Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

— Бог в помощь!

Пётр оглянулся. Так и есть, знакомый старик. Этот каждый день приходит с четырьмя пластиковыми бутылками, на которых еще сохранились остатки крепко наклеенных этикеток: «Святой источник». Куда ему столько воды? Пол ею моет, что ли? Или продает тем, кто сам к источнику ходить ленится…

— Спасибо на добром слове.

Старик подошел к кринице, зачерпнул ведро воды, начал переливать в бутыли. Вода стекала по пластиковым стенкам; воронкой, которая висела рядом на гвоздике, старик пренебрегал.

Пётр вернулся к работе. Чем-то ему старик не нравился. Явится, воды нацедит и уйдет, лба не перекрестив. И разговаривает безо всякого уважения к иноческому чину. Старик налил под горлышко все четыре бутыли, сполоснул остатками ледяной воды лицо, но, против обыкновения, не ушел, а, оставив бутыли на земле, приблизился к Петру.

— Что ладите?

— Купальню, — ответил Пётр, распрямляясь.

— Так вот же купальня, есть…

— Это купель, — строго поправил Пётр, — надо еще загородку смастерить, а то многие в купель нагишом лезут.

— И что с того? Перед Богом мы все нагие.

— Перед Богом — да, а тут под людскими взглядами. Некоторые специально приходят глазеть. Святое место, а народ черт-те что вытворяет, прости Господи.

Старик подошел к стопке рифленого железа, которое вчера привезли на машине, попробовал ногой гремящие листы.

— Из этого, что ли, думаешь делать?

— Из этого.

— Тут надо бы деревянный домик сладить, а железо на крышу пустить.

— И дурак знает, что воскресенье праздник. А где материал взять? Преосвященный мне на это дело копеечки не выделил, все сам. Да и плотник из меня аховый, топора в руках отродясь не держал.

— Ну, давай, учись. Дело хорошее.

Лопата неожиданно скрежетнула по камню. Пётр потыркал вправо и влево, надеясь, что камешек мелкий, какие уже попадались прежде, но и там лезвие встречало гранитную преграду.

Старик подошел, сочувственно поцокал языком.

— Лом нужен. Без лома тут делать нечего.

— Лома нет, придется так справляться, — Пётр примерился и обвалил в яму пласт мокрой земли, намереваясь обкапывать камень. «Буди мне, грешному», — повторял он про себя. Не нравился ему старик, да и все остальные люди, приходившие к святому источнику, не шибко нравились. Чувствовалась в них мирская бесовщинка. Пётр потому и в монахи постригся, а затем напросился в пустынь к источнику, что с людьми ему было трудно. Слишком уж они заботились о внешнем, забывая о душе. Даже те, что приходят сюда, словно не святое место посещают, а по воду пришли.

Понимал Пётр, что это гордыня в нем по сию пору не умерла, покаянные молитвы твердил, но и молитвы не помогали, он по-прежнему смотрел на людей осуждающе. А прежний старичок, говорят, был светел. Всех прощал, за всех равно молился. Тридцать лет в келейке у источника прожил, потому по деревням многие думали, что родник зовется источником Святого Ильи, поскольку там отец Илья спасается. Даже советская власть старичка не трогала. Его из кельи вытащишь, так потом пенсию платить придется. Вот и делали вид, будто нет там никого.

Камень попался здоровенный, черным горбом выпирал из земли, словно спина неведомого чудища.

Время и вода разъели каменную плоть, мелкая крошка осыпалась под лопатой, мешая копать. Надо же, какая гнилуха, и в самом неподходящем месте! Ничего, справимся, Господь не посылает непосильных испытаний.

— Как работа продвигается?

Опять давешний старик… воды ему, что ли, не хватило?

— Да, ты тут наворотил делов… На вот ломик возьми, с ломом сподручнее.

Надо же… А он о человеке плохо думал. Пётр с благодарностью принял стальной лом, тюкнул по камню. Посыпалась крошка, но заметного ущерба камень не претерпел.

— Погоди, мил человек, — остановил Петра старик. — С ломом обращаться тоже привычка нужна. Без ума и лом не поможет. Дай-ка вон то бревнышко, мы камень подважим, так он легче поддастся.

Одно из запасенных для строительства бревен подвели под камень, Пётр и старик навалились на свободный конец, и камень шевельнулся на своем ложе, приподнявшись сантиметров на десять.

— Я его подержу, — сдавленно просипел старик, грудью улегшись на вагу, — а ты лом снизу подводи или вон башку ему отшиби, там никак трещина глубокая. На весу должно отколоться…

Пётр примерился и с одного удара отколол выступ, который неожиданный помощник назвал башкой.

— Молодец, — командовал старик. — Теперь он покруглее будет и полегче, мы его из ямы ходом выкатим!

Обезглавленный камень и впрямь быстро поддался объединенным усилиям, так что через пару минут перемазанные работники присели отдохнуть на заготовленные для строительства бревна.

— Вот оно как, о душе стараться, — проговорил старик, доставая смятую пачку сигарет.

Приглашающе протянул пачку Петру, тот скорбно покачал головой: мол, нет.

— Ну и я тогда не буду, — легко согласился старик, — грешным дымом на святого инока кадить.

Посидели, помолчали. Потом старик проговорил как бы сам про себя:

— Смотрю я на тебя и удивляюсь. Ты же молодой мужик еще, сорока нет. Что тебя в монахи потянуло, да еще в здешние места? Грехов, что ли, много накопил?

— Один Бог без греха, — отрезал Пётр.

— Так-то оно так, только людские грехи легкие. Ежели человек в душегубстве не повинен, то остальные грехи простятся. Мне вот уже пора о душе думать, а тебе жить надо. Жениться, детишек вырастить, а потом уже, коли душа лежит, в монахи подаваться. Не дело молодому отшельничать.

— Могий вместити, да вместит, — произнес Пётр, надеясь, что не переврал слова апостола.

— Вмещай… — согласно протянул старик. — Только место ты для этого дела неудачно выбрал.

— Для спасения души всякое место подходяще.

— Это смотря по обстоятельствам. Тут недаром прежде языческое капище было, да и сейчас молитвы прежним богам возносятся. Глянь, дерево все как есть заплетено.

Пётр перевел взгляд на старую иву, склонившуюся над родником. Ветви ее были густо заплетены цветными ленточками, которые повязывали пришедшие к источнику богомольцы.

— Это как, христианский обычай? — спросил старик.

— Суеверие, — неохотно признал Пётр. — Однако владыка сказал не снимать. Люди, мол, от полноты души ленты вешают. Но место святое, источник освящен во имя Ильи-пророка.

— Это еще тоже бабушка надвое сказала. Илья-пророк по небу на золотой колеснице катается, запряженной златорогими баранами. Позади олень бежит, золотые рога, ледяные копыта. Как олень ледяным копытом в воду ступит, вода холодной станет, и с этого дня купаться нельзя. В руке у Ильи молнии, оттого в Ильин день грозы сильны. Так русские люди верят? Можешь не отвечать, сам знаешь, что так. Вот только не могу я в этой роли пожилого еврея представить. По всему выходит, что люди Перуну поклоняются. Перунов день — первый четверг августа, с Ильиным днем частенько совпадает. И чудесным источникам народ задолго до крещения Руси поклонялся. Тут археологи приезжали, лет тому тридцать назад, я у них в экспедиции работал. Нашли всякого: и фигурок, и ожерелий, и горелых костей от жертвенных животных. Старых, до крещения Руси еще полтыщи лет было. Профессор, который главный был в экспедиции, рассказывал, что верили люди, будто в источнике родница живет, и ей подарки носили. Он говорит, а я смеюсь про себя. И без профессорских рассказов все про родницу знают. Ленты эти для нее и повязывают.