Роберт Силверберг - «Если», 1998 № 03

— Дед, я человек прямой, военный…

Старик усмехнулся. Ну и ну, за три дня никто в моем маскараде не сомневался, а этот будто в игру со мной играет!

— Я простой лекарь. Когда-то им был. А сейчас доживаю свой век.

— Кто же тебя здесь от душегубов хранит?

— Есть хранители… — сказал старик.

— Лихих людей лечишь? Нехорошо!

— Лечить всегда хорошо. Я законов не нарушаю — если исцелю душегубца, то Страже о том сообщу. А дальше ее дело… пусть ищет.

— Встречал я таких лекарей. Только лекарская клятва от Стражи…

— Может, и не спасает. А вот титул — да.

Я оторопело смотрел на старика.

— Я барон.

— А я граф.

За окном застучали первые капли дождя. Дед нахмурился:

— Парень, я не лгу.

— Допустим, и я тоже, — зло огрызнулся я.

Старик захихикал.

— Ладно… хочешь — верь, хочешь — нет. За плитой следи!

Я разлил по тарелкам суп. Неужели старик не врет? Что лекарь — возможно. Но чтобы барон… и в такой глуши… один… в маленьком доме…

— А где же владения вашей милости?

— В Багдаде. Я барон Жан Багдадский.

— Персия уже сорок лет не под Домом…

— Ага, — прихлебывая суп, согласился барон-лекарь. — Только разве Дом это признал?

— Верно. А за какие заслуги высокий титул пожалован?

— За пятьдесят лет честной службы Дому. За лечение дурных болезней, переломанных костей, за принятие родов, исцеление от мигреней и прочую ерунду.

Я отложил ложку.

— Ваша милость, а ведь вы правду говорите.

— Конечно.

— Значит, самого Владетеля видели?

Старик хмыкнул.

— И лечили?

— Вот этого не было, — признал старик. — Те, кто к Владетелю допущен, получше меня мастера. Зато, — он развел руками, — и доживать век по-своему им не позволят. Если в заднице Владетеля ковырялся, значит, причастен великих державных тайн.

— Дозволено мне сидеть в вашем присутствии? — пытаясь разрядить напряжение, спросил я.

— Ты же граф, значит, дозволено… — хихикнул старик.

— Неужели только титул да мастерство от бед спасают?

— Не только, — уклончиво ответил дед.

— Ну и дела, — всем своим видом я выказывал уважение. — Простите грубому матросу…

— Ладно, что уж там. Ты человек злой, но не жестокий. Меня это больше устраивает, чем если наоборот… как в Доме.

Он поднялся. Махнул рукой:

— Посуду не трогай, завтра служанка придет убирать… Пошли.

В гостиной старик уселся в одно из кресел. Достал из шкатулки две сигары.

— Будешь, матрос?

Ильмар Скользкий модным табачным зельем редко балуется. А вот моряк Марсель, наверное, должен оценить.

— Благодарствую, барон…

— Мелочи, граф…

Старик явно потешался надо мной. Может, умом ослаб? Да нет, не похоже. Ладно, впустил, накормил, есть с кем поговорить. Но если он так с каждым встречным поступает — недолго ему сельской жизнью наслаждаться.

Мы раскурили по сигаре, старый барон иронически посмотрел на мою борьбу с дешевыми ломкими спичками.

— И где ты бывал в последнее время, Марсель?

— О… — я затянулся, едва сдержал кашель. — В Америку ходили. В прошлом году… Там еще спокойно было.

— Говорят, оттуда собираются возить руду?

— Нет, руду не будут. Невыгодно! Но шахты там богатые. Повелением Дома на месте станут производить товары и привозить в метрополию. Ножи, мечи, плуги, гвозди…

Старик покивал:

— Разумно, но глупо.

— Это почему?

— Если развить в колонии производство, она может и отделиться. Бросит старушку Европу, начнет сама империю строить.

— Возможно. Но Дому виднее.

— Виднее, виднее… А еще где был?

— Собирались в Австралию, — сказал я. — Но тут Лондон взбунтовался… две недели вдоль берегов ходили, народец пугали.

— И как в Лондоне, стрелять довелось?

А я знаю? По слухам — да, по официальным эдиктам — нет…

— Не без этого. Так… умиротворили.

— А потом что?

Жаден дед до новостей.

— Потом нас к Печальным Островам направили. Там вроде объявился этот… беглый принц Маркус… Серые Жилеты должны были его взять, только принц раньше ушел.

— Молодец, Марк… — кивнул старик.

— Что, простите?

— Молодец мальчик, говорю, — барон иронически посмотрел на меня. — Что, изменой запахло? Рад я, что Марк ушел.

— Да ты ведь его, наверное, знал? — догадался я.

— Как сказать — знал… Я его на свет принимал. Ногами вперед шел, паршивец. Думал, что либо ему конец, либо и ему, и матери…

От волнения я не мог слова вымолвить. Это же надо — брести по дороге и вдруг напроситься на ночь к полусумасшедшему старику, лекарю Дома, принимавшему на свет Марка!

— Интересно, да? — спросил старик.

Я кивнул.

— Очень болезненный был ребенок, — заметил барон-лекарь.

Что-то я не замечал за ним такого.

— Дурная наследственность, — продолжил лекарь.

Как — дурная?

— Ты понимаешь, что такое титул младшего принца?

— Младший — это, в смысле, возраст, а принц…

— Эх, нет ныне дисциплины во флоте. Когда я, по молодости, после Сорбонны, службу на «Сыне Грома» нес… — быстрый взгляд в мою сторону, — да нет, не пугайся, не на нынешнем, на старом еще… так каждую неделю в общей молитве весь Дом поименно перечисляли. От Владетеля до младшего принца… со всей генеалогией. А уж что чей титул значит, как его приветствовать, если решит на корабль наведаться… Хочешь не хочешь, а запомнишь. Так вот, Марсель, младший принц может быть самым старшим из детей Владетеля. Для простолюдина ребенок со стороны — ублюдок, для графа или барона — чуть повежливее, бастард. А вот кровь Владетеля — священна. Владетель бастардов не плодит. Младший принц — и все в порядке.

— А… — прошептал я, прозревая. Вот от чего Марк перекосился, когда я назвал его бастардом! Значит, я попал в самую точку!

— Титул уважительный, — продолжал старик. — И самые древние фамилии ничего не имеют против младшего принца в своих семьях. Маркус — сын Владетеля и княжны Элизабет, из варшавской ветви Дома. Как-то удостоил Владетель визитом приграничные земли. Княгиня только семнадцатилетие отпраздновала. Но, скажу честно, в рождении Маркуса — ее заслуга. Три дня перед Владетелем вертелась, как могла. Добилась своего. И в Париж после рождения мальчишки перебралась. Будь покрепче… стала бы и законной женой. Красота у нее была… ангельская. Вся светится, тоненькая, прозрачная, даже после родов девочкой выглядела… От туберкулеза сгорела за две недели.