Роберт Хайнлайн - Гражданин галактики. Между планетами

— Каков его генетический код? В какой среде он рос? Подвергался ли он мутациям, влияющим на определение возраста? Большая или малая сила тяжести была не его планете? Индекс планетарного обмена веществ? Ему может быть и десять стандартных лет, и тридцать. Я могу произвольно прикинуть его возраст, исходя из предположения, что он не подвергался существенным мутациям, и окружающая среда примерно соответствовала земной и вынести ничем не подтвержденное предположение, что ему не меньше четырнадцати стандартных лет и не больше двадцати двух.

— Можно ли предположить, что ему восемнадцать лет?

— Об этом я и говорю.

— Ладно, так и будем считать. Внести в список младшего состава.

— У него есть татуировка, которая может дать ключ, — сказал доктор Кришнамурти. — Метка раба.

— Черт бы вас побрал! — Полковник Брисби прикинул, что его решение подписать депешу в Корпус «Икс» было оправданным. — Датирована?

— Только вольная — по саргонезскому исчислению, что подтверждает его рассказ. Клеймо заводское. Без даты.

— Плохо. Ладно, поскольку медики с ним покончили, я пошлю за ним.

— Полковник!

— Да, Криш?

— Я бы не рекомендовал вам вносить его в состав команды.

— Чего ради? Он здоров так же, как мы с вами.

— Конечно. Но тут есть определенный риск.

— В чем?

— Я беседовал с ним, находящимся в легком трансе. Это было утром. Полковник, была ли у вас когда-нибудь собака?

— Нет. Во всяком случае с тех пор, как я здесь.

— Очень полезное лабораторное животное, многие ее характеристики совпадают с человеческими. Но если возьмете щенка и будете бить его, дразнить и унижать — он превратится в злобного хищника. Возьмите щенка из того же помета, его единокровного брата, ласкайте его, говорите с ним, укладывайте спать рядом с собой, учите его — и он станет счастливым, послушным домашним животным. Возьмите еще одного из того же помета, ласкайте его по четным дням и бейте по нечетным. Он будет настолько растерян, что не сможет существовать ни в той, ни в другой роли; он уже не может вести себя как дикое животное, и он не будет понимать, чего вы от него хотите, как от домашнего. И очень скоро он перестанет есть, спать, он не сможет контролировать свои функции, будет дрожать и бояться каждого движения.

— Х-м-м… часто ли вы проводите такие эксперименты?

— Я никогда не проводил их. Но их описания в литературе… и случай с этим молодым человеком заставляет вспомнить их. В годы своего становления он пережил целый ряд травматических воздействий, последнее из которых случилось с ним лишь вчера. Он подавлен и растерян. Как та собака, он может огрызнуться и укусить в любое время. Он не готов еще к одному стрессу; он должен находиться в условиях, где к нему можно применять психотерапию.

— Фу!

Офицер психологической службы пожал плечами.

— Прошу прощения, доктор, — продолжил полковник Брисби. — При всем уважении к вашим знаниям, я знаю об этом случае несколько больше. Последние пару лет этот парень был во вполне приличном окружении. — Брисби припомнил прощание, свидетелем которого ему довелось быть. — А до этого он находился на попечении полковника Ричарда Баслима. Вы слышали о нем?

— Я знаю, какой репутацией он пользовался.

— И если есть нечто, за что я могу ручаться судьбой своего корабля, — так это то, что полковник Баслим никогда не причинил мальчику ни малейшего зла. Он был одним из самых сильных, здоровых духом и гуманных людей, когда-либо носивших форму. Вы говорите о своих собаках; я же помню полковника Ричарда Баслима. Итак… вы по-прежнему советуете мне не зачислять его?

Психолог медлил с ответом.

— Итак? — повторил Брисби.

— Отнесись к этому спокойно, Криш, — прервал их майор Стейн, — но у меня другая точка зрения.

— Мне нужен прямой и конкретный ответ, — сказал Брисби, — после чего я смогу принять решение.

— Возможно, я мог бы изложить свое мнение следующим образом, — медленно сказал доктор Кришнамурти. — Серьезных оснований для отказа в зачислении не существует.

— Почему?

— Чувствуется, что вы хотите зачислить мальчика. И если он попадет в беду, я предпочту оказать ему медицинскую помощь, а не настаивать на своем мнении. Ему и так уже досталось.

Полковник Брисби хлопнул его по плечу.

— Ты хороший парень, Криш! Это все, джентльмены.

Торби провел трудную ночь. Мастер-оружейник разместил его в помещении старших офицеров и хорошо отнесся к нему, но Торби встревожила та подчеркнутая вежливость, с которой все окружающие отводили глаза от яркой униформы «Сису». Еще недавно он был горд, что имеет право носить этот мундир, а теперь с грустью понял, что каждое одеяние имеет и двойное значение. Ночью, прислушиваясь к храпу и сопению вокруг себя — чужие, фраки — он мечтал вернуться обратно к Людям, где его знали и понимали.

Ворочаясь на жесткой койке, он думал, кому она могла принадлежать.

К нему приходили мысли о том, кто бы мог занять ту дыру, которую он по-прежнему называл «домом». Починили ли дверь? Сохраняются ли там та же чистота и уют, которые так любил папа? Что они сделали с протезом папы?

Засыпая, он видел перед собой и папу, и «Сису», и видения мешались друг с другом. Наконец, когда перед ним проплыли обезглавленная Бабушка и летящий на них пират, папа прошептал:

«Больше не будет плохих снов, Торби. Больше никогда, сынок. Будут только счастливые сны».

Он заснул мирно и счастливо, но проснулся в этом ужасном месте, наполненном болтовней фраки. Завтрак был довольно приличным, но не имеющим ничего общего с высокими стандартами «Сису»; впрочем, может быть, он не был голоден.

После завтрака, когда ему было бесцеремонно приказано переодеться, он стал постепенно ощущать свое бедственное положение. Впервые он ощутил, насколько небрежно медики могут обращаться с человеческой плотью — он терпеть не мог, когда его тыкают и мнут.

И когда Командующий послал за Торби, тот уже не испытывал радости при мысли, что увидит человека, который знал папу. В этой комнате он в последний раз пожелал Отцу удачи, и воспоминания причиняли ему боль.

Торби бесстрастно слушал, что ему объяснял Брисби. Немного он пришел в себя, когда понял, что ему будет присвоен статус — не очень высокий, догадался он. Но тем не менее. У фраки тоже существовало это понятие, но ему не приходило в голову, что оно может иметь значение еще для кого-то, кроме самих фраки.

— Вообще-то он тебе не полагается, — заключил полковник Брисби, — но так будет проще сделать то, чего полковник Баслим хотел от меня, то есть найти твою семью. И ты будешь доволен, не так ли?