Христо Поштаков - «Если», 2001 № 05

— На северо-востоке, в горах, — ответил он на вопрос Литы.

— Там?.. — недоверчиво протянула она.

— А кто еще нам сумеет помочь?

— Откуда нам знать, что Матери окажутся дружелюбными? Остальные готовы нас растерзать.

— У нас все равно нет выбора.

Лита тяжело вздохнула, соглашаясь с неизбежностью.

— Это далеко?

— Не близко.

Он вгляделся в горные вершины. Пешее путешествие займет как минимум два дня, а то и больше, учитывая, что с ними трехлетняя малышка. Пока они могут хоть как-то укрыться от дождя под тощими кронами деревьев. На хребте беглецы будут открыты всем ветрам; к тому же появится опасность высокогорного ночного холода. Надо собрать все силы, чтобы пережить это испытание, — но разве у него остались хоть какие-то силы?

Лита справедливо сомневалась, что их приютят неведомые Матери. Однако другого выхода все равно не было. Больше ни от кого вокруг не приходилось ждать помощи — не от «мулов» же… При одной мысли об этих мерзких существах Риса чуть не стошнило.

Он выбрал на роль ориентира вершину в форме сломанного клыка чудовища и снял Джилан со спины Литы.

— В путь! — скомандовал он.

Два дня подряд они медленно ковыляли среди валунов, не сводя глаз с облюбованной горы. Подъем становился все круче, валуны все больше, скалы все острее. Высокая тропическая растительность постепенно сменилась низкими деревцами с иголками вместо листьев.

Холодный дождь лил не переставая, почва под ногами превратилась в грязь, еще большее замедляя движение.

— Устроим привал. — Рис указал на рощицу Ловушек Душ, таких же лишних здесь, на горном склоне, как трое беглецов.

Они сбились в кучку под ненадежным лиственным навесом, обреченно глядя на дождевые струи. Лита прислонилась к узловатому стволу и закрыла глаза. Вскоре Рис определил по ее ровному дыханию, что она уснула. Ему также был необходим сон, но жажда зита не давала сомкнуть глаз.

Джилан тоже бодрствовала. Рис присмотрелся к девочке. Взгляд ее был очень смышленым. Почему же она не говорит, как положено нормальному трехлетнему ребенку? Раньше Рис неоднократно слышал, как она, подобно всякому младенцу, экспериментирует со звуками, предшествующими осмысленной речи, пробуя самые диковинные их сочетания. Казалось, еще немного — и она, как все ее сверстники, освоит родной язык, отказавшись от лепета. Но с ней этого почему-то не произошло.

— Детка, — произнес он тихо, чтобы не разбудить Литу. — Давай поговорим. Скажи: «Рис», «привет», «Лита».

Он был смешон сам себе. Одновременно он испытывал уважение ко всем матерям мира, чью речь копируют младенцы, овладевающие азами человеческого общения. Девочка сидела, потупив глазки.

— Ну, попробуй. «Привет», «Лита».

Никакого отклика. Он поразмыслил и решил зайти с другого конца.

— «Так-на». — На стегти это означало «еда».

Ее черные глазки коротко сверкнули. Все-таки реакция — не то что на индо-английский.

— «Яти». Как тебе это? «Яти». Мама.

Ее взгляд стал паническим. Рис испугался, что она расплачется. Вот дуралей! Зачем будить в ней дурные воспоминания? Но малышке, как видно, уже стало скучно, и она принялась ковырять пальчиком в грязи. Ничего удивительного, что она реагирует на звучание стегти. Наверное, с няньками-аборигенками она проводила гораздо больше времени, чем с родителями.

В следующую секунду Рис расчихался. От спор в воздухе у него постоянно щипало в носу. Дочерей комиссара эти проклятые споры беспокоили гораздо меньше: Лита иногда чихала и терла глаза, у Джилан текло из носу, но обе не обращали на это внимания. Его иммунная система страдала гораздо сильнее, искусственный интеллект предупреждал о побочных эффектах местного зелья, но Рис не обратил на это внимания, пребывая в высокомерной уверенности, что к нему это не относится. А потом ему уже не было до этого дела.

Лита скоро проснулась, и они побрели дальше. Он постоянно глядел себе под ноги, надеясь наткнуться на съедобные клубни и решить хотя бы одну из насущнейших проблем — питания. Сходить с маршрута он боялся, чтобы не потеряться.

Но клубни ему не встречались.

Со вторым ночлегом им повезло больше: он высмотрел спокойное местечко — пещерку, защищенную сомкнувшимися валунами, где можно было даже разжечь небольшой костер и высушить одежду. Нашлись и съедобные ягоды на ужин, однако на троих оказалось маловато. Он отдал свою долю малышке, но она все равно плакала от голода.

По телу Риса тоже пробегали судороги, но не от голода. «Всего одну ягодку, какой от этого вред? Зато как полегчает!» — прельщал внутренний голос.

Руки ходили ходуном. Когда он отдавал Лите ее порцию ягод, девочка все поняла.

— Это из-за зита, да? Вы без него не можете.

Он уселся у костра, напротив нее.

— Кто тебе это сказал?

— Мама называла вас неисправимым пьяницей. «Безобразие, что Гильдия подсунула нам такого пропащего забулдыгу», — она все время это повторяла.

— Твоя мать понимала далеко не все.

— Еще она радовалась, что вы обходитесь нам дешево, потому что вы все пропивали в местных кабаках.

— Какое ей дело, как я поступаю со своими деньгами?

— В этих спорах отец всегда вставал на вашу защиту. Вы хоть знаете об этом?

Ему было слишком дурно, чтобы сердиться.

— Ничего больше не хочу слышать. Спи!

— Надеюсь, эту ночь вы еще протянете.

Она улеглась, укрывшись вместе с сестрой его курткой, и быстро уснула. Он сидел, уставившись в огонь, пока от костра не остались одни угли. Прошло немало времени, прежде чем улеглась злость, а с ней и потребность в зелье. Наконец он сумел забыться.

На третьи сутки везение изменило им. День выдался особенно изматывающим. Иногда Рису казалось, что они будут вечно кружить вокруг огромных валунов в поисках нужной расщелины, а если проход и обнаружится, Рис все равно сойдет с ума от голодного детского плача. Заночевать пришлось на голых камнях, исхлестанных ветром, где не могла укорениться даже былинка. После заката дождь прекратился, но холод пронизывал до костей, а пищи для костра не находилось.

Дети заснули в слезах, но к Рису сон и не думал приходить. Пора было признать страшную правду. Эти горы оказались ему не по плечу. Он не мог как следует позаботиться даже о самом себе, где ему уберечь от голодной смерти еще и двоих детей? Только круглый идиот способен отнестись серьезно к местным суевериям, всем этим «душам» и «матерям»; скорее всего, ничего этого нет в реальности! Он изначально принял неверное решение. Надо было попытаться переправиться через реку и добраться до базы. Теперешний переход грозил всем троим гибелью. Мало ему вины за смерть Ив — теперь на его совесть ляжет еще и ужасная участь обеих дочерей комиссара!