность склона расплывалась, таяла в них. Выбора не было, предстояла ночёвка на дне ущелья. Ночёвка без костра, так как вокруг нет ничего, что годилось бы на дрова.
Перспектива провести ночь в полной темноте Саши не нравилась, хоть он и уговаривал себя, что опасности никакой нет, что ущелье необитаемо. Знания и опыт подтверждали — всё верно, так и есть. Но настороженная неприязнь к этому месту не исчезала.
Спать расположились на покатом валуне, что одним своим боком зарылся в вонючую грязь, а другим упирался в основание склона. Лежать на камне было жёстко, неудобно, даже подстилка не помогала. Но они единодушно решили, что лучше так, чем на поросшей чахлой травой земле. Саши думал, что заснуть и вовсе не получится, то и дело ворочался с боку на бок, вскидывал голову, стараясь разглядеть в темноте дежурившую первой Ирис. Но дневная усталость взяла своё, да и тепло лежащей рядом Тассит успокаивало. Когда сестра тихо потрясла за плечо, он с удивлением сообразил, что спал.
Сколько прошло времени? Долго ли до рассвета? Определить Саши не мог, оставалось поверить Ирис, что половина ночи позади. Он устроился на макушке валуна, ёжась и зевая, завидуя мерно посапывающим женщинам. Сон чудесным способом отогнал вечерние страхи, тьма и тишина, заполнявшие ущелье, теперь казались не зловещими, а просто мёртвыми. Путники были единственными созданиями, проникшими в этот мир. И завтра, на рассвете, покинут его.
Было так тихо, что Саши различал дыхание каждой из женщин. Какое-то время он вслушивался в эти звуки. Затем незаметно для себя начал мурлыкать мелодию, как Тайриш прошлым вечером.
— О чём твоя песня без слов? — Тассит спросила очень тихо, стараясь не разбудить спутниц, но все равно звук её голоса заставил вздрогнуть от неожиданности.
— Не о чём… — Саши сконфузился.
— Не правда, я узнаю мелодию. Ты думаешь о том, какой будет женщина, с которой ты разделишь первое айри?
— Я думаю о цели нашего путешествия. А ты почему не спишь? До рассвета ещё долго.
— Знаю. — Тассит встала. — Слишком долго, чтобы терпеть.
Аккуратно переступила спящую Ирис и шагнула в темноту.
— Далеко не отходи! — шепнул в след ей Саши. Всё же болото есть болото, слоняться по нему ночью в одиночку не стоит.
Тассит спустилась с валуна, сделала несколько шагов, и её силуэт растворился во мраке. Саши с минуту прислушивался — тихо. Мёртвому миру нет никакого