Владимир Клименко - Тень вечности

- Ай-я-яй! - Тюрин потрогал лоб Владимира и тут же отдернул руку, словно обжегся. - Совсем белый, совсем горячий! - Да не вру же я тебе! - возмутился Дибров. - Мальчик лет десяти, не больше. Татарчонок. И одет не по-городскому. Голова бритая или стриженая. - Брито или стрижено, - продолжал паясничать Андрей. - Хорошо, тогда скажи, почему Лариса говорила о каком-то мальчике? Даже привет велела передать. - Передал? - Да он меня близко не подпустил. Как волчонок. Отбежит, остановится. Так мы с ним в догонялки и играли, пока не надоело. Но он меня все равно до твоего дома проводил. - Резидент не смог оторваться от погони. Дело - труба, подумал он. - Тьфу! - Дибров совсем рассердился. - Не хочешь говорить серьезно, не надо. Оставим эту тему. Завтра со мной в больницу пойдешь? - Лариску боишься? Не боись, не съест. А что, соблазняла? - С чего взял? - Дибров уже пожалел, что затеял этот разговор. - Просто навестить. Андрей поскучнел. - Ты уж как-нибудь один, ладно? Был я у него пару раз, больше не тянет. Да что рассказывать, сам увидишь. В этот вечер Дибров еще попытался, чувствуя, что все почему-то идет не так, как задумано, позвонить Искандеру Султанову и договориться о встрече, но Тюрин не дал - неужели не посидим по-человечески, без суеты? - и в результате Владимир позвонил только Ларисе, условились на десять утра. О мальчике он не сказал ни слова, но некстати уже в дружеской трепотне с Андреем проговорился про свой повторяющийся сон. - Знамя Чингис-хана... - задумчиво повторил Андрей. - Свирепый был мужик. Скальпы врагов и мех горностаев... Ты что, увлекался этой темой? - В том-то и дело, что нет. Если помнишь, по истории средних веков у меня в университете тройка была. Латыпов тогда чуть под "неуд" не подвел, еле выкрутился. Сколько лет прошло, а это я хорошо помню. Но вот почти уже год повторяется этот сон с вариантами. Сначала пугался, а потом привык, что-то вроде многосерийного фильма. - А впавшим в летаргию сны снятся? - непоследовательно спросил Тюрин. - Понятия не имею. Завтра у врача надо будет узнать. У врача хотелось узнать еще многое, но, как выяснилось, вести с ним долгие беседы в клинике никто был не намерен. Лариса, которую он прождал на скамеечке у входа лишних пятнадцать минут, похоже, торопилась. - Вместе с тобой заходить не буду, - предупредила она вместо приветствия. - Сейчас пройдем в ординаторскую, я тебя представлю, и побежала - дела. В ординаторскую она вошла привычно, сунула сестрам по шоколадке, спросила, где Елена Матвеевна. И, лишь нашли и привели врача, скороговоркой отрекомендовала Диброва, спросила о самочувствии Валентина - все, как обычно, - и стремительно откланялась. Владимир остался с Еленой Матвеевной один на один. - Вы дружили с Дворниковым? - дежурно поинтересовалась врач. - Почему это дружили! - возмутился сначала Дибров. - Он ведь жив! - но потом урезонил себя, успокоился. - А что, есть опасения? - Опасения, если пациент долго находится в таком состоянии, остаются всегда. Очень редкий случай. Хотели даже везти Дворникова в Москву, но решили все же оставить на месте. Условия клиники позволяют его наблюдать и поддерживать жизнедеятельность. Вы пройдете к нему? - Да, хотелось бы. Если можно... - неожиданно для себя замямлил Дибров. Елена Матвеевна выглядела очень строгой. Она была почти ровесницей Диброва, может быть, чуть старше, но то ли присутственное место, то ли привычка разговаривать с родственниками больных немного свысока, как с неразумными и требующими невозможного детьми, делала ее недоступной, так что и задавать вопросы не возникало желания. Без лишних слов врач кивнула Диброву, предлагая следовать за собой, и повела по длинному больничному коридору. Владимир послушно пошел за ней, машинально отметив, что ножки у Елены еще очень даже ничего, но тут же одернул себя. Он не знал, как следует вести себя в таких случаях, окаменел лицом и, нервничая, сунул руки в карманы халата. За окном, на спортивной площадке находившейся рядом школы, орали дети. Их крики казались неуместными в здании, пропахшем бедой и лекарствами. Комната, где лежал Валентин, находилась на этом же этаже. Обычная дверь без номера и какой-либо таблички. Елена Матвеевна взялась за ручку и взглянула на Диброва, готов ли. Готов, молча кивнул Владимир. Валька лежал на какой-то непонятной кровати, которую и кроватью-то язык поворачивался назвать с трудом. Металлическое сооружение занимало треть комнаты, к нему тянулись шланги и проводки. Первое, что отметил Дибров, шагнув через порог, вакуумная стерильность. Ни пылинки. - Ну вот, - Елена Матвеевна встала в изголовье. - Узнаете? Еще бы! Валька почти не изменился. Только вот лицо заросло курчавой бородой, но на щеках играл прежний юношеский румянец. - Он в отличном состоянии, - горделиво пояснила Елена Матвеевна. - Можно сказать, просто спит. Но не просыпается, - добавила она после паузы. - И это надолго? - Теперь уже трудно предположить. Раньше думали, обойдется парой недель или месяцем, а теперь не знаем. Известен случай, когда в Англии в прошлом веке один мужчина проспал восемнадцать лет. - Сколько? - ужаснулся Дибров. - Восемнадцать. Но это, скорее, исключение. В России описан случай летаргии, длившейся два года. Да вы не волнуйтесь! Ничего себе, не волнуйтесь. Дибров хотел потрогать Валентина за руку, лежавшую поверх одеяла, но не решился. - А ваш друг спит уже одиннадцать месяцев. Но сильных поводов для тревоги нет. Все функции в норме. - Вывести его из этого состояния можно? Елена Матвеевна отрицательно покачала головой. - Мы хотели попытаться, но отказались от этого решения. Ни терапевтические средства, ни шоковые здесь не годятся. Будем просто ждать. Ждать чего, хотел спросить Дибров, - того, что Валька тихо усопнет, так и не очнувшись, или проснется, как ни в чем не бывало, - но лишь молча пожевал губами. - А он что-нибудь слышит? - наконец выдавил он из себя. - Чувствует? Я читал, что впавшие в летаргию все ощущают. - Ну, это еще не медицинский факт. В каждом случае по-разному. Пойдемте? Из палаты в ординаторскую возвращались также молча. Да и что говорить? Теперь Дибров понял, почему ответы Тюрина и Ларисы звучали так уклончиво. Многого тут не расскажешь. И помочь нельзя. Нечем помочь. Приходить каждый день и сидеть рядом? Так ведь не разрешат. - Вы, наверное, ограничиваете прием посетителей к Валентину? - спросил он уже в ординаторской. - Конечно! Велика вероятность инфекции. Лечение будет очень затруднено. И вам сюда пока наведываться больше ни к чему. Ведь даже поговорить не сможете. Из больницы Дибров вышел подавленным. Примчался, называется, спасать друга. А чем он может помочь? Утешать Ларису? Вспомнив о Ларисе, он раздраженно фыркнул - и заходить больше не стоит. А вот с Лазаревой встретиться надо. И он пошел в институт.