Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

Терёхин нервничал, пока Ивлев не ушел. Сказал условную фразу, что не один, и тянул время. Без свидетелей быстро изложил суть дела. У него не было уверенности, что всё в таком уж порядке. Американец не выглядел самостоятельным агентом. Так, стажер, «подай-принеси», не больше. Прибор, в виде «навороченного» фотоаппарата, изначально находился в руках Сэнди Вильямс, которая бесследно исчезла из расположения лагеря. Вполне может быть, что она задание выполнила и «слиняла», нарочно оставив Дика для задуривания ФСБ.

Это майор высказал сухо, в форме доклада. А передавать генералу, что его тревожит, он не стал. Кому интересны эмоции, недостойные офицера ФСБ? Ох, как участие в спасательной экспедиции связывало руки! Будь его воля, он максимально жестко допросил бы эту троицу с плота, прямо на месте. Начать с девицы, чтобы мужики от страха признались. А дальше только раскручивай! И ликвидировать всех, скажем, при попытке к бегству.

Этот эксперт, даром что учёный, громоздит одну глупость на другую. Долбаный прокурор не дал возможности нормально допросить свидетелей, сдал их в больницу. Под присмотр сельского мента? От него только безногий не сбежит! Что, сложно было привезти их сюда, подсунуть гадской «штафирке» Чаркину нужную ампулу, чтобы все три пленника мирно скончались? (Кстати, списать их смерти потом на врачебную ошибку, чтоб знал, «шпак» долбаный, как на офицера руку поднимать!) И всё, цель достигнута, прокол заглажен! Генерал Казаков, похоже, думал примерно так, поскольку завершил разговор напутствием:

— Завтра днем прибудет наша группа. А ты за Горловым внимательно наблюдай. Любую попытку к бегству пресекай, жесточайшим образом. Радикально, не ограничивая себя в средствах. И выясни, о каком золоте идет речь.

«Терехин еще не дорос, не дозрел до того состояния, когда правильные решения принимаются автоматически, без колебаний, — думал Казаков. — Майор, молодой еще, в приказах нуждается.»

Точно такой же приказ: не ограничивать себя в средствах, получить исчерпывающие показания — получили опытный оперативник и надежный специалист краевой больницы, отправленные в село Мутное. Если завтра распогодится, операция пройдет быстро и по сценарию генерала.

65

Ужинали всухомятку. Милиционер принес в обгорелых ведрах воду из ручья, бросил таблетки, размешал, муть осела. Галеты и консервированные сосиски запили холодной водой. Отдыхать устроились на полу, каждый в своём спальнике. Матвеич слушал шуршание дождя по крыше, и вспоминал, как Лена спала на его плече:

— «Неужели это было здесь и недавно? Даже не верится… Как она меня обняла! Искренне, как небезразличного ей мужчину. Сбежать бы к ней в больницу, хоть пару дней побыть рядом… Успеть, пока не лопнула гематома, что опять давит изнутри… Так вот почему мне не страшен прокурор! Если ждешь скорой смерти изнутри, будущее снаружи — не пугает…»

Чей-то храп могуче перекрыл наружние шумы. Матвеич поворочался — жестковато. Страха перед появлением монстров не было. Тот военный, в камуфляже без погон, остался на карауле в большой комнате. С автоматом.

«А ведь устроился в дальнем углу, где покойный Арнольд не захотел. Да, серьезный парень, этот майор с синяком. Следит за мной, как прицеливается. Жутковато от такого взгляда…» — бродили вялые мысли под монотонное шуршание, возвращаясь к недавнему прошлому:

— «Почему, нет — зачем со мной случилось это? Фантасмагория… Выжить, когда пилоты погибли, можно и случайно, да. А уцелеть в мясорубке с ойротами? А сплав, где у меня нет даже пустяшной царапины? Скольких я пережил? Егор, Арнольд, Валентин, Иженерович, два ойрота, американки…»

Вторую неделю не выпускает тайга. Упорно возвращает в скит. Из давней памяти выплыло представление о предопределенности жизни, о Нострадамусе, предвидениях Ванги:

— «Судьба? Ведь не может это быть случайностью, никак не может… Нервы, вернее, психика — ни к чёрту… Не просто так ведь закатил истерику… И рабская покорность улетучилась… Хрен бы я сегодня с Арнольдом согласился… И всех бы спас от ойротов… И за Лену лупанул по морде… Плевать, что он десантник и ростом выше… Кольт уравняет шансы», — с улыбкой припомнилась американская поговорка.

Усталость брала свое. Дремота размывала реальность. Так натекает поверх заиндевелого льда вода, выжатая из перемороженного ручья. Курится парок, слой движется все медленнее, пока не схватится окончательно, образовав очередную ступеньку…

Опасность!

Сознание мгновенно вернулось. Но шевелиться и, тем более, вскакивать Матвеич не стал. Медленно приоткрыл веки, оценил обстановку. Странное дело! Всё вокруг — в слабых тонах, но вполне отчетливо — различалось. Так, по уверениям ученых, видят мир кошки. Но раньше такого не было. Да что раньше! Ложась спать, он совершенно точно не видел ничегошеньки подобного. А сейчас, в три часа ночи (вон, циферблат, на руке прокурора!) — пожалуйста!

Почему не спится? Прислушался к звукам. Прислушался к себе. Вроде всё спокойно. Давление в центре головы, там, внутри — да, пульсирует. Но это привычное дело, тут ничего не изменишь. Сколько отмерено жизни, столько и проживешь… Мысль зацепилась за эту сентенцию, сменила ракурс:

— «Остаток жизни… День, год? Его ведь надо прожить… А как? Раньше — всё просто: делай, что должен, когда и должен-то всего ничего! Не быть последней сволочью… И не предпоследней… А сейчас? Как он выглядит, долг? И чего хочет судьба? Пора с ней разобраться…»

Матвеич принялся ворошить события с падения, а потом отступил, на месяц. Затем дальше, дальше, пока не убедился, что первые признаки непорядка в теле начались в бывшей комнате покойного сына. С энергетической аномалии. События улеглись в логичную цепочку. Пришлось признать — есть скверная привычка отсеивать, забывать, не замечать всё, что мешает спокойной жизни. Однако теперь-то вспомнилось отсеянное! И выходит, жжение в ладонях появлялось трижды:

— при полтергейсте (Страшно, да. Но провел же эксперимент?);

— при стычках со зверьём (Страх пересилить можно. Та рысь — сама перепугалась, зайца бросила);

— с оборотнями-ойротами (Жутко. Но справился. Победил).

Сейчас жгло чувствительно. Кисти светилось, как биополе в описании экстрасенсов. Он повернул ладони к себе, ковшиком, будто зачерпывая воду. Голубое пламя ладоней удвоилось, стало сгущаться.

«А качнуть туда силы?» — мелькнул образ: мчит энергия по большим и маленьким сосудам, вливается, увеличивая, подпитывая сияние. И впрямь, шар стал ярче. Матвеич наддал, уж больно интересно оказалось ставить опыты на себе. Руки горели без боли, давая обратную связь — много силы накопилось, мол! Энергетический шар пружинил в ладонях, не давая сомкнуть их на плотной структуре сияния. Наверное, так выглядят описанные в фэнтези файрболы.