Виктор Колупаев - Ошибка создателя (сборник)

Большинство лапутян, особенно те, кто занимается астрономией, верят в астрологию, хотя и стыдятся открыто признаваться в этом. Но меня более всего поразила, и я никак не мог объяснить ее, замеченная мной у них сильная наклонность говорить на политические темы, делиться и постоянно обсуждать государственные дела, внося в эти обсуждения необыкновенную страстность. Впрочем, ту же наклонность я заметил и у большинства европейских математиков, хотя никогда не мог найти ничего общего между математикой и политикой; разве только основываясь на том, что маленький круг имеет столько же градусов, как и самый большой, они предполагают, что и управление миром требует не большего искусства, чем какое необходимо для управления и поворачивания глобусом. Но я думаю, что эта наклонность обусловлена скорее весьма распространенной человеческой слабостью, побуждающей нас больше всего интересоваться и заниматься вещами, которые имеют к нам наименьшее касательство и к пониманию которых мы меньше всего подготовлены нашими знаниями и природными способностями.

Лапутяне находятся в вечной тревоге и ни одной минуты не наслаждаются душевным спокойствием, причем их треволнения происходят от причин, которые не производят почти никакого действия на остальных смертных. И в самом деле, страх у них вызывается различными изменениями, которые, по их мнению, происходят в небесных телах. Так, например, они боятся, что земля, вследствие постоянного приближения к солнцу, со временем будет поглощена и уничтожена последним; что поверхность солнца постепенно покроется его собственными извержениями и не будет больше давать ни света, ни тепла; что земля едва ускользнула от удара хвоста последней кометы, который, несомненно, превратил бы ее в пепел, и что будущая комета, появление которой, по их вычислениям, ожидается через тридцать один год, по всей вероятности, уничтожит землю, ибо если эта комета в своем перигелии приблизится на определенное расстояние к солнцу (чего заставляют опасаться вычисления), то она получит от него теплоты в десять тысяч раз больше, чем ее содержится в раскаленном докрасна железе, и, удаляясь от солнца, унесет за собой огненный хвост длиною в миллион четырнадцать миль; и если земля пройдет сквозь него на расстоянии ста тысяч миль от ядра или главного тела кометы, то во время этого прохождения она должна будет воспламениться и обратиться в пепел. Лапутяне боятся далее, что солнце, изливая ежедневно свои лучи без всякого возмещения этой потери, в конце концов целиком сгорит и уничтожится, что необходимо повлечет за собой разрушение земли и всех планет, получающих от него свой свет".

13. Рассказывает Фревиль

Поздним вечером я подкарауливал своего нового знакомого в баре. Едва ли мне удалось качественно разыграть нечаянную встречу, когда он, наконец, появился; однако состояние его было уже таково, что больших актерских усилий с моей стороны и не потребовалось.

Я обрадовался тому, что он, по крайней мере, узнал меня. Это уже было достижением.

Итак, я напомнил ему о себе. Мы сели и сделали заказ при этом австриец посмотрел очень сурово (его племянник компрометировал его же заведение). Я постарался втолковать новому знакомому, что он мне давал некое недвусмысленное обещание.

— А, да! — вспомнил он.

И умолк.

Я должен был подталкивать его, чтобы он хоть как-нибудь продвигался вперед!

— Помню, помню… — произнес он наконец. — Кто у вас там заведует лабораторией?

— Фревиль, — тихо, краснея, сказал я.

— Кто, кто?

Я прокашлялся и повторил громче.

Он как-то странно посмотрел на меня:

— Да ну?

Я не знал, что сказать.

— Нет… — проговорил он.

Я молчал. Я уж и сам стал сомневаться.

Однако приятель мой неожиданно сказал:

— Ну, друг, ты на меня не обижайся. Это я так… Ладно.

Я вздохнул с облегчением и на секунду прикрыл глаза.

— Там у вас задачка какая-то была. Весьма хитрая задачка. Не помнишь, как формулируется?..

Я подумал — решился — и выложил на стойку листки Армана, тот черновик статьи, который он принес мне утром.

— Вот-вот, это именно… Следствие из теоремы. Ничего не скажешь, шеф у вас умница, ты мог бы из уважения к нему запомнить его фамилию…

Я, разумеется, молчал. А он водил пальцем по строчкам, пока не воскликнул:

— О! Вот здесь. Ну-ка, если поменять тут? Очень просто и мило, как детский мат, знаешь? Ты, вообще-то, играешь в шахматы?

Я помотал головой. Опять назревал конфликт.

— А в карты?

Пришлось сознаться, что и о картах я понятия не имею.

— Ну что ты за чучело…

Лучшей оценки я, конечно, не заслуживал.

— А к женщинам как относишься?

Я вспомнил о Клер и тихо выговорил:

— Хорошо…

— Что — хорошо?

— Хорошо отношусь, — поправился я.

— Скучно с тобой, — заключил он. — Вот шеф-то твой, наверное, понимает толк в жизни…

И подмигнул мне. Затем он вернулся к листкам Армана.

— Нет, это, пожалуй, наивно будет. Не пойдет… Слишком на виду.

Мне казалось, он задремал. Я уже хотел вытянуть потихоньку листочки из-под его ладони и улизнуть из бара. Но тут он подал голос:

— А если в этом месте? Можно ведь и так… Предположим, я решил кое-чем пренебречь… Так будет незаметно.

Минут десять он поработал пером и затем полюбовался своим творением.

— Порядок!

Так они и делали. Да, именно это я и видел на тех листах, в которые было обернуто сало!..

— Ну, я тебе больше не нужен! Это вот и покажи своему конкуренту. Только перепиши сначала, разумеется.

Он смял листки и втолкнул их в мой карман.

— Эффект я гарантирую!

На прощанье он ласково погладил меня по плечу и спросил:

— Ты, конечно, думаешь про меня — вот пьяница, а?

Я счел вопрос риторическим. Я решил, что честный, но вежливый человек должен промолчать.

— Ну, скажи по совести!

Мне пришлось кивнуть.

— А ведь ваш парень, Арман, не смог решить эту задачку. Как ни пыжился… И знаешь, кто ее решил? Ну-ка угадай…

— Берто?

— Этому и опомниться не дали. До его приезда все было готово.

— Клер?

— А, ты все-таки заметил, что женщины существуют на свете! Нет, друг мой. Эту задачку решил я. По просьбе Армана. Пусть шеф ваш скажет мне спасибо за то, что я доказал следствие из его теоремы.

— А потом?..

— Что — потом? Берто чуть не свихнулся, когда увидел такой результат. Ну, он не первый и не последний… Да он-то не пропадет, не волнуйся.

— Неужели он не заметил ошибки?