Владимир Венгловский - Яблони на Марсе (сборник)

— У меня? — отвечать не хотелось, но сейчас его чувства были не важны. Важно было, чтобы мальчик не испугался, не запаниковал и не натворил глупостей. Особенно тогда, когда Артема с ним уже не будет. — Сын. Лешка. Только он… — Артем запнулся, потом буднично произнес: — Умер.

И заговорил торопливо, может быть, впервые кому-то объясняя:

— Мутировавший вирус, помнишь? Несколько человек умерли, пока разобрались, что к чему. Жена и сын… а я даже не заразился. Они сгорели, как спички, за сутки. Как спички…

Мальчик молчал.

— Это неправильно, — успокоившись, продолжил Артем. — Дети не должны умирать. Никогда и ни за что. Поэтому ты — не умрешь. Но ты должен будешь кое-что сделать. Я директор НПО, которое разрабатывает генератор воздуха. Сейчас буду рассказывать, а ты слушай и запоминай. При испытаниях прототипа я обнаружил странное явление. Похоже, у генератора есть побочное действие. Запомни код к моему домашнему сейфу: «Лешка — двадцать — сорок». Мой сын и год его рождения. Запомнил?

— Да, — твердо сказал Рума.

Мгла перед глазами сгущалась, поглощая свет и звуки. Не страшно, совсем не страшно. Мысли, простые и тягучие, шевелились лениво, заполняя собой черепную коробку. «А вдруг успеют найти?» — медленно ползла одна, замирая в буром мраке. «Не бывает чудес, не бывает», — бормотала рядом другая. Сквозь темноту Артем увидел белесые, как негатив, силуэты склонившихся над ним существ. «Марсиане пришли ко мне…» — прошептала мысль, и все исчезло.

Артем открыл глаза.

Белый потолок, белые стены, совсем рядом — трубочка капельницы с прозрачной жидкостью. Похоже, больничная палата. У изголовья мерно гудит какой-то прибор. Светлые занавески на окне, за ними — яркое синее небо. Комната залита солнцем. Стоп! Синее? Синее небо?

— С возвращением, Артем Сергеевич, — в палату вошла медсестра — или врач? — в белом комбинезоне с непривычным накладным фартуком спереди. — Как самочувствие?

— Есть… самочувствие, — озадаченно ответил Быстров. — А что?..

— Очнулся? — в дверь ворвался еще один человек. — Дядя Артем? Артем… Сергеевич…

Быстров приподнялся на локте, удивленно пригляделся. Коренастый, крепкий, одежда странная, как из пластика или кожи… круглое лицо, светлые волосы, глаза…

— Рума? Да не может быть! Нет, вы отец Румы, наверное?

— Нет, я Рума и есть, — счастливо улыбнулся мужчина. — Сколько лет мечтал вас поблагодарить, дядя Артем!..

Они сидели за столом в просторном пустом помещении, похожем на столовую.

— …Вы были правы насчет временных перемещений. У Якимова — видите, до сих пор помню его фамилию, — из-за этого ничего не вышло. Он еще несколько лет бился с генератором, но стабильного результата так и не получил. Мне, конечно, не поверили: мальчишка-хулиган после шока и ведущий ученый — кого послушают? Но осадок остался, смотрели на него косо. Короче, не смог он больше здесь работать, вернулся на Землю. Следующему директору я отнес ваши записи, и тогда уже работа закипела. Я, — Рума смущенно опустил взгляд, — за это время сам разобрался, в чем смог, и сразу после школы попросился в НПО. С заочным обучением дальше, конечно. Генератор воздуха мы запустили еще пятнадцать лет назад. Какое небо теперь на Марсе, видите? В окна смотрели? Весна, все цветет, белые сады кругом. Я сам смотрю и удивляюсь, даже не представлял, как это красиво… — Он помолчал. — А машину времени — мы ее называем «переместитель Быстрова» — доделали только сейчас.

— Переместитель Быстрова, — задумчиво повторил Артем. — Я польщен, конечно, но сколько вы потратили сил и средств! Даже страшно подумать. Неужели это все — только для того, чтобы проверить мою теорию?

— Ну, нет. У меня была вполне конкретная личная цель: сказать вам спасибо. Ради нее я был готов трудиться еще хоть сто лет.

— Ладно, у тебя… у вас. А у народа? Чем эта машина времени может послужить людям?

— Артем… странно все так. — Рума усмехнулся. — Сейчас вы моложе меня; не знаю, как к вам обращаться. Переместитель нам послужит, вот увидите. Не представляете, какой мы затеяли проект! Помните, тридцать лет назад человечество столкнулось с проблемой снижения рождаемости?

— Еще бы. Кажется, генетический сбой. Количество фертильных женщин сократилось в разы…

— В десятки раз! И до сих пор генетики ничего не придумали. Пока они там ДНК переклеивают, люди вымрут, как мамонты. Дети сейчас — словно восьмое чудо света. И мы тогда… — Рума замолчал. — Видите это помещение, это здание?

— Да.

— Это реабилитационно-обучающий центр для людей, которых мы перенесем из прошлого. Не волнуйтесь! История не изменится, потому что… потому что мы забираем только тех, кто там — умер.

Не веря своим ушам, Артем смотрел на собеседника.

— Да, да! — кивнул Рума. — Никто больше не умрет. Все будут здесь, все доживут до старости. Дети, погибшие от голода или расстрелов, сожженные в печах концлагерей, замученные во время революций, — все будут жить. Вместо них мы отправляем в прошлое биокуклы. Это же вы меня научили: дети не должны умирать. Они все получат шанс на новую жизнь, на образование, лечение; они смогут трудиться, и творить, и строить будущее вместе с нами!

— Значит, — потрясенно спросил Артем, — это как рай? Жизнь после смерти?

— Ну, надеюсь, вы не чувствуете себя в раю, — махнул рукой Рума. — Вас, между прочим, ждут в родном НПО…

— Погоди, — перебил его Артем, ошарашенный внезапной мыслью. — А эта программа уже действует? Вы уже кого-нибудь перенесли, кроме меня?

— Кстати, да, чуть не забыл, — Рума наигранно хлопнул рукой по лбу. — Кое-кто хочет с вами встретиться. Пошли, пошли, — он направился к двери, — подождите секунду, — вышел в коридор.

Как зачарованный, Артем смотрел на дверь, за матовым стеклом которой виднелось два силуэта: невысокая женщина и худенький большеголовый мальчик.

Анна Игнатенко. Где нет Луны

— Па-а-ап. А почему небо синее?

Аксен повертелся на месте, будто бы устраиваясь поудобнее. На самом деле аппаратура корректировала угол обзора под восприятие пятилетнего мальчика.

— Потому что воздух в верхних слоях атмосферы преломляет солнечные лучи, и мы видим небо синим. Если б не этот эффект, небо было бы черным. С ярко-желтым Солнцем.

— Как здесь?

— Да, как здесь. А где ты видел синее небо?

Аксен оживился.

— На Фолкнерах! Пап, оно такое! Глубокое. Мальчики говорили, что если серое — это тучи. А у нас все время серое…

Антон автоматически протянул руку и обозначил поглаживание металлического «крабика».