Юрий Максимов - Зиккурат

Господи, помилуй!

– Откуда ты знаешь мой язык? – спросил Магану, когда Узкий протянул ему шкатулочку с обедом. – Ведь никто из тюремщиков не говорит на нем.

– Ты ошибаешься, – незамедлительно ответил «рубо». – Васи-ан учит ваш язык от Энмеркара. Когда он узнает новые слова, то кладет их в специальную коробочку. Их там накопилось уже много. Я взял эти слова оттуда, чтобы ты понимал то, что я говорю.

– Они тебя просто подослали ко мне. Специально. – Магану смотрел исподлобья и даже не притронулся к протянутой шкатулочке. Пусть хоть совсем остынет.

– Ты ошибаешься. Васи-ан не знает, что я взял слова.

– То есть ты их украл?

– Можно сказать и так.

– Плохой раб! – засмеялся Магану и выхватил из тощих рук-палочек теплую шкатулку. – Расскажи мне о землянах.

– Большой вопрос. Что именно?

– Они правда летят к себе на Далекий Дом?

– Правда.

– А что они там будут делать? С нами? Со мной?

– Точно не знаю. Могу с вероятностью предположить.

– Ну скажи уж хоть как-нибудь!

– Земляне запрут тебя навсегда в подземелье и станут изучать.

– Меня?

– Да.

– Зачем?

– Затем же, зачем ты следишь за ними здесь. Чтобы получить знание и потом обратить его против таких, как ты.

Магану выронил шкатулку, и она глухо стукнулась об пол возле ног.

– Они всегда так делают с неизвестным, – бесстрастно продолжал «рубо». – Узнают, чтобы превратить в оружие. А ты… У тебя будут отщипывать кусочки кожи, просвечивать вредными лучами, смотреть, какой ты внутри, выпытывать сведения о твоем народе и твоей планете…

– Но Энмеркар говорил, что они добрые! – с отчаянием крикнул мальчик.

– Твой друг знает лишь четырех землян. Те, которые здесь, действительно не очень злые. По крайней мере не все. Но когда вас привезут на Землю, они не будут ничего значить. Там они не главные. Вы попадете в руки других, которые и станут изучать. Это неизбежно. Земляне всегда изучают неизвестное.

– И они нас не вернут… обратно? Когда уже все изучат?

– Нет. Они будут изучать до самой смерти. Твой смерти. И даже после этого. Твое тело разрежут и будут рассматривать.

– Ты лжешь! Лжешь! – Магану толкнул «рубо», но тот лишь спокойно отступил. – За что? Почему они такие злые?

– Потому что считают себя добрыми.

– Хватит загадок! Я не понимаю тебя!

– Не сердись, Магану. Я тоже их не понимаю. Не всегда. Мне жаль, что у тебя случились грустные мысли после моих слов.

– Ничего тебе не жаль! Ты холодный и равнодушный! Ты не можешь жалеть! Ты вообще машина!

– Тогда с кем ты сейчас разговариваешь?

– С послушным рабом тюремщиков!

– Мне правда жаль, что у тебя случились грустные мысли, Магану. Ты мог бы заметить, что я не так уж послушен землянам. Вероятно, мои ответы были слишком взрослые.

Узкий развернулся и зацокал в соседний проход. А Магану обессиленно сполз по стене и сел на полу, уткнувшись спиною в угол, а лицом в ладошки. Поплакал немножко, куда без этого. Услышанное было слишком жестоким.

Однако весь день горевать не будешь. Магану дотянулся до лежащей на полу шкатулки и поел. Хотя еще пару ушев назад говорил себе, что вообще не будет есть. После обеда настроение улучшилось.

Он решил пойти к Энмеркару и все рассказать. Ввиду такой опасности можно отложить обиду и вражду. И то и другое казалось теперь Магану ничтожным перед лицом мрачного будущего в подземельях Дальнего Дома и угрозы всем сангнхитам. Все-таки Энмеркар здесь единственный родной человек. Конечно, тюремщики завесили глаза ему ложью, но если он узнает то, что поведал «рубо», то уж, конечно, отбросит эти бредни. А вместе они наверняка что-нибудь придумают. Можно даже использовать его хорошие отношения с Волосатым Пузом…

Но сразу пойти не удалось. Когда Магану вышел в коридор, то увидел на том конце неторопливо плетущегося Волосатое Пузо. Кольнули досадные предчувствия, и через уш они подтвердились: тюремщик зашел к Энмеркару и там остался. Наверное, опять забирает слова. Да, добрые они, как же. Уже сейчас ведь изучают, даже не могут потерпеть до Далекого Дома!

Магану осуждающе покачал головой. Пробравшись в правый коридор, он притаился за углом, ожидая, когда Волосатое Пузо уйдет и Энмеркар останется один. А чтобы занять время, начал придумывать, в каких словах рассказать об услышанном от Узкого.

Время все шло и шло, а тюремщик так и не выходил. Магану устал, измаялся и ноги начали болеть, но отойти не решался, ведь как тогда узнать, что Волосатое Пузо покинул нору друга? И сесть было боязно – мало ли кто из тюремщиков высунется в коридор? Один раз он сел было, но тут же, как назло, отошла дверь одной из нор и вылез Бледная Вонючка. Магану едва успел юркнуть за угол и оттуда подсматривать. Тюремщик пошел в противоположный конец, наверняка в ту странную комнату, где он бормочет один и куда ходит чуть ли не каждый день.

Бледная Вонючка ушел, а гадостная вонь от него еще долго висела в воздухе.

А потом пришлось ждать нестерпимо долго, и все напрасно. Так и сидел там Волосатое Пузо, пока не заскрежетала ритмичная музыка с потолка – зов на ужин. Магану отбежал и увидел издали, как Энмеркар с тюремщиком вместе идут в трапезную. Только и оставалось, что сплюнуть от злости да поплестись в сад, а там скорее лечь в гнездышке и дать отдых ногам.

Когда Узкий принес вечернюю шкатулочку с едой, Магану взял ее и попросил:

– Прости, что накричал сегодня на тебя.

– Я не сержусь.

– Хорошо. Я больше не буду. Слушай, а как тебя зовут?

– А-723.

– Ты можешь заходить ко мне почаще? Мне бы хотелось поговорить с тобой еще. Одному скучно.

– Приду завтра. Буду стараться не огорчать тебя больше.

Магану ответил улыбкой.

– Если бы умел, я бы тоже сейчас улыбнулся, – ровным голосом сказал А-723.

Опять я в келье старца. Только теперь на мне не ряса, а корабельный комбинезон, и выгляжу я не как универсальный монах IV века, а как долговязый рыжеволосый немец. Впервые захожу в виртуальность с собственной внешностью. Келья оказывается маленькой для меня, так что приходится наклоняться. Да и Филипп, будучи теперь на полголовы ниже, производит не столь внушительное впечатление.

Оставив условности, сразу подхожу к старцу, опускаюсь на колени. А потом молча склоняюсь еще ниже, касаясь лбом вытоптанного земляного пола у его ног.

– Ну что, опять пришел? – спрашивает старец, крутя в руках почти готовую корзину. – Что ты все ходишь сюда, Клаус? Да встань, чего разлегся, чай, не истукан я, чтобы мне поклоны отвешивать.

Поднимаюсь, но не встаю с колен:

– Авва, смилуйся надо мной! Мне действительно нужно поговорить. Посоветоваться. Почему ты ничего не хочешь сказать мне?