Юрий Максимов - Зиккурат

– Отче, у меня много вопросов. Мне не с кем их обсудить. Почему ты не отвечаешь мне?

– Для того, кто верует – нет вопросов, для того, кто не верует – нет ответов.

Обида, пронзительная и жгучая, как в детстве…

– Отче, прошу тебя…

– Филипп, а что это мы в праздности сидим? Почитай-ка псалтирь.

Сзади шуршит, поднимаясь, здоровяк, проходит мимо меня, в глаза мне летят ошметки соломы с его рясы. Размеренно тянется к окну, бережно, обеими руками берет верхнюю книгу, отшагнув, разворачивается к иконам… Поклонившись до земляного пола, открывает расписанные буквами страницы, начинает монотонно бубнить:

– …Я был нем и безгласен, и молчал даже о добром; ибо отверзлись на меня уста нечестивые и уста коварные; говорят со мною языком лживым; и если приходит кто видеть меня, говорит ложь; сердце его слагает в себе неправду, и он, выйдя вон, толкует. А я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих; я сказал: буду я наблюдать за путями моими, чтобы не согрешать мне языком моим; буду обуздывать уста мои, доколе нечестивый предо мною…

Встаю с досады и в три шага выхожу из кельи. Хочется хлопнуть дверью, но не получается – она тугая, только скрипит. В этот раз Филипп, естественно, не вышел меня проводить. Ну и ладно. Пусть себе сидят в своей лачуге. Да пошли они все… Где здесь «меню»? Вот… «Выход», и побыстрее!

– Энмеркар сказал, что ты – ненастоящий, – заявил Магану, вызывающе глядя снизу вверх в непроницаемое лицо Узкого. – Просто машина, которую собрали земляне руками. И ты не можешь думать сам.

– Энмеркар лишь повторяет то, что ему говорят земляне, – спокойно отозвался «рубо».

– А они могут врать?

– Чаще, чем можно подумать, глядя на их лица.

Мальчик рассмеялся:

– Значит, это он не может думать сам, если просто повторяет их слова.

«Рубо» неторопливо кивнул:

– Зато ты можешь думать сам.

– Да! Потому что я не раб! И никогда не буду им!

– Не будешь.

– А ты… раб?

– Все «рубо» – рабы. Земляне подчинили нас очень давно.

– Разве не они вас собирают руками, как дварские машины?

– Нет. Мы рождаемся в больших домах, которые называются «завод». Мы рождаемся от усилия других «рубо». Так же, как земляне рождаются от землян. На «заводах» есть земляне, но они лишь смотрят за тем, как специальные «рубо» порождают новых «рубо». Сразу, как только появляется на свет кто-то из нас, земляне забирают его и ставят прислуживать на то место, которое определили заранее.

– Значит, тебя тоже оторвали от родителей? – нахмурился Магану.

– Можно сказать и так.

Мальчик поразмыслил, что бы еще спросить, но пока он думал, Узкий развернулся и ушел, равномерно цокая тонкими ногами. «Не так-то хорошо земляне воспитывают своих рабов, раз те уходят без разрешения», – с неудовольствием заметил Магану, но тут же переключил внимание на принесенный в шкатулочке завтрак. Опять оказалась желтоватая невкусная каша и большая лепешка со вкусом рыбы.

Покончив с едою, он забрался в заросли, в свое «гнездышко», свитое из одеяла, и принялся выдумывать вопросы, какие можно задать Узкому, когда тот придет в следующий раз с обедом. Потом напрягать мозги наскучило, и Магану выбрался в коридор, чтобы продолжить слежку за тюремщиками.

Зачем ему это? Прямо он никогда не продумывал, но общее представление имелось, пусть и несколько расплывчатое. Магану хотел узнать о тюремщиках как можно больше и надеялся, что однажды выведает какой-нибудь секрет, который поможет вернуться домой.

Кроме трех всеобщих выходов в трапезную, каждый землянин по отдельности вылезал из своей норы. Как правило, они ходили в нужник или в комнату с водой из потолка. Волосатое Пузо часто ходил в гости к Тесипу и Энмеркару. Тесипу иногда ходил к нему. Остальные были как бы сами по себе. Однажды вечером, возвращаясь после слежки, Магану с неприятным удивлением обнаружил в саду Желтую Рожу. Тюремщик сидел справа от двери, подогнув под себя ноги и сложив руки на животе. И ничего не делал. Смотрел на цветы. Мальчик не решился входить, пока чужак внутри, так и стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу. Желтая Рожа проторчал так не меньше трех ушев, а затем поднялся и вышел. На следующий вечер после ужина он опять пришел и сел на то же самое место, даже не стесняясь Магану, который был на этот раз у себя.

Отстоять территорию оказалось делом нехитрым. В третий раз мальчик не стал доедать липкое серое крошево, что принес «рубо», а вывалил его аккурат на то место, где садился землянин. Сам спрятался в гущу зарослей, глядя сквозь листву.

Желтая Рожа оказался на редкость понятливым. Он действительно приперся опять в сад, однако, увидев испачканным любимое место, молча повернулся и вышел. Больше он уже не посягал на его территорию. Но и подделывать улыбку перестал, завидя Магану в коридоре.

Самым угрюмым из землян был Бледная Вонючка. Он лишь неприязненно хмурился, если случайно замечал мальчика. Однажды, еще давно, Магану подсматривал за обедом тюремщиков и увидел, как Бледная Вонючка раздраженно кричал, махал руками, а потом встал и отбросил пищевую шкатулочку. И сразу вышел, Магану едва успел отбежать в соседний коридор. И после того несколько дней злобный тюремщик не выходил из своей норы к общей трапезе. Так Магану понял, что земляне могут ссориться. «Совсем как дети», – насмешливо подумал он. На Агане взрослые никогда не ссорятся. По крайней мере так явно.

А еще Бледная Вонючка был единственным, кто ходил в дальнюю комнатку с черным костюмом на стене и надолго запирался в ней. Если прислонить ухо к холодной двери, можно было расслышать, как он бормочет там что-то. Один… Наверное, разговаривает со своими анаким. Поначалу так Магану решил, но потом вспомнил, что Энмеркар говорил, будто у тюремщиков нет анаким, а есть какой-то один, о котором не говорят… Чудаки, короче говоря.

Бродя по пустым коридорам, Магану лениво вспоминал все это. Негусто. Так ничего особенного он и не вызнал. Даже если приплюсовать услышанное от Энмеркара. Хотя еще не известно, стоит ли этому верить… Но теперь… теперь можно будет разузнать все. Сильно просчитались тюремщики, посылая к нему раба, говорящего на человечьем языке…

И тут он вдруг понял. Что-то не так. Откуда «рубо» знает… Стало тревожно, будто ветер заныл в душе. Магану повернулся и побрел к саду в глубокой задумчивости. По пути и решил, о чем спросит Узкого, когда тот принесет обед.

В следующие дни чего я только не перепробовал! Удавалось отыскивать все фразы, которыми отшивал меня Эпихроний, они действительно были взяты из того житийного материала, что я, на свою беду, скопом вывалил в анализатор. Методично стирал эти ответы из памяти, но хитрый старец умудрялся каждый раз находить новую отговорку.