Влад Савин - Врата Победы (Мв-9)
Хотя - нет теперь у нас "Украинской ССР". Есть российский Крым, как и Донецк, Ворошиловград, эти области с русским населением, одолженные Лениным Украине в двадцать втором, вернули в состав Российской Федерации. Есть Украинская Автономная ССР - бывшая Украина в границах до 1939 года. И есть Галицийская ССР, никакого отношения к Украине не имеющая, бывшая окраина Австро-Венгерской империи, отдельная национальность, свой язык (западный суржик сильно отличается от того, как говорят например, на Полтавщине). И судя по тому, что потомки рассказывают про некоего Ющенко, и прочую подобную сволочь, проявили мы там к бывшим бандеровцам недопустимую мягкость. Теперь - не дождетесь!
Есть информация, что Черчилль надеется на "авторитетной международной конференции" по вопросу послевоенных границ взять за основу положение на начало войны, то есть на 1 сентября 1939 года, ну а все прочее - будем решать, кому и по какому праву. Так вопрос, Германия Австрию, Чехию, Мемель присоединила когда? И отчего именно 1 сентября - давайте уж тогда Версальский мир? А лучше, сославшись на прецедент, провести референдум, как население решит... ну а мы позаботимся, чтобы на наших территориях оно решило правильно.
По крайней мере, в будущем соревновании с англосаксонским миром, у СССР будут намного более лучшие "стартовые условия". И знание, уже не столько о конкретных событиях, как о тенденциях развития послевоенного мира.
А товарищ Сталин ничего не забывал.
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. (альт.-ист.) М, 1964.
Сейчас я хочу ответить на вопрос, до сего дня задаваемый военными историками - можно ли было взять Берлин в конце февраля-марте 1944 года?
Как командующий Первым Белорусским фронтом могу сказать - нет. Войска устали и понесли потери в Кюстрин-Зееловской битве, израсходовали большое количество боеприпасов. Против нас также играла начавшаяся распутица, противник же мог пользоваться автострадами и железными дорогами - напомню, что перешив путей на нашу колею восточнее Одера, по всем необходимым нам направлениям, был завершен лишь к середине марта. Кроме того, мы имели сведения, что в Померании немцы накапливают значительные силы, готовясь нанести нам фланговый удар, начни мы наступление. Напомню, что Германия еще располагала мобилизационным людским ресурсом, а мощная германская промышленность, несмотря на бомбардировки немецких городов англо-американской авиацией, почти не пострадала, и вполне могла обеспечивать вермахт вооружением.
Наиболее уязвимой стороной немцев была уже ощутимая нехватка квалифицированного командного состава и обученных солдат. Но на бумаге немецкие войска, занявшие оборону на Одерском рубеже, выглядели очень внушительно, численно даже превосходя бывшие у них до Зееловского сражения. Гораздо позже, в ходе нашего наступления, выяснилось, что танковые дивизии в Померании, будучи только что сформированы, еще проходили боевую подготовку, личный состав их в большей части не служил прежде в танковых войсках, или был почти необученными новобранцами, в технике, а особенно в артиллерии и автотранспорте, имелся значительный некомплект. Что позволило некоторым историкам утверждать, что германское командование вообще не имело плана флангового контрнаступления, поскольку силы, выделенные для этого, совершенно не соответствовали задаче.
Могу возразить - что в нашем планировании, на наших штабных картах, эти дивизии числились полноценными боеспособными соединениями! И мы хорошо помнили, как в ходе Зееловской битвы подобные фланговые удары по правому берегу Одера, нанесенные с обеих сторон, могли поставить наши войска на плацдарме в исключительно опасное положение. А недооценивать противника, еще на этапе планирования, бывает смертельно опасно.
И, хотя с Зееловских высот был виден свет пожаров в Берлине, совершенно невероятно, чтобы можно было быстро взять этот большой и сильно укрепленный город даже в конце марта, когда в состав его гарнизона входили, кроме бывших там в апреле, еще пять армейских дивизий. Если даже при обороне его силами галицийских изменников, фольксштурма и ПВО, бои в Берлине затянулись на десять дней. При том, что наши войска в районе Берлина, вырвавшись вперед, не имели бы поддержки с флангов. Подводя итог, могу сказать - да, с учетом современных знаний о силах противника и их реальной боеспособности, вероятность успеха была. Но во-первых, в тот момент мы никак не могли это знать, а во-вторых, за планирование операции с вероятностью, а не уверенностью в победе, ставят неудовлетворительную оценку слушателю любой военной академии на экзамене. И не было причин настолько спешить!
Сторонники наступления в феврале-марте приводят главным аргументом то, что в этом случае Советская Армия имела возможность встретиться с тогда еще союзниками не за Рейном, а уже на французской территории. А наиболее горячие головы утверждают, что у нас был шанс взять и Париж! Заявляю, что задача наступления вглубь Франции даже не ставилась нашим войскам, и в более позднее время! В то же время факт нашей встречи с англо-американцами примерно у франко-германской границы показывает правильность расчетов Ставки, установившей именно такие сроки.
Следует также учесть, что к концу марта были перемолоты последние оставшиеся у немцев значительные силы люфтваффе, в боях над Зееловским плацдармом. Ряд танковых частей вермахта, еще в феврале снятых с Одера и направленных "пожарной командой" на Западный фронт, уже был "сточен" там до полной потери боеспособности. В то же время Первый Белорусский фронт успел получить большое число новой техники, как танки Т-54-100, и новейшие машины ИС, поступающие в тяжелые танковые полки взамен КВ-54, в тылах фронта удалось организовать полигон для эффективного обучения экипажей. Была значительно усилена артиллерия, особенно крупных калибров. Развернута аэродромная сеть, с искусственным покрытием (металл). Войска отдохнули и пополнились до штата.
Все было готово для наступления на Берлин. И никаких сомнений в успехе уже быть не могло.
Север Франции, под Амьеном. 26 марта 1944.
Михаель Виттман стоял на башне танка и обозревал в бинокль будущее поле боя.
Забавно, но танк был русский, Т-54. И получил его Виттман благодаря налету "рус фанер", на марше от Зеелова к Берлину. Две или три тени возникли над колонной, совсем низко и почти бесшумно, как летучие мыши, высыпали по нескольку десятков кумулятивных ПТАБов, и исчезли прежде, чем приданный батальону "фирлинг" начал беспорядочную пальбу. В итоге, сгорели три "штуга" и "пантера", потери положено было восстановить, и на ремонтном заводе в Берлине Виттман увидел этот русский танк. Подорвался на мине, но повреждения ходовой минимальные, сумели вытянуть и привести в боеспособное состояние.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});