Сироты из Безнебесья, или Дети невидимого света - Ян Михайлович Ворожцов
Иными словами это происходит из-за необходимости, обусловленной эволюционно, поглощать все больше света от планет-фонарей с их истощающимися источниками, не успевающими порождать свет с достаточно сложным орнаментальным узором.
А ведь множество конфессий джельдинизма сходятся на том пункте, что рисунок, заключенный в свете, являет собой зашифрованное послание от творца Слагателя, необходимую обновляющуюся энергетическую кодификацию, методом которой Слагатель предопределяет наши Судьбы и Слова, наши Мысли и Действия, даже эволюционное становление нас, живущих в его Свете, проливающемся на нас от Отца Неба!
Упрощение же питающего наше сознание и тело узора энергий отразится и на всех слагаемых нашего восприятия.
Пока ближайшие к нам планеты-фонари истощают свой примитивный свет, древнейший живописный свет с далеких планет-фонарей сгущается, превращаясь в туманности, отрастившие непозволительно длинную бороду, как коллекция скверных анекдотов, и непричесанную пылевую шевелюру, образовав то, что мы в спирологии именуем Алой Вуалью.
Между тем я позволю себе сделать короткий экскурс в проблематику археологической трактовки и одновременно с тем возвращусь к прежде поднятой мной проблеме наложения ассоциаций на конечный продукт мышления.
Так, во многих примитивных верованиях, сохранивших свои традиции и до нынешних веков, к примеру, остро ощущается подобно поветрию распространившееся влияние старых мотивов, просочившихся из доисторической общенародной мифологии и касающихся формы сгустившегося звездного света, которая обретает незаслуженно-зловещие черты темных божеств или же популярной у фальфов Старухи в Безбрачии.
Старухи, что прячет лик за Алой Вуалью и предвещает бесплодную кончину, неминуемую гибель для народов.
Этим верованиям уже не один век и даже не одна тысяча лет, насколько мне, интересующемуся этой темой, известно.
И, по молодости, будучи младшим актуариусом Библиотеки Хасебафа, я насколько возможно детально изучил историю уникальной наскальной живописи фальфского народа, изложенную в одиннадцати томах с рисунками, и проследил тематическую однонаправленность их, свидетельствующую о том, что тревоги Древних распространялись скорее за пределы Великой Чаши, нежели фокусировались внутри нее.
И тревоги эти были связаны с неустойчивым положением астрономических объектов на отдаленных небесных планах.
В современном же научном коллоквиуме Алая Вуаль рассматривается как удаленный горизонт, то есть кажущийся нам предел наблюдаемой вселенной, который образовался вследствие засорения мощным излучением, исходящим от древних неисчерпанных туманностей планетарно-фонарного типа.
У Спирали просто нет времени, чтобы разгребать Тысячелетний Засор в Чуланах Межзвездного Пространства, потому что ее Быстрое Вращение употребляет лишь Ближний Свет и вычерпывает Иссушающиеся Колодцы Планет-Фонарей… которые здесь, рядышком!
Ведь нужно кормить множество ртов, а далеко ходить – нельзя!
За Алой Вуалью же, согласно космологической теории, покоятся в своеобразной летаргии исконные, беспримесные и непреступно-далекие океаны света первозданной сложности!
Свет же, выделяемый ближайшими к нам планетами-фонарями, облачает планеты в великолепные наряды, не имеющие определенной формы, а потому принимающими любую форму, различимую глазом в силу привычки, так что для нас видимым остается лишь отсутствие всякой вменяемой формы.
В результате некоторые, а то и все очертания отбрасываются и игнорируются, ибо распознаются как неподходящие для построения умозрительных концепций, которые навязывает нашему восприятию помешанный на ассоциациях и параллелях когнитивный конструкт ума…
– …выражаясь проще, я утверждаю, что наблюдаемые нами световые загрязнения отнюдь не Боги, перемещающиеся по удаленному небосводу в окружении своей военизированной свиты, а просто-напросто деформирующиеся массы света!
Там, где они остаются нетронутыми притяжением Спирали, возникают бассейны повышенных температур, и нарастает плотность замысловатых туманностей, в которых мерещится всякое в силу испорченности нашего фанатичного ума, так что в описаниях и мифотворчестве задействуется не сама форма их, но лишь дурное предчувствие того, кто наблюдает за ними.
Но пора бы уже перестать перескакивать с темы на тему и вернуться опять к моему отцу Кезлю Догелю, который пришел к тому выводу, к которому пришел, тем путем, которого от него никто не ожидал.
Так вот мой отец Кезль Догель посвятил поздние годы своей сознательной жизни изучению редких видов горно-теневых растений и лишайников правого получашия.
У множества видов этих растений, среди которых я перечислю здесь по памяти бомбацин шелколистный, бредокву сложноцветную, кабестан хомутообразный, тунику скарамангию и весьма труднообнаружимый тенецвет камчадал, мой отец заметил среди сих нераспространенных родов общую особенность, на которой я и хочу заострить внимание… того, кто это прочтет.
У этих растений редуцировались светонакопительные мешочки, что весьма заинтересовало Кезля Догеля, потому он подробно приступил к рассмотрению этого явления.
Проведя многолетние изыскания на биологической ниве, Кезль Догель пришел к самому очевидному выводу, что эти теневые и горные растения в какой-то момент утратили нужду в светонакопительных механизмах и постепенно, от поколения к поколению, они перестали пользоваться ими по неизвестным ни моему отцу, ни иным ученым причинам.
Разумеется, подобная перемена происходила не за один день, не за сто лет.
Однако продолжительность дня вещь относительная, и обеспеченность теневых растений светом в период их ночевок и зимовья менялась соответственно тому, к каким переменам приходила окружающая среда.
Кезль Догель до конца жизни занимался исследованиями и сведением воедино событий от конкретно этой причинно-следственной семьи, которую для себя обособил от остального мира знаний и исследований, чтобы незадолго до смерти восстановить картину и вложить значимый осколок этой мозаики на место, будто бы заново определенное ей в известном нам мироздании.
Утрата светонакопительных мешочков по его мнению была связана с ускорением вращения нимбов Спирали, с резко сокращавшейся продолжительностью дней и ночей.
Приобщившись к работе, проделанной отцом, я перенял от него некоторую позу, так что мое тело сделалось похожим на лодку и научилось держаться в русле познания окружающего мира.
И эти строки я пишу в память о его взгляде на те вещи, которые ему виделись под несколько иным углом, нежели всем остальным.
В завершении своего послания я поразмыслю об очень личном.
Под конец жизни мой досточтимый отец Кезль Догель, по его собственным словам, встретил светоносных существ, путешествующих скрытно по омываемым реками долинам и лесам Зиярефа и называемых нашим народом мушаафирами, то есть Гостями.
Хотя они по нашим представлениям есть первые Хозяева, Эфенди, первые души, что сознательно воспринимали этот мир, наделенные ярчайшими воспоминаниями о древних неописуемых узорах, заключенных в вуалях первозданного света.
Он утверждал, что Высший Мушаафир снизошел к нему в Слове Слагателя и сопроводили его через узкое оконце, именуемое нами примирением со смертью и внушающее столь непоколебимый ужас нашим вечно бессонным и короткоживущим собратьям по смертному несчастью фальфам.
Кезль Догель умер с открытым разумом, погруженным в умиротворенное состояние, и я зрел его с улыбкой на устах.
Не секрет,
