Иван Афанасьев - В Праге в одиннадцать

Густав получает два сигнала. Первый — это образ проникших на станцию незнакомцев. Только образ — ни места, ни облика. Чтобы разобраться, ему придется вчувствоваться в предсмертные переживания подчиненного ему рабочего. А второй сигнал — болевые ощущения Раунбаха, в которых, если немного разобраться, можно отыскать немало для Густава интересного.

Но алхимик не пытается разобраться ни с первым сигналом, ни со вторым. Нет в нем нужной дотошности, нет и мужества. Ведь, чтобы разбираться в переживаниях умирающего или страдающего, нужны или бесстрашие перед лицом смерти, или холодная жестокость истинного убийцы. Нет, Кроткий не такой. Он закрывает свое сознание, он отбрасывает уже увиденное, воспринятое, он просто действует по заранее подготовленной схеме.

Собрав всю силу, которой он владеет, доктор алхимии бьет по всему живому, что есть внутри электростанции. По всему сразу: мухам, крысам, собакам. По людям, которые ему подчинены. Только его кабинет свободен от удара, потому что он закрыт от чужаков невидимыми непреодолимыми загородками.

Тот удар, который Густав наносит сейчас, может лишить жизни несколько тысяч человек. Густав знает, что удар этот не только несет приказ любому организму умереть. Он приказывает умереть каждой клетке организма, он, к тому же, просто физически убивает любое живое тело. Это удар, действующий сразу на нескольких уровнях, от которого не было и не могло быть защиты.

Густав Кроткий всегда был нетерпелив. Он спешил получить результат от своих умений, он пренебрегал теми знаниями, что не сулили власти над людьми или богатства. Он не вникал в законы управления астральными полями, он даже астральным видением владел слабо, различая лишь ауру живого существа. Он не смог заметить, что еще до смерти рабочего машинного цеха астральный образ стены изменил свои очертания.

Сама стена, ее физическое тело, состоящее из кирпичей, стояла там же, где и всегда. Но ее астральный образ, состоящий из тонкой материи и слабых силовых полей, расширился. Теперь он включал в себя пространство вдоль стены. То пространство, в котором находились Недрагов и Кондрахин.

Когда доктор алхимии наносил удар, он наносил его по пространству между стенами. Энергия удара распределялась в пространстве, ведомая астральным образом стены. Поэтому удар истребил на электростанции всех, исключая Юрия, Павла Федоровича и самого Густава — удар, естественно, миновал кабинет Кроткого.

Встав из кресла, алхимик сделал несколько шагов к двери. Он сейчас один, никто угрожать ему не может, а посмотреть, кто на него покушался, следует. Густав открыл дверь, выходя из-под надежнейшей защиты стен кабинета, и столкнулся с Кондрахиным. Юрий выпустил в грудь Кроткому очередь из автомата, взятого у охранника. Густав не мог ничего сделать, потому что всеми силами блокировал направленный в его астральное тело Тополем ментальный удар. Пули прошили грудь испанца, разрывая сосуды, сердце, нарушая течение потоков внутренней энергии. Он уже не сумел противостоять направленному ментальному приказу Юрия: "умри!".

Когда боль в ноге внезапно прошла, Фриц погрузился в состояние полной прострации: ни мыслей, ни ощущения своего тела. Страшная боль стерла из памяти все переживания, заботы. Фриц лежал на полу проходной, совершенно не обеспокоенный тем, какой вид приобретет его одежда. Прибежавший швед одним рывком поставил его на ноги, и Раунбах покорно побежал за ним, автоматически переставляя ноги.

Назад ехали молча. Высадили Раунбаха у подъезда, чех назвал ему номер квартиры.

— Звонить не надо. Дверь откроют, едва ты подойдешь к ней.

Машина исчезла в ночной тьме, а Фриц начал неверной походкой подниматься по лестнице. Через два дня он, Елена с ребенком и Мирча Ковач благополучно отплыли в Швецию.