Станислав Гагарин - Разум океана. Возвращение в Итаку

— Забавно, — сказал Олег, — я знаю женщину, которой повезло: у нее два мужа…

— Думаешь, ей весело от этого, да? — спросила я.

— Не знаю, Галка, — сказал Олег, — не знаю…

Он сказал это грустно… Я почувствовала, как у меня вдруг словно лопнул в груди тяжеленный шар, как будто опало и сморщилось сердце.

Я открыла рот, чтобы произнести какие-то слова, но слова не хотели рождаться, и только слезы побежали по щекам. Разревелась дуреха…

— Не надо, — сказал мне Волков, — перестань, Галка.

Лицо его искривилось, глаза стали жалобными, просящими. Я вспомнила, как тяжело принимал мои слезы Олег, вспомнила все и попыталась собраться с духом.

Это далось нелегко. Олег продолжал смотреть на меня умоляющими глазами и смешно заморгал ресницами, словно собирался заплакать обиженный кем-то ребенок.

«Ты и обидела», — подумала я и снова попыталась взять себя в руки.

Раскрыв сумочку, я отыскала пудреницу и, заглянув в зеркало, провела по лицу пуховкой.

Станислав не возвращался.

Снова ударил оркестр. К нашему столику подбирался бородатый пижон в капитанской форме, и по глазам его было видно, что нацелился он на меня.

Еще несколько шагов. Я подпустила бородача поближе, поднялась и сказала:

— Пойдем, Олег…

Волков помедлил, потом резко встал, едва не сбив с ног поравнявшегося с ним капитана.

Мы вышли одни из первых. Волков осторожно коснулся ладонью моей спины, сжал левую руку повыше кисти, я почувствовала, как дрожат его пальцы. Он неуверенно вывел меня на середину зала, зал заполнялся, становилось теснее, и Волков вдруг споткнулся.

— Практики не было, — сказал он, — ты уж прости…

Он сказал это спокойно и просто, совсем не так, как говорил об этом обо всем, когда мы сидели за столиком втроем.

— Ладно, ничего, — сказала я. — Практика у тебя будет…

Он не ответил и продолжал вести меня по залу, и все увереннее становился Волков, а мне бы хотелось, чтоб был он слабым, растерянным и слабым, но Олег никогда таким не был, и в этом-то все и дело…

…Когда Олега увезли, я приготовилась ждать. Ждать все эти годы, определенные нам судьбой.

Ждать его я привыкла и убеждала себя, что выдержу и этот срок. Тогда было трудно представить отрезок времени в восемь лет, он не успел уложиться в моем сознании, да и слишком была потрясена я процессом, взбудоражившим целый город, свиданиями с Волковым, осунувшимся, постаревшим и каким-то притихшим. Я знала, что судьба больно ударила нас. Под жесткими взглядами женщин, не дождавшихся «Кальмара», мне было очень плохо, и я думала тогда о себе и Олеге во множественном числе: его беда была бедою общей.

Прошли первые недели, месяцы без него. Так бывало и раньше, когда Олег уходил в море, но я стала ловить себя на мысли, что это ожидание без надежд, без перспективы, что ли…

А рядом был Станислав Решевский. Нет, его никто не может упрекнуть в предательстве по отношению к Волкову. Стас был рядом как друг, и в первую очередь — друг Олега. Он считал своим долгом заботиться об оставшейся в горе жене товарища и делал это, я верю, бескорыстно. Так уж случилось… И если есть в этой истории чья-то вина, то вина, бесспорно, моя.

…В тот вечер, когда я пришла впервые в мореходку на танцы, они оба увидели меня, разыскали мою подругу Ольгу и упросили ее представить их мне. Первым пригласил меня Решевский, он опередил Олега, и тот стоял, насупившись, злился, и только, встречаясь со мной глазами, натянуто улыбался.

Они провожали меня вдвоем. А когда вернулись в училище, Олег потребовал, чтоб Стас ко мне больше не совался. Решевский заспорил, но Волков не отступал, и Стас дался. Потом он говорил, как клял себя за это, да было поздно…

На танцы в училище я больше не ходила и совсем забыла про этих парней.

Наступил день моего рождения, но надвигалась и защита диплома. Мы с Ольгой праздник решили отметить скромно: она, жених ее Петя и я.

Петя задержался, мы сидели вдвоем за накрытым столом, и тогда пришел Волков.

Ему открыла Ольга и провела в комнату.

— Здравствуйте, — сказал Олег. — Пришел поздравить…

До сих пор не ведаю, как он узнал об этом.

Тогда мы и зажгли свечи, их принес Волков, по числу прожитых мною лет.

Потом Волков сказал:

— Кончаю училище, девочки. Надо женою обзаводиться…

Ольга засмеялась:

— Чего-чего, а невест у нас в институте… Хоть завтра подберем.

— Нет, — сказал Волков, — уж если жениться, то на одной из вас.

Я спросила:

— А нельзя ли сразу на обеих?

Но Олег даже не посмотрел в мою сторону. Он достал из кармана коробок со спичками и вытащил из него две штуки.

— Испытаем судьбу, — сказал Волков, — пусть жребий решит, кто из вас будет моей женой.

С этими словами он спрятал руки со спичками под стол.

Ольга рассмеялась. Было смешно и мне, и только непонятный холодок возник в груди, но быстро исчез.

— Которая вытащит спичку без головки — та и будет моей женой, — сказал Волков и протянул кончики зажатых между пальцами спичек мне.

Я вытянула спичку без головки. Волков вскочил, позади упал стул, Ольга захлопала в ладоши, а я…

Уже на второй день после свадьбы он рассказал мне, как обломил обе спички и потому сам определил решение «судьбы».

— Делаю вам официальное предложение, — сказал Олег. — Свадьба через полтора месяца, после «госов». Все детали предлагаю обговорить наедине.

Тут Ольга надулась, но пришел Петя. О предложении Волкова не вспоминали.

Он сам об этом напомнил.

— Вы слишком торопитесь, Олег. Нельзя же так, право…

— Хорошо. Я подожду. До завтра.

И завтра он действительно пришел. Стал снова меня уговаривать. Я молчала, а он говорил, говорил, и слова его словно обволакивали, дурманили голову… Никогда он больше не был таким красноречивым…

А ведь Волков мне совсем не нравился, правда, потом я, кажется, даже любила его…

Потом, тогда… И все это в сочетании со словом «любовь», в сочетании с личностью моего бывшего мужа, обнимающего меня сейчас на правах всего лишь партнера по танцам…

А как я думаю о нем сейчас?

…Не могу сказать, что чувства никакого к Волкову у меня не осталось. Да, в тот день, когда начинался последний рейс, я поняла, что больше не люблю Олега. А может быть, и не любила вовсе… Кто сумеет обозначить критерии любви?… Немало было попыток, но общее определение этого чувства осталось за пределами человеческих возможностей.

Волков ушел в море, и я готовилась сказать ему все, когда он вернется.

Нет, о Станиславе не могло быть и речи. Мне хотелось попросту остаться одной и все переосмыслить, поглядев на нашу жизнь со стороны.