Елена Горбачевская - Другая проекция

Едва мы вышли из подъезда, я задала мучивший меня вопрос:

— Ну, не томи, рассказывай, как все было!

— Да нормально все было, я же тебе говорю! Правда, мама заохала-заахала сначала. Но это не по поводу тебя лично, а по причине самого факта предстоящей свадьбы. А потом стала допрашивать меня с пристрастием, выясняя кто ты есть на самом деле.

— А ты что ответил?

— Сказал, как есть. Ежик, мол, человекообразный.

— Да ну тебя!

— Ну что ты на самом деле! Просто рассказал про тебя, про твою семью, работу. Она сначала побухтела немного для виду, а вечером говорит: «Ты знаешь, тут у нас в магазине костюмы неплохие продавались, надо бы тебе померить». Так что все в порядке, не волнуйся.

— А папа?

— А с папой — еще веселее. Отозвал меня в сторонку и спрашивает: «Сынок, а не рановато ли? Ты ведь еще аспирантуру не закончил». А я ему говорю: «Вспомни, папа, во сколько лет ты сам женился». Он только хмыкнул.

На улице был жуткий холод. Зима как никак, январь — не май. Глядя на мою посиневшую физиономию, Сережа спохватился:

— Да ты у меня совсем замерзла!

— Есть немного, — ответила я, стуча зубами.

— Тебе надо срочно горячего чаю или кофе! Поехали ко мне в общагу!

— Да ну, там вечно полно народу. Я уже наобщалась за прошедшую ночь на год вперед. Хочется побыть с тобой вдвоем.

— Что ты! Как раз никого нет, все на праздники разъехались, даже Славик уехал. К тому же мама наддавала мне с собой кучу всяких вкусностей. Поехали!

Действительно, это было наилучшее решение. Я забилась в уголок на Сережиной кровати, укрывшись одеялом, и тихо блаженствовала, а он хлопотал, заваривая чай и раскладывая всевозможные пирожки и прочие домашние припасы. Тепло! И вообще здорово.

Чай был просто прекрасный, пирожки — изумительные, а главное — рядом был он, мой Сережа.

Какой он заботливый, внимательный! Как чудесно пахнут его волосы, какие ласковые у него руки. Губы такие нежные, а щеточка усов слегка колется. Хочется к нему прижаться, ближе, ближе! Ощутить его каждой клеточкой, всем своим существом, хочется слиться и раствориться друг в друге!

И случилось то, что давно и естественно должно было произойти. Нас обоих накрыла теплая мягкая волна, потом подхватил шторм, закружил, понес куда-то, туда, где забываешь обо всем, где нет места мыслям и логике. Нежность и страсть, легкий бриз и ураган — все смешалось, закружив вихрем вокруг нас.

— Только ты, милая! — шептали его губы.

— Только ты! — повторяла я, словно эхо.

А потом мы долго лежали обнявшись, не в силах пошевелиться и вымолвить хотя бы слово.

— Ты представить себе не можешь, как я тебя люблю! — нарушил молчание Сережа, погладив меня по волосам.

— Могу. Потому что тоже очень люблю тебя. Потому что хочу всю жизнь быть с тобой.

— Я тоже, — он немного отстранился от меня и взглянул прямо в глаза. — Всю жизнь.

— Всю жизнь, — снова эхом повторила я.

— Знаешь, ты такая красивая! Я тебя запомнил еще тогда, на этом первом субботнике в Раубичах. Только познакомиться не решился.

— Я тоже тебя тогда запомнила! «Товарищ в красных ботиночках», как обозвала тебя тогда Макса за твои бордовые сапожки.

— И потом все на тебя смотрел, — продолжал он. — Когда ты с Мишкой вашим встречалась. Тогда я решил, что все равно тебя отобью.

— Я? С Мишкой?! Да никогда я с ним не встречалась! С чего ты это взял?

— Ну… Вы с ним тогда шли по коридору… Вот я и решил.

— Да мало ли с кем рядом мне приходилось ходить по коридорам!

— Ну, подумаешь, показалось значит. Какая впрочем разница. Я ведь все равно решил с тобой познакомиться.

— Момент ты, конечно, для знакомства выбрал просто прекрасный! Шея у меня свернута, голова немыта. Красавица, нечего сказать. Да еще рядом — Макса, глядя на которую буквально все ребята голову теряли.

— Вот именно. Посмотрел на тебя, на твою свернутую шею и подумал: «Пропадет ведь без меня». А на счет Максы — ты права, конечно, она красивая, — он вдруг стал серьезным. — Но уж очень какая-то холодная, далекая. А ты — совсем другое дело. Ты не просто кукольно красивая. В тебе что-то такое есть особенное. Шарм, как говорят французы.

— А знаешь, тогда, на той конференции, когда я сидела со своей свернутой шеей, мне было так плохо, что в голове не было ни одной мысли. Тут ты заходишь. А я сама себе и думаю: «Товарищ в красных ботиночках… Усы отпустил… Какой симпатичный стал…» И потом вдруг еще одна мысль: «Я выйду за него замуж!» Я тут же обругала себя за такие глупости, даже отвернулась, чтобы на тебя не смотреть.

— Тоже мне, удивила! Я еще на том субботнике решил, что рано или поздно женюсь на тебе, — сказал Сережа то ли шутя, то ли серьезно и нежно обнял меня.

Он стал рассказывать о своем детстве. Много всяких забавных и грустных историй. Я тоже говорила что-то в ответ, ничего не утаивая и не приукрашивая.

Уже давно стемнело, но мы так и сидели обнявшись, не зажигая света. Откуда-то из соседнего номера тихонько доносилась музыка. «Юнона и Авось», прекраснейшая рок-опера. «Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу…» И так прекрасны были и эта музыка, и эти наши воспоминания, и само наше взаимное узнавание, когда мы открывали друг перед другом свои души!

И вдруг я поняла, что просто не могу не рассказать ему о том, что произошло со мной в тот памятный понедельник, не могу не подарить ему эту удивительную желтую и розовую страну!

— Сережа! Помнишь, ты спрашивал, откуда у меня на руке взялся этот шрам?

— Конечно, помню!

— Ну так вот…

И я начала свой долгий и совершенно неправдоподобный рассказ. Это было очень тяжело. Приходилось заново переживать все ужасы и испытания. И при этом хотелось донести до него все очарование изящно-хрустального мира другой проекции, все обаяние его обитателей, так непохожих на нас. Пережитые тогда эмоции, складываясь с только что испытанными, нахлынули на меня с невероятной силой. Так хотелось, чтобы он тоже увидел и полюбил этот прекрасный мир, его удивительных жителей!

Внезапно в комнате что-то стало происходить. На темной стене появилось какое-то мерцающее округлое пятно, которое становилось все ярче и ярче, наливаясь серебристым светом. Мы оба замерли. Мое энергетическое восприятие тут же подсказало, что возник некий канал, и в то же мгновение в своем мозгу я услышала голос Салатовенького:

— Я был прав, человек, когда утверждал, что твои эмоции обладают невероятной силой!

Я быстро взглянула на Сережу — слышит ли он? Он коротко кивнул. Между тем Салатовенький продолжал:

— Приветствую тебя снова, человек! А также тебя, другой человек! Человек, носящий название «Елена», с помощью своих могучих эмоций, а также путем взаимодействия с твоими, не менее сильными эмоциями, построил энергетический канал, соединивший два наших мира. Как утверждают наши специалисты, этот канал довольно стабилен и совершенно безопасен. Даже в том случае, если по каким-то причинам он преждевременно закроется, оба человека будут просто втянуты обратно и попадут на то же место и в тот же момент времени, безболезненно слившись со своими белковыми оболочками. В силу изложенных обстоятельств я предлагаю воспользоваться внезапно сложившейся ситуацией и проникнуть в проекцию, являющуюся моим миром. Добро пожаловать, два человека!