Колин Уилсон - Башня

На шум примчался отец. Найл спохватился: там внутри осталось новое оружие. Решимость пересилила. Юноша дерзнул сунуться внутрь и обратно появился с раздвижной трубкой-жезлом, в которой длины теперь было около трех метров.

— Это еще что такое? — растерянно пробормотал Улф.

— Сам не знаю.

На пульте управления мелькнул зеленый огонек, и гудение смолкло.

Отец с сыном обошли вокруг диковинного устройства, тщетно попытались сдвинуть его с места, пробрались внизу и в конце концов решили: ну его. Улфу захотелось взглянуть на трубку, и Найл неохотно уступил. Отец с хмурой сосредоточенностью ощупал вещь, со свистом рубанул ею воздух и, к облегчению Найла, протянул обратно.

Принимая трубку от отца, Найл взялся за нижний конец, что пошире. Тут раздался звонкий щелчок, и жезл быстро сократился, вновь приобретя форму продолговатого цилиндра.

Еще раз внимательно осмотрев предмет, Найл догадался, что секрет здесь в кружке с насечкой с торца. Стоило его утопить, как цилиндр вырастал в длинный заостренный прут. Благоговейно и вместе с тем несколько недоуменно оглядывая предмет, Найл кончиками пальцев ощутил исходящее от него тоненькое иглистое покалывание. Минут пять он только то и делал, что сдвигал-раздвигал, пока наконец не расстался с надеждой понять назначение этой штуковины. Кстати, возникающее при удлинении трубки покалывание почему-то казалось смутно знакомым.

Время шло, уже изрядно перевалило за полдень, пора было и собираться в дорогу. Возвратясь к стенам крепости, они по куче нанесенного песка взобрались наверх, там Улф спрыгнул во внутренний двор и стал оттуда подавать сыну поклажу. Когда Найл нагибался за вторым кузовом, первый — видно, поставленный неровно — накренился и принялся, повалившись, сползать по склону. Догонять его Найл не стал: у кузова сверху застежка, так что ничего наружу не вывалится. Пособляя отцу взобраться назад на стену, Найл случайно глянул на уехавшую поклажу, и ему вдруг показалось, что внизу, у подножия откоса, что-то вроде шевельнулось. Насторожившись, Найл вгляделся пристально, с напряжением.

Очевидно, кузов был увлечен вниз собственной тяжестью. Найл медленно двинулся вниз по откосу, не отрывая взгляда от кузова. И опять показалось, что кузов чуть шевельнулся. Осторожно потянувшись вперед, Найл взялся за лямку. Приподнимая, обратил внимание, как песок внизу осыпается медленными струями… О ужас! Совершенно неожиданно наружу выпросталась мохнатая членистая лапа, за ней другая. Секунду спустя Найл глаза в глаза стоял со здоровенным пауком, хлопотливо карабкающимся из песка наружу. Среагировал парень моментально, не задумываясь. Взмахнув увесистой трубкой, он что было силы хватил по мохнатой, совершенно бесстрастной (даже представить трудно насколько) физиономии. Паук засипел от боли. И тут Найл отскочил будто ошпаренный: всем телом он ощутил, как ядовитым жалом ожег его удар чужой воли. Он прекрасно понимал: стоит сейчас восьмилапому выбраться из песка, и тот мигом сгребет его в охапку, распластает, навалясь мохнатой тушей, пригвоздит передними лапами к земле и вгонит клыки. Оружие снова взметнулось у Найла над головой. Посыпались частые, исступленные удары — по пасти, глазам, незащищенному панцирем мыску на затылке. Властными ударами своей воли тварь словно хлестала Найла по рукам, пытаясь ослабить удары, но наталкивалась на его подхлестываемое ужасом сопротивление. И тут зловещий гнет как-то разом сник, словно выдохшись.

Отец стоял на откосе, онемев от беспомощности, и как завороженный наблюдал за происходящим. Увидев, что все кончено, он скатился вниз к Найлу.

Туловище паука вылезло из песка наполовину, и можно было различить, что размером он, безусловно, крупнее тех серых, с которыми им довелось столкнуться в крепости на плато. Этот размером был примерно с тарантула-затворника, заваленного осой-пепсис. Судя по двухсегментным клыкам с канавками для яда, этот был сродни тарантулам. Но мохнатое туловище тарантула обычно бывает бурого цвета, иногда с желтыми подпалинами, а этот черный как смоль. И глаза не в два ряда, а в один, причем как-то странно, ободом вокруг головы.

Оба невольно содрогнулись от страшной догадки. Это не какая-то безмозглая восьмилапая тварь, хоронящаяся в залах заброшенной крепости. Они убили паука-смертоносца.

Тут Найл вспомнил о двух паучьих шарах, проплывших в вышине до того еще, как изменился ветер. Орудуя складным жезлом как багром, он выволок неподвижную черную тушу из песка. Под ней обнаружилось шелковое полотнище шара.

Улф затравленно обернулся через плечо.

— Второй, наверное, где-то поблизости. Пойдем-ка подобру-поздорову.

— А как с этим быть? Если второй вдруг его отыщет, все раскроется.

Вспомнился внезапно дедов рассказ о мучениях тех двадцати несчастных, что прикончили смертоносца, — медленная, жестокая, жуткая пытка, длившаяся без перерыва много дней. Найла передернуло.

— Конечно. Надо его зарыть.

За считанные минуты забросали паука песком, а чтобы не разметало ветром, еще и надвинули несколько плоских камней. Когда уходили, Найл оглянулся. Уже с десяти метров совершенно незаметно. Когда дошли до берега озера, паренек, счистив следы крови и какой-то липкой белой пакости пучком травы, омыл трубку в соленой воде. Потом сложил ее и сунул на дно кузова. Отец с сыном спешили туда, где всходили на горизонте горы. На душе было сумрачно от тяжелого предчувствия. Словно чей-то недобрый взор неотрывно смотрел в спину, провожая через пространство пустыни.

Каззак знал, что советовать. На дальней стороне гор осадки оживили унылую пустыню, превратив ее в подобие оазиса. Местность была чем-то похожа на дом. Пусть на переход пришлось пожертвовать еще один день, зато идти куда легче, чем на плато. Улф бывал в этих местах лет десять назад, но ничего не видел, кроме голого камня. А теперь вот благодаря какому-то капризу климата участок превратился в отрадную с виду местность. Разумеется, опасностей здесь прибавилось — от жуков-скакунов до скорпионов и других хищников, как правило, ночных. Поэтому отец с сыном, несмотря на жару, шли в дневное время, а на ночлег пристраивались где придется.

Истекали третьи сутки пути. Проснувшись утром в укрытии, сооруженном из камней и кустов терновника, Найл учуял странный запах. Как от шкуры гусеницы, когда ее выкладывают сушиться на солнце. Ветер дул с северо-запада. Откуда запах? Отвечая сыну, Улф пожал плечами и сказал: «Не знаю. Это запах Дельты». Запах преющей растительности, перемешанный с тошнотворно-сладким запахом тления. От Найла не укрылось, что, пока ветер не изменил направления, вид у отца был тревожно-растерянный.