Роджер Зилазни - Остров мертвых
— Падите! — крикнул он. Обломки стен разлетелись в разные стороны, кровлю сорвало и унесло в небо. Эйлин и Рендер стояли посреди развалин, освещаемых слабым светом единственной тоненькой свечи. Ночь кругом была черной, как смола.
— Почему ты сделал это? — спросила Эйлин, все еще протягивая Рендеру кубок.
— Не думай. Постарайся ни о чем не думать, — сказал он. — Расслабься. Ты слишком устала. Твое сознание еле мерцает сейчас, как эта свеча. Ты едва борешься со сном. Едва стоишь на ногах. Твои глаза закрываются. Здесь мы уже все посмотрели, смотреть больше нечего.
Он приказал свече погаснуть. Но свеча продолжала гореть.
— Я не устала. Пожалуйста, выпей.
Звуки органа донеслись сквозь ночную тьму. Но строй был уже иным. Рендер слышал его впервые.
— Мне нужна твоя помощь.
— Я готова сделать все что угодно.
— Взгляни, луна! — Рендер указал на небо.
Эйлин взглянула вверх. Из-за чернильно-черной тучи показалась луна.
— А вот еще и еще…
Луны выплывали одна за другой в темном небе, как нанизанные на нитку жемчужины.
— Последняя будет красной, — уверенно сказал Рендер.
В небе показалась красная луна.
Тогда, протянув правую руку с вытянутым указательным пальцем так далеко, как только мог, Рендер попытался достать красный кружок.
Боль ожога заставила его отдернуть руку. Она безвольно повисла.
— Проснись! — закричал он изо всех сил.
Красная луна исчезла, и белые исчезли вслед за ней.
— Пожалуйста, выпей.
Рендер выбил кубок из ее рук и отвернулся. Но Эйлин вновь стояла перед ним, по-прежнему протягивая ему кубок.
— Выпей.
Повернувшись, Рендер стремглав бросился в обступившую его тьму.
Это было похоже на бег по глубокому снегу. Решение было неправильное. Он допустил ошибку — бег лишь истощал его силы и увеличивал силы Эйлин. Бег истощал его силы, отбирал его энергию.
Рендер остановился. Кругом была тьма.
— Мир вокруг меня движется, — произнес он. — И я — его центр.
— Пожалуйста, выпей, — сказала Эйлин, и Рендер увидел, что он вновь стоит перед их столиком на берегу озера. Поверхность озера была черной, и луна отливала серебром, высокая и недосягаемая. В слабом пламени свечи, мерцавшей на столе, волосы и платье Эйлин тоже казались серебряными. На лбу у нее сияла маленькая луна. На белой скатерти стояла бутылка Рома-ни-Конти и широкий бокал. Он был полон до краев, этот бокал, и ожерелье розовой пены вскипало до краев. Рендера мучила жажда, а Эйлин была прекрасней, чем всегда, — изумруд на ее груди сиял, с озера повеяло прохладой, и было что-то во всем этом — что-то такое знакомое…
Он шагнул к ней, и сталь доспехов тихонько звякнула. Рендер потянулся к бокалу, но боль в правой руке была слишком сильной.
— Ты ранен!
Рендер медленно опустил взгляд. Кровь текла из открытой раны на плече, стекала, капала с кончиков пальцев. Латы, закрывавшие плечо, были рассечены. Он заставил себя отвести взгляд.
— Выпей это, любовь моя. Этот напиток излечит тебя.
Эйлин встала.
— Я подержу бокал.
Рендер пристально следил, как она подносит бокал к его губам.
— Кто я? — спросил он.
Эйлин молчала, но что-то — легкий всплеск, донесшийся с озера, — ответило ему:
— Ты — Рендер, Ваятель.
— Да, я помню, — сказал Рендер, и, как за соломинку, цепляясь за ту ложь, которая одна могла разрушить иллюзию, заставил себя выговорить:
— Эйлин Шеллот, я ненавижу тебя.
Мир вокруг содрогнулся, словно сотрясаемый судорожными рыданиями.
— Чарльз! — вскрикнула Эйлин, и тьма мгновенно обступила обоих.
— Проснись! Проснись! — кричал он, снова чувствуя жгучую боль от кровоточащей раны.
Теперь он стоял один посередине белой равнины — безмолвной, бескрайней. Она полого уходила к горизонту — туда, где кончался мир. Поверхность ее светилась, а вместо неба над головой было ничто. Ничто. Он был один. И эхо его собственного голоса донесло от пределов мира: «…ненавижу, ненавижу…»
Он упал на колени. Он знал теперь, что он — Рендер.
И ему хотелось плакать.
Красная луна взошла над равниной, заливая бледным, мертвенно-бледным светом все пространство. Скалы отвесной стеной поднимались справа и слева.
Рендер поднял правую руку. Поддерживая больную кисть левой рукой, он вытянул указательный палец и дотянулся до луны.
И тогда из-за скал донесся скорбный вопль — нечеловеческий, полный угрозы, и одинокой тоски, и боли.
И Рендер увидел, как, ступая по вершинам скал, сметая с них снежные лавины своим хвостом, бежал, объятый яростью, последний человек-волк, последний великий оборотень Севера — Фенрир, сын Локи.
Взметнувшись в небо, он проглотил луну.
Потом он опустился рядом с Рендером. Его огромные глаза горели желтым огнем. Бесшумно ступая, он крался по равнине, по морозным белым полям, окружавшим скалы; и Рендер обратился в бегство: он бежал то вверх, то вниз по склонам холмов, по расщелинам и ущельям гор, пересекал долины, преодолевая леса сталагмитов и горные пики, — бежал через ледники и по руслам замерзших рек, все вниз и вниз, пока не почувствовал сзади горячего дыхания и не увидел, как разверзлась над ним огромная хохочущая пасть.
Тогда ноги его стали двумя светящимися реками, уносящими его прочь.
Одним рывком он оставил весь мир позади и теперь скользил вниз по склону — все вниз и вниз, все быстрее и быстрее…
Прочь…
Он оглянулся.
Серый призрак прыжками несся за ним.
Рендер почувствовал, что он может в любой момент сократить разделяющее их расстояние. Надо было двигаться быстрее.
Все мелькало и кружилось вокруг. Начал падать снег.
Он мчался вперед.
Впереди ломаным контуром обрисовалось темное пятно.
Он мчался вперед, разрывая снежную завесу, — казалось, что снежинки теперь падают не сверху вниз, а наоборот, снизу вверх, как поднимающиеся в воде пузырьки.
Он приближался к обломкам.
Он приближался к ним, подобно ныряльщику, который не может крикнуть, чтобы не захлебнуться, — ведь тогда он уже не узнает, никогда не узнает…
Движение вперёд стало неконтролируемым, неподвластным ему, словно волна прилива несла его. Наконец он приблизился и остановился.
Есть вещи, которые не меняются. Вещи, которые давно перестали существовать в вещном мире и одиноко стоят среди не-внесенных-ни-в-один-календарь событий, выпав из потока, именуемого Время.
Рендер стоял перед обломками, и ему было уже все равно, даже если бы Фенрир прыгнул сейчас ему на плечи и выгрыз его мозг. Он закрыл глаза, но и это сейчас не могло помешать ему видеть. Не могло заставить его думать о чем-то другом. Перед ним лежала умершая, и большая часть его самого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});