Петр Воронин - Прыжок в послезавтра

Халил тоже перебрался туда и снова преградил роботу путь.

— Ну-ка, что придумаешь? — насмешливо спрашивал планетолетчик.

Робот опять подался вправо, потом влево, но перед ним неизменно возникал человек.

И робот во второй раз отступил, но теперь поближе к своим собратьям, которые, прервав ремонт, столпились кружком.

Через минуту один из них поспешил в дальний конец подземелья. Следом направился и робот, отступивший перед Халилом.

— Ай, молодцы! Ай, умницы! — похвалил Халил. — Замечательное решение… Вы не на меня, вы туда смотрите!..

Вскоре все разъяснилось. Робот с грузом занял место в просторном контейнере. Второй робот прикрепил контейнер к мостовому крану.

Вот теперь никто из людей уже не мог очутиться на дороге.

— Убедился, на что способны роботы? Как соображают? — спрашивал Халил у Валентина. — А до чего умно действуют… Вот тебе и машины!

Халил говорил так восторженно и был так доволен, словно сам создал роботов.

— А ты меня выручать бросился? Смелый. Рисковать готов. Тебя в любую космическую экспедицию возьмут…. А робот никогда не посмеет обидеть человека. Закон такой.

— Закон законом, но здешние роботы редко встречаются с людьми. К тому же ты дразнил его, — сказала Эля. — Я испугалась…

— Ай, спасибо, что испугалась за меня! Сказала, будто подарок сделала. Извини, что радуюсь. Что могу сделать, если такой глупый: не могу не радоваться, если очень дорогие для меня слова слышу.

Вечером, в конце ужина, до Валентина донеслись частые звонкие сигналы микростанции. Это был вызов на космосвязь. Селянин поспешил к видеопанораме, а космическая связь осуществлялась лишь с ее помощью.

И сам Валентин, и его друзья там, в соседней комнате, были уверены, что вызывает Илья Петрович. Однако включив панораму, Селянин не без удивления увидел рабэна Акахату.

— Счастлив убедиться, что ты здоров, — расплываясь в улыбке, сказал Акахата. — Ты искал меня? Я в твоем распоряжении.

— Но ведь вы… ведь ты, — поправился Валентин, — ты далеко. Твоя сотрудница сообщила, на Луне.

— Сотрудница?

— Ну, не сотрудница… В общем, женщина с очень приятным голосом.

— А, это Дженни. Дженни — робот, но голос приятный, ты прав.

— Опять робот, всюду роботы!

— Тебя они раздражают? — улыбки словно не бывало на широкоскулом лице Акахаты.

— Меня скоро вообще ничего не будет раздражать, Я тону, даже почти утонул. Хватай меня за волосы, пока не поздно.

— Ты готов шутить, значит, еще не все потеряно, — Акахата оставался серьезным, но в глазах заиграли веселые огоньки, совсем такие же, как во время его разговора с Даниэлем Иркутом в главной студии Земли. Селянин не без удовольствия отметил это. — Что тебя беспокоит?

— Непонятное! Я знаю меньше, чем даже роботы, Я ничего не умею. Хуже ребенка.

Акахата задумался.

— Кажется, догадываюсь; надеешься на экспресс-запоминание?

— Да. Чем скорее, тем лучше,

— Но экспресс-запоминание — это труднейшая работа для мозга. На пределе его возможностей. Всегда очень индивидуально, нередко противопоказано.

— Я все выдержу. И мне не противопоказано, — настаивал Селянин, хотя и неловко было настаивать в разговоре с рабэном, которого недавно чествовала вся планета.

— Почему ты уверен, что противопоказаний нет?

— Но разве ты не сказал бы об этом? Тебе ли не знать особенностей моего организма!

— Мне бы такую уверенность… — не без горечи ответил Акахата. — Но ты не ошибся: противопоказаний вроде бы нет. Это подтвердят все, кто участвовал в твоем восстановлении. Я согласен попытаться.

— Почему только попытаться?

— Могу повторить все то же; не всякий мозг восприимчив к нашим воздействиям. Все очень индивидуально.

— Я хочу, я должен надеяться на успех…

— Я тоже хочу и надеюсь.

— И что мне делать? Я готов завтра, нет, сегодня, сейчас отправиться в клинику памяти.

Акахата покачал головой.

— Придется потерпеть.

— Но почему? Ты задержишься на Луне?

— Нет, меня срочно отзывают на Землю.

— Тогда в чем дело?

— Ты нетерпелив, — сказал Акахата, и не понять было, одобряет он или, наоборот, упрекает.

— Чем жить на Земле туристом, лучше вовсе не жить.

— Обещаю, что приглашу тебя в клинику при первой возможности.

— Но когда? Хотя бы крайний срок?!

— Не знаю. Да и никто на Земле не знает. Слишком необычная причина.

Селянин подался вперед, позабыв, что между ними сотни тысяч километров.

— Получено известие солнечного патруля, — торжественно заговорил Акахата. — Шаровидное тело осталось невредимым. Сначала оно удалялось от Солнца по касательной, а потом изменило траекторию. Оно направляется к Земле, Валентин. Ты слышишь? Это не метеорит. Это посланец другой цивилизации. Теперь ответ почти наверняка однозначный, близится встреча с иным разумом, иной жизнью.

Так вот и случилось, что Валентину Селянину первому в полярном городе стало известно важнейшее сообщение о космическом пришельце. Возвращаясь к друзьям, он не знал, вправе ли сказать об услышанном. А потом решил, что Акахата предупредил бы, если известие надо хранить втайне.

Валентин был настолько взволнован, что, увидев его, все в гостиной встревоженно вскочили. Ведь они были уверены, что вызывал Илья Петрович, и опасались печальных вестей. Селянин поспешно объяснил, с кем говорил и какую новость услышал.

Первой к нему подскочила Ноэми, а следом и Халил. Затормошили, требуя подробностей. Он вновь повторил сообщение, а сам смотрел мимо них на Элю. Та казалась почти спокойной, но глаза, все было в глазах… Они стали словно больше, и было в них что-то почти нечеловеческое — такая беспредельность надежды и страха одновременно.

Рядом с этим безмолвным потрясением бурные восторги Ноэми и Халила выглядели маленькими, если не жалкими.

Филипп, напряженно думавший о чем-то, словно сомневавшийся в истинности происшедшего, придвинул к себе кресло и сел.

— Следуйте моему примеру, — сказал он.

Халил досадливо отмахнулся, но Валентин, а за ним и Эля тоже направились к креслам, и планетолетчик был вынужден занять место возле столика.

— Неужели ты и сейчас сомневаешься?.. Корабль, межзвездный корабль! — упрекнул он Филиппа. — Как можно сомневаться?

— Я считаю, что великое событие требует удвоенной, удесятеренной выдержки от нас, — Чичерин старался говорить негромко, будто в противовес бурной горячности Халила, и лишь голос выдал его взволнованность. Это сблизило их всех, а главное — придало словам Филиппа особенную значительность. Ноэми, притихшая, опустилась в креслице рядом с Халилом. Да и планетолетчик, как уже случалось не раз прежде, собирался было заспорить, но в последний миг все-таки сумел сдержаться, сказал: