Кеннет Балмер - Накануне Судного дня

В отчаянии, не заботясь уже больше ни о чем, он просил Пи-Айчена превратить горсть песка в вездеход на ядерном топливе с большими колесами и гусеницами. Он умолял дать ему «Ленд-Ровер» с двигателем внутреннего сгорания. Он униженно клянчил какой-нибудь летательный аппарат или любое механическое транспортное средство — что угодно, лишь бы оно облегчило его мучения. Но с тем же успехом он мог просить о межзвездном передатчике.

Люди падали и умирали. Процессия неуклонно продвигалась вперед.

Так, под палящим солнцем, прошло шесть дней. На седьмой день копыта лошадей, состоявшие теперь из жидкой бронзы и расплавленного золота, начали издавать странный звук. Бесконечное мягкое шуршание сменилось твердым и уверенным цоканьем.

Глаза путешественников тускло заблестели в удушливой тени капюшонов. Кто-то попытался заговорить и зашелся кашлем, прочищая пересохшую глотку. Кто-то от неожиданности свалился с лошади и теперь стоял, потирая руками колени. Уолли тяжело поднял голову, словно на его шее покоился череп из свинца. Перед ним расстилался песок — песок, разноцветными волнами покрывавший мощеную дорогу. Твердую, каменистую дорогу, уродливую и изрытую колдобинами, грозившими путнику вывихнутыми лодыжками, но все же — дорогу…

Дорога.

Здесь, в самом центре пустыни.

Паломники — эти бездомные бродяги, затерявшиеся в песках, — сгрудились вместе и напряженно вглядывались вдаль. Их одолевали тревожные мысли.

Впереди была лишь мерзость запустения. Они уже видели нечто подобное и прежде — страшные судороги измученной земли в Кратере Безумия, разоренные города на дьявольском побережье — и все же оказались не готовыми к тому, что предстало их взорам. Впереди из земли торчали какие-то балки, словно высохшие пальцы скелета, разломанные куски каменной кладки беспорядочно громоздились друг на друга, будто исхлестанные гигантским кнутом, а поверхность пустыни была изрезана трещинами, в которых царила опасная и пугающая тьма. Само отсутствие связи между этими изолированными друг от друга останками усиливало впечатление от масштабов разрушения. Где-то в глубинах сознания возникало представление о мужчинах и женщинах, о городе с его шумной суетой, о некогда бившей здесь ключом жизни, в конце концов растраченной до последней капли, изгнанной, вычеркнутой из списка значительных событий, ушедшей в глубь времен и там исчезнувшей.

Стрелка компаса указывала в самый центр пустыни, заставляя путников, спотыкаясь, брести навстречу своей судьбе.

Этой ночью лагерь был освещен тревожным мерцанием факелов.

Затуманенные взоры, бледные изможденные лица, выступавшие белыми пятнами на фоне колеблющихся теней, делали путников похожими на трупов. У Джека на дне фляги осталось всего полдюжины глотков воды. Идиотская мысль, будто им следовало повернуть назад, крепла в его сознании с безумным упорством. Казалось, надеяться больше было не на что, и дальнейшее продолжение этого затянувшегося акта самоубийства не имело никакого смысла.

Когда на следующее утро они снимались с лагеря, вокруг кружились вихри, взметая тучи желто-коричневого песка, разъедавшего и обжигавшего воспаленные от тяжелого сна глаза.

Идиотские мысли прошедшей ночи утром показались Джеку вдвойне идиотскими при одном лишь взгляде на сверкающую гладь песка. Вперед идти было страшно, но позади, и они знали это абсолютно точно, их ждала только смерть. Значит, надо было двигаться вперед, к самому концу этого мира.

Лошади почуяли перемену первыми.

Тупо и мучительно Уолли начал осознавать, что его жеребец заволновался и, спотыкаясь, пошел быстрее. Он чувствовал уже забытое подрагивание тела лошади, силящейся перейти в галоп. Животное взбрыкивало и поскальзывалось, вытягивая вперед голову, раздувая ноздри и стараясь побыстрее прорваться сквозь песок. Наконец, словно толпа паломников, увидавших своего пророка, треща суставами, с пересохшими губами и ртами, с запавшими щеками, они стремительно понеслись вперед. Одежды развевались за их спинами, будто крылья ястребов.

На сей раз Уолли сразу поверил своим глазам, чего не случилось с ним в тот миг, когда он впервые ступил на борт галеры. Теперь же речь шла о жизни и смерти, и ему хотелось верить.

Впереди дорога становилась ровнее, руины уже явственно напоминали брошенные жилища, а трещины в земле сужались, явно сходясь к какому-то центру и четко указывая тем самым направление дальнейшего пути. Показались деревья с бледно-зеленой листвой — не покосившиеся, а гордо возвышавшиеся над развалинами, трепеща раздутыми от влаги листьями. Вода… Безудержная жадность обуяла теперь каждого, и Уолли видел, как люди подгоняли спотыкающихся лошадей, которые, впрочем, и не нуждались в такой поддержке. Вода… Копыта звонко цокали по камням. Вода. Весело лязгало металлическое снаряжение. Вода. Одежды развевались и шелестели. Вода. Хриплое, тяжелое дыхание вырывалось из пересохших глоток. Вода. Вода…

Пруд манил их словно белые, распростертые в объятиях руки женщины.

Джарфон из Тривеса сохранил достаточно рассудительности и самообладания, чтобы сдержать стремительный напор и не позволить лошадям погружаться в воду всем телом. С помощью Кроча, Сэлопа, а также Уолли, который взялся за эту работу с мучительной неохотой, он организовал наблюдение за тем, чтобы ни один человек, ни одно животное не пили слишком много.

Затем они расселись на каменных скамьях возле пруда и принялись отряхиваться, вытирая губы, наблюдая за водой, стекавшей на землю серебряными каплями, и весело смеясь…

Вода.

Некоторое время спустя Уолли, Кроч и еще несколько путешественников отправились обследовать какое-то небольшое здание, которое, как они сразу заметили, находилось в той самой точке, откуда во все стороны лучами расходились трещины. Теперь они могли ясно видеть, что все разрушение начиналось именно из этого места. Только маленький участок с прудом и деревьями, расположенный непосредственно возле здания, был словно заколдован и выглядел как осколок нормального мира.

— Взгляните на эти деревья. — Кроч стоял, задрав голову вверх, и выражение мрачного удовлетворения на его лице свидетельствовало о том, что он ощутил прилив сил и предвкушает дальнейшие события.

— Еда, — радостно воскликнул Джарфон из Тривеса.

На деревьях гроздьями висели спелые и заманчивые плоды округлой формы. Уолли прикинул, что их должно было хватить для поддержания жизни, и даже — возможно, он все еще бредил или был напуган настолько, что страх стал уже частью его существа, — но… даже для возвращения назад. Они достигли конца пути, и теперь все думали только о возвращении. Даже Джарфон из Тривеса, даже Сафферин, даже — о злая судьба! — принцесса Керит, царица Брианона.