Юрий Самусь - Полынный мед (главы из романа)

— Да-м-м, — протянул Арбатский.

— Вот то-то. Пить будешь?

Искушение было сильным, но Владимир заставил себя сдержаться. Одно дело проснуться после пьянки в родном Доме литераторов, а другое — в морге. Да еще, не приведи господь, с номерком на ноге…

— Не могу, батя. Я за баранкой, — нашел выход Арбатский.

— Ну, как знаешь. А здеся никого не было. Окромя новопреставленных, конечно. Но те не буйные, по городу не шастают, на таксе не раскатывают.

— Нет, дед. Тут что-то не так. Я точно знаю, что тот тип сюда заходил. Может, ты задремал малость, вот и проворонил.

— Не веришь, да? — возмущенно воскликнул старик. — Пошли. Сам убедишься. Да пошли-пошли, не дрейфь. Вдвоем не так страшно.

Арбатский подозрительно покосился на сторожа, но все же двинул вслед за ним. Снова на него накатило что-то черное и липкое. И зачем деду понадобилось бросать последнюю фразу?

В коридоре сторожа стало трясти. Сильно трясти. От пьянки ли? Тусклый свет лампочек, включенных провожатым, с трудом разгонял коридорную мглу. Грохот шагов эхом разносился по моргу, предупреждая всякого о приближении.

"Нет, ну зачем мне сдались эти десять баксов? — размышлял Арбатский, нервно покусывая губу, — Жадюга. Плюнул бы десять раз, так нет, поперло. О, Господи, сохрани и помилуй. Если эти деньги верну — отнесу в церковь или нищим раздам. Век света не видать".

Старик остановился впереди, достал невесть откуда связку амбарных ключей, щелкнул замок, а затем выключатель.

В голубом неоново-потустороннем свете Владимир увидел огромную комнату, заставленную до потолка морозильными саркофагами.

— Ого! — не сдержался он, присвистнув. — А я думал у вас, по старинке, трупы по полочкам разложены.

— Американцы расстарались. Гуманитарную помощь прислали. Для покойничков, — хихикнул старичок.

Арбатский огляделся. Пассажира, разумеется, здесь не было.

— Ты прав, старик, — вздохнул Владимир. — Испарился мой должник, ищи теперь — не найдешь.

И он уже собрался было покинуть это мрачное хранилище мертвых тел, испытывая, как ни странно, огромное облегчение, как вдруг увидел вешалку и на ней — черный костюмчик и до боли знакомую старомодную шляпу.

— А это что? — с подозрением взглянув на сторожа, спросил Арбатский.

— Ах, это, — всплеснул руками старичок. — Это Феодосия Харламповича. Как же я запамятовал?

Уверенным шагом он направился к саркофагам, а Владимир медленно попятился к двери, чувствуя, как леденеет кровь в жилах. Старик тем временем резко выдвинул платформу одного из саркофагов. На ней лежал труп.

— Этот? — спросил сторож.

От охватившего его ужаса, Арбатский не мог вымолвить и слова, беззвучно открывая и закрывая рот, будто рыба, выброшенная на берег, причем, прямехонько на сковородку.

— Ты подь сюда, издалека не разглядишь ведь. Да не боись, он не кусается.

Словно на ходулях, Владимир двинулся вперед, совершенно не соображая, что делает. Сейчас он должен был бежать по коридору подальше от этого страшного места, вопя во все горло и не разбирая дороги, но Арбатский, как баран идущий на бойню, шел опознавать мертвяка, час назад катавшегося на его машине.

— Он? — спросил сторож, но мог и не спрашивать.

Владимир давно уже видел, что это — его нерасплатившийся пассажир.

— Как же так? — сквозь клацающие зубы выдавил Арбатский из себя. — Так ведь не быва…

В этот миг труп открыл глаза.

С диким воплем любитель закалымить ломанулся к двери. Но уйти ему не дали.

В дверях стоял еще один труп, тощий и лохматый.

— Так! — заорал он. — И что здесь происходит?

Сжавшись в комок, Арбатский присел, закрывая голову руками.

— А это кто? — труп взмахнул рукой, указывая на него.

— Таксист, — с тоской в голосе ответил сторож.

— Так это ваша машина стоит у входа?

Литератор с трудом опустил голову. Получилось что-то вроде слабого кивка.

— А это что? — продолжал буйствовать труп. — Морозилку починили?

— H-н-нет, — заикаясь, ответил старичок-сторож.

— Тогда почему туда запихнули труп? Он же до утра завоняется.

— Этот не завоняется, — вздохнул старик.

— Как, так?

— А вот так. Не покойник это вовсе. Человеку просто жить негде.

— Та-а-ак, — протянул худощавый тип, а затем, сорвавшись на фальцет, заверещал, — ночлежку устроил, костлявая тебя побери. Завтра же напишешь объяснительную, понял?

Арбатский медленно поднялся, расправляя плечи, и громко, заглушая директорский визг, сказал:

— И еще. Меня не волнует, где ты или твой кореш-бомж достанете деньги. Но с этого мгновения за каждую просроченную минуту набегает червонец. Включаю счетчик. Время пошло. Все понятно?

— Как не понять? — неожиданно спокойно согласился дед. — У нас тут и счетовод имеется.

Он выдвинул еще одну платформу, и Арбатский остолбенел. На ней возлежал огромный рыжий кот в солнцезащитных очках. На груди он держал, прижав к себе обеими лапами древний арифмометр "Феликс". Котяра уселся на платформе, зевнул, высунув длиннющий язык, и вдруг принялся вращать ручку арифмометра, загрохотавшего не хуже пулемета на стрельбище.

Арбатский попятился, но наткнулся на выбирающегося из саркофага Феодосия Харлампиевича. Глаза его были закрыты, пальцы сжимались и разжимались, будто пытаясь за что-то ухватиться кривыми длинными ногтями. Арбатский взвизгнул, успел увидеть, как стремительно растут клыки у враз протрезвевшего старикашки, как сгибается и обрастает клочковатой шерстью директор морга…

Ополоумев от ужаса, Арбатский запрыгнул в освобожденный Феодосием Харлампиевичем саркофаг и невероятным усилием задвинул платформу в нишу на стеллаже.

Примечания

1

лихорадка

2

Рай