Андрей Буторин - Червоточина

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Он пришел в себя и уже почти не боялся. Да и что это с ним? Ведь он намного сильнее ее! И умнее, и лучше, и уж тем более – красивее. Он не понял, кому был посвящен ее последний выкрик, но вполне догадался, что хотела сказать девчонка перед этим. Она в него влюбилась – вот как! Что ж, неудивительно. Смешно, но совсем недавно и ему казалось, что он в нее влюблен! Вот уж сумасшествие!.. Наверняка она его околдовала, рыжая ведьма! Но у нее ничего не вышло – личное пространство сняло с него заклятия и будет защищать его впредь!

– Так мы, оказывается, влюбчивые, – злорадно прошипел он. – Мы, оказывается, красивого мальчика в постельку затащить хотели?

– Тебя, что ли? – сказала ведьма. – На хер ты мне сдался! У тебя все равно не стои́т.

– У меня?! – возмутился он.

– А что, стои́т, что ли? – хохотнула она. – А ну, дай пощупать! – И, скрючив пальцы, резко протянула к его промежности руку. Он, взвизгнув, отпрыгнул. Подсознание, оказывается, помнило лучше него, что есть в организме и еще кое-какие детали, которые следует беречь не менее глаз.

– Сука!.. – нервно всхлипнув, сказал он. – Ну ты и сука… – И повернул голову к Виктору, который все еще, улыбаясь и похохатывая, наблюдал за ними. – Нет, Витя, я не стану трахать эту тварь. Меня от нее тошнит.

– А так даже интересней, – словно уговаривая ребенка, ласково заговорил Виктор. – Ты ее будешь трахать и прямо на нее тошнить. Трахать и блевать, блевать и трахать. Здорово же! Весело. – И уже другим, приказным тоном выкрикнул: – А ну, трахни ее, я сказал!

– Тебе повезло, – мрачно сказал он, поворачиваясь к девчонке. – Твоя мечта сейчас сбудется. Снимай штаны и становись раком.

В ответ рыжая сволочь разразилась такой грязной бранью, что его и впрямь затошнило. Ну, как он будет делать с ней это? Как?! У него ведь и правда не встанет!.. Но Виктор сказал, значит, надо делать… Он вздохнул и стал расстегивать джинсы.

Девка захохотала.

– Я ж говорила, что не стои́т! Но раз уж снял штанишки, иди вон к Витечке, он тебе вставит. Черенком кирки. А я тоже к нему пойду. Он и мне вставит. Только мне – тем, чем надо. Витя – настоящий мужик, не то что некоторые, несостоятельные. Витя – красавчик. Странно, что я этого раньше не замечала… Витечка, я иду к тебе! Ты меня трахнешь?

И ведь она, эта рыжая сука, и впрямь направилась к его божеству!.. Она все правильно про него сказала, Виктор на самом деле красавчик и настоящий мужик. Но он – не ее! Эта шлюха не должна прикасаться к Вите! Нельзя допустить даже, чтобы она дышала на него своим грязным ртом!

Надо срочно остановить ее! Но как?! И тут его взгляд упал на топор, лежавший возле стены. Он схватил его и, взметнув в одной руке над головой, а другой придерживая расстегнутые джинсы, бросился наперерез похотливой гадине.

Топор уже начал опускаться ей на голову, как вдруг что-то серое, словно лишенный цвета взрыв, сильно ударило его в грудь, отбросило к стене и повалило навзничь. Топор вырвался из руки и, словно обладая памятью, приложился тем же и туда же, что и в прошлый раз. Но об этом Нича узнал несколько позже.

Теперь он приходил в себя иначе, чем в прошлые разы. Не было боли. А если и была, то спряталась, утонула в монотонном, бубнящем звуке. Звук расслаблял и успокаивал, вселяя в то же время уверенность и возвращая силы. Он был похож на голос – хриплый, сипящий, глухой и утробный, – но голос не человеческий, а будто бы принадлежащий некоему киношному монстру. Впрочем, сознание Ничи еще не настолько вернулось, чтобы проводить фонетический анализ, и это сравнение пришло к нему в голову позднее. Сейчас ему недоступен был даже смысл произносимых голосом фраз. Опять же, вспоминая об этом после, он подумал, что услышанное больше всего походило на молитву. Но когда он сумел очухаться достаточно, чтобы открыть глаза, такой мысли не могло у него возникнуть по той хотя бы причине, что над ним причитал волк. Точнее, над ними, поскольку рядом, раскинув руки и разметав рыжие волосы, лежала Соня. Глаза ее были закрыты, и Нича покрылся холодным потом, вспомнив, что собирался с ней сделать в последний перед потерей сознания миг.

Он попытался вскочить, но Юрс поставил ему на грудь тяжелую лапу.

– Жива, – хрипло выдавил зверь и добавил: – Сама.

Нича понял, что имеет в виду волк: Соня жива, но должна прийти в сознание самостоятельно.

– Что с нами? – спросил он. И сразу же отчетливо вспомнил, что он тут вытворял!.. Стало не просто стыдно – появилось огромное, искреннее желание умереть. Сейчас же. Немедленно! Он закрыл глаза и застонал.

– Голова? – спросил Юрс, и Нича почувствовал прикосновение ко лбу шершавого прохладного языка.

– Нет, – помотал он головой, которая и впрямь не болела, машинально провел по влажному от волчьей слюны лбу ладонью и ощутил лишь незначительную припухлость в том месте, где должна быть выросшая еще больше шишка. – Хуже. И знаешь что?.. – Нича открыл глаза и встретился со взглядом Юрса. – Ты мог бы мне ее отгрызть?

– Да, – ответил тот.

– Так отгрызи.

– Нужна, – мотнул лобастой головой волк.

– Нет. Такая – нет.

– Нужна, – повторил Юрс. – Не только тебе.

– А кому еще?

Но волк не ответил, переключив внимание на Соню. Нича же осторожно сел, увидел спущенные до колен джинсы и вновь застонал, закрывая глаза и чувствуя, как из них покатились слезы непередаваемого стыда. Он подскочил и рывком, чуть не содрав с бедер кожу, натянул штаны и застегнулся. Жаль, что в джинсах нет ремня, подумал он. Впрочем, здесь, насколько он помнил, не было ничего, к чему этот ремень можно было бы привязать. А сейчас помещение тонуло во мраке, и только туда, где находились они, падал неяркий рассеянный свет из пролома в стене.

Хотя нет, не только. Тусклое пятнышко света виднелось еще и напротив. Нича, не имея ориентиров, не сразу смог оценить, насколько далеко находится второй источник света. И вспомнив лишь, что именно в той стороне крушил стену Виктор, понял, что тот завершил начатое.

Воспоминание о Викторе, о тех неестественных чувствах, что он питал к этому «божеству» недавно, всколыхнуло в Ниче такую ненависть, что он зарычал, подобно Юрсу, и, нагнувшись, принялся шарить по полу в поисках топора. Но споткнулся о Сонину ногу и упал, чуть не придавив девушку.

Соня ойкнула и открыла глаза.

– Что такое? – спросила она, увидев сидящего рядом волка. Затем чуть переместила взгляд и увидела Ничу.

Даже в полумраке было видно, как побелело ее лицо. Девушка согнула в коленях ноги, сделав попытку оттолкнуться от пола, отползти подальше, но у нее ничего не вышло – видимо, ноги попросту ослабели от страха. Тогда она закрыла лицо руками и перекатилась на бок, сжавшись в позе эмбриона. Из ее горла вырывалось лишь сиплое, похожее на стон дыхание.