Иван Афанасьев - Неспособный к белизне

— Спасибо, Кэита.

— Спасибо? За что?

Вместо ответа Юрий крепко поцеловал белведку — с этим интимным знаком внимания местные жители ранее не были знакомы. И если Кэита за время жизни с Юрием к этому привыкла, то не настолько, чтобы такой характер общения ей приелся.

— Юрен, что с нами будет?

В первый раз Кэита задала этот вопрос. А ведь Кондрахин честно думал, что ничего, кроме интимных отношений, пусть и скрашенных искренней привязанностью, белведку не интересует. Оказывается, не так.

Он понимал — не могут они дальше жить вместе. Туум, его новый работодатель, обязательно Кондрахина проверит. Где живет, на какие деньги, по средствам ли. И главное — его контакты. Да и Манаити — поверил ли он заявлению Юрена, что захваченный в сражении приз, профессиональная жена брошена на произвол судьбы? Вряд ли. Сам Манаити, пока Кондрахин не выйдет на следующий поединок, его не отыщет. А там — первая же газета сообщит, что он теперь студент, и Манаити легко отыщет его в Университете, проследит, и…

Последует очередной налет с целью похищения, только в роли людей Манаити окажутся бандиты Сейр Юта. Защитить Кэиту от них он не сможет. К тому же у Кондрахина кончались деньги. Пора было выходить на очередной поединок. От стремления Туума подобрать себе для секретной работы не занкарца, и связанной с таким стремлением опасности, его могла защитить только известность бойца погла. Стань он известен в Занкаре — и его жизнь постараются сберечь хотя бы для того, чтобы избежать шумихи в случае его смерти.

— Не знаю, Кэита. Один Бог знает. Сама-то ты чего желаешь?

Женщину привлекло незнакомое слово.

— Кто такой Бог?

— Тот, кто знает всё.

Кэита выполнила сложный жест вежливого отрицания. Поначалу Кондрахин не понимал причину надобности в выражении однотипных ответов разными способами. Будь он поляком, для которого слова "tak" и "owszem", переводимые на русский одним словом "да", не совсем одинаковы, он быстрее бы воспринял нюансы белведского общения. Сейчас Кэита Рут сказала ему: "Такого не бывает, но я верю тебе, господин".

— Может, есть, может, нет. Там, где я родился, было в ходу выражение: "Нельзя объять необъятное". Сначала я так тоже думал, потом резко переменил мнение, но, по прошествии времени, опять вернулся к нему. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Не всегда, — призналась Кэита Рут. — Ты очень умный. Умнее любого белведа, которых я встречала в жизни. Иногда я даже боюсь тебя. Стоит мне только о чём-то подумать, как ты уже знаешь, о чём. Скажи, Юрен, только честно, будь уверен, я не выдам тебя, даже если меня будут резать на куски: ты чей-то шпион? Клянусь, мне всё равно, на какой край света следовать за тобой, просто хотелось бы откровенности во всём.

"Весьма странная речь для белведки, — подумал Кондрахин. — Белведы не образуют устойчивых семей. Их физиология дарует им любовь на час. Хотя Кэита Рут — профессиональная жена…"

Вообще-то Кондрахин не впервой задумывался над перипетиями своего белведского существования. Могло статься, по независящим от него причинам, что пребывание здесь продлится неопределенно долго. И что тогда? Каково ему будет существовать в мире, отрицающем Бога (да Бог с ним, с Богом!), лишенным магии, не понимающим юмора? Почему-то в иных мирах, даже совершенно не похожих на Землю, например, Иоракау, он быстро обзаводился, если не друзьями, то верными соратниками. А ведь они были птицами! Здесь же, на Белведи, он впервые встретил (чуть не сказал — человека) личность, ради которой рискнул бы жизнью. Правда, до сих пор он общался только с мужскими особями, в то время, как белведские женщины более походили на землян. По крайней мере, те из них, кого на Занкаре называли профессиональными жёнами.

— Знаешь, Юрен, — сказала Кэита Рут, потупив свои миндалевидные глаза, — я хотела бы родить от тебя.

Вот тут Кондрахин, действительно, опешил. Существуй на то биологическая возможность, хотел ли бы он дитя от Кэиты? Не слишком много времени прошло, даже по человеческим меркам, когда он расстался навеки с Мариной и своим еще не родившимся ребенком. Где они? Что с ними? Странно, но даже на Земле, в изуродованном войной 1942 году, он ни разу не вспомнил о них. Почему? Не любил? А с белведкой, чужой по сути, расставаться не хочет…

— Кэита, нам надо серьезно поговорить…

Высокий поджарый белвед в звании, по земным меркам, не менее майора, провёл Кондрахина в лабораторию. Если смотреть снаружи, этого помещения здесь существовать не могло. Простая оптическая иллюзия, а сколько скрытой пользы и объёма! Должно быть, сами строители этого университетского комплекса не догадались, что они соорудили в своё время. Однако, элегантное архитектурное решение Юрий заметил походя.

— Прошу, — сказал провожатый.

Юрий отворил высокую дверь, оказавшись в просторном помещении, заполненным экранами многочисленных приборов. Увидев, что его ждет всего лишь один белвед, тот самый, с кем он уже встречался в кабинете Муна Коола, Юрий понял, что ошибался в оценке значимости собственной персоны. Недооценил себя. Вот если бы лаборатория оказалась заполненной ассистентами, всё было бы проще и понятней. Ну, подыскали нового, достаточно сметливого и расторопного помощника. Но когда оказывается, что ты — единственный сотрудник, зябкий холодок ожидания начинает буравить спину. Да, Кондрахин еще помнил такие уединенные, по сути, подпольные встречи на квартире своего институтского научного руководителя, профессора Мирицкого. Так же помнил и то, чем их эксперименты закончились. Он попытался прочесть хотя бы намерения своего нового начальства, но не смог.

— По ходу работы могут возникнуть какие-то новые вопросы. Отвечать следует внятно и правдиво, — предупредил его хозяин лаборатории.

— Слушаюсь, Кван Туум-ган.

— Можешь обращаться попроще: мы в научной лаборатории, а не на плацу. А теперь перейдём к делу. Всё это хозяйство, — ученый военный показал на приборы, — теперь твоё. С какими-то приборами ты уже знаком, другие освоишь по ходу дела. Вот твоё рабочее место. Впрочем, можешь переместиться куда-нибудь еще. Охранная блокировка дверей уже настроилась на тебя, так что провожатый тебе больше не потребуется. Только не пользуйся сильно пахнущими веществами — автоматика может тебя не распознать. После работы все записи обязательно запираешь вот в этот несгораемый шкаф. Выносить что-либо из лаборатории категорически запрещается, да ты и не сможешь. Поэтому тщательно проверяй карманы, чтобы какой-нибудь случайно завалившийся туда рабочий карандаш не привел к… нехорошим последствиям. Видишь эти оранжевые кнопки? Они все для экстренной связи со мной. Появились вопросы?