Жюль Верн - Паровой дом (пер. В. Торпакова)

— Неужели? — воскликнул я.

— Смотрите!

И, переломив ствол своего ружья, капитан Худ вынул патрон из его левого ствола.

Это был разрывной патрон.

Все стало ясно.

У капитана Худа был двуствольный карабин и двуствольное ружье, оба одного и того же калибра. И вот в то время, как Фокс по ошибке зарядил карабин мелкой дробью, он зарядил охотничье ружье разрывными пулями. И если накануне его ошибка спасла жизнь леопарду, сегодня она спасла наши жизни!

— Да, — сказал капитан Худ, — никогда я не был так близок к смерти!

Через полчаса мы вернулись в лагерь. Худ призвал к себе Фокса и рассказал ему, что произошло.

— Мой капитан, — ответил ему денщик, — это доказывает, что вместо двух дней ареста я заслуживаю четырех, потому что ошибся дважды!

— Я тоже так думаю, — сказал капитан, — но, поскольку твоя ошибка принесла мне сорок первого, я считаю своим долгом предложить тебе эту гинею.

— А мой долг — взять ее, — ответил Фокс и сунул золотую монету в карман.

Таковы были обстоятельства встречи капитана Худа с его сорок первым тигром.

Двенадцатого июня вечером наш поезд остановился возле небольшого поселка, а на следующий день отправился преодолевать 150 километров, отделявшие нас от гор Непала.

Глава XIV

ОДИН ПРОТИВ ТРЕХ

Еще несколько дней, и мы наконец поднимаемся по первым горным склонам Северной Индии. Взбираясь с террасы на террасу, с холма на холм, с горы на гору, можно достичь самых высоких вершин мира. До сих пор подъем еле ощущался, и наш Стальной Гигант его, казалось, совсем не замечал.

Погода стояла дождливая, с грозами, но температура сохранялась средняя, в целом сносная. Дороги еще были терпимы и выдерживали давление широких колес поезда, несмотря на его вес. Когда из-за какой-либо выбоины или рытвины колеса глубоко погружались в землю, легкого движения руки Сторра было достаточно, чтобы толчок послушного пара позволил преодолеть препятствие.

Перед нами уже не расстилалась та необъятная равнина, что тянется от долины Ганга до территории Ауда и Рогильканда. Вершины Гималаев образовали на севере гигантский барьер, на который наталкиваются тучи, гонимые юго-западными ветрами. Еще невозможно было как следует рассмотреть живописный профиль горной цепи, поднимавшейся в среднем на восемь тысяч метров над уровнем моря, но при приближении к тибетской границе местность постепенно дичала, джунгли наступали на возделываемые поля.

Флора этой части индийской территории тоже была другой. Пальмы исчезли, уступив место прекрасным банановым и манговым деревьям, которые дают лучшие в Индии плоды, и порослям бамбуков, чья листва разворачивается большими пучками в ста футах над землей. Появились магнолии с огромными цветами, наполняющими воздух дурманящим ароматом, прекрасные клены, дубы разных видов, каштаны с плодами, колючими как морские ежи, деревья-каучуконосы, у которых сок стекает по полураскрытым жилкам, сосны с огромными игольчатыми листьями типа панданусов[122], затем более скромные по размеру, но более яркие герани, рододендроны, лавровые кусты, растущие по обочинам дороги.

Изредка появлялись какие-то деревни с соломенными или бамбуковыми хижинами да две-три фермы, затерявшиеся среди высоких деревьев и разделенные расстоянием во много миль. По мере приближения к горному массиву поселения встречались все реже.

На этих пейзажных зарисовках фоном следует считать серое, туманное небо. Я добавил бы даже, что чаще всего дождь лил как из ведра.

В течение четырех дней, с 13 по 17 июня, и полдня не проходило без дождя. Мы были вынуждены оставаться в салоне Парового дома и убивать там долгие часы, как делали бы в обычном жилище, куря сигары, беседуя, играя в вист.

Все это время ружья бездействовали, к крайнему неудовольствию капитана Худа; но два «шлема»[123], которые он сделал в один вечер, вернули ему обычное хорошее расположение духа.

— Всегда можно убить тигра, — заявил он, — но не всегда можно сделать «шлем»!

Нечего и возразить против высказывания, столь справедливого и так четко сформулированного.

Семнадцатого июня мы разбили лагерь возле караван-сарая, это название носит бунгало, специально предназначенное для путешественников. Немного прояснилось, и Стальной Гигант, который много и тяжело работал все четыре дня, требовал если не отдыха, то хотя бы какой-то заботы. Таким образом, решено было половину дня и следующую ночь провести в этом месте.

Караван-сарай — это постоялый двор на большой дороге, невысокое четырехугольное здание с внутренним двором и чаще всего с четырьмя башнями по углам, что придает ему совершенно восточный вид. Там работает специальный обслуживающий персонал: «бхисти», или водонос, повар, этот добрый гений не очень требовательных путешественников, умеющих обходиться яйцами и цыплятами, и «кхансама», то есть поставщик продуктов, с которым можно договориться напрямую и чаще всего купить товар по низким ценам.

Сторож караван-сарая — это просто агент очень почтенной Ост-Индской компании; ей принадлежит большая часть этих заведений, и она их инспектирует при посредстве главного инженера округа.

Довольно странное, но неукоснительно выполняемое в такого рода заведениях правило гласит: каждый путешествующий может занимать там место в течение 24 часов, в случае, если он хочет остаться дольше, ему нужно получить разрешение инспектора. Если у него нет такого разрешения, первый прибывший туда англичанин или индиец может потребовать уступить ему место.

Само собой разумеется, что, как только мы прибыли на место нашей стоянки, Стальной Гигант произвел, как обычно, впечатление, то есть его очень даже заметили и, быть может, позавидовали нам. Однако должен отметить, что обитатели караван-сарая смотрели на него скорее с каким-то пренебрежением, слишком нарочитым, чтобы быть естественным.

Правда, на этот раз мы имели дело не с простыми смертными, путешествующими в целях торговли или для собственного удовольствия. То не были английские офицеры, возвращавшиеся в поселения на непальской границе, или какие-нибудь индийские торговцы; ведущие свой караван к степям Афганистана, севернее Лахора или Пешавара.

Это был ни больше ни меньше, как принц Гуру Сингх собственной персоной, сын независимого раджи Гузарата[124], сам тоже раджа, который путешествовал с большой помпой по северу Индии.

Принц занимал не только три или четыре залы караван-сарая, но и все окрестности, которые были приспособлены так, чтобы разместить всех людей его свиты.