Александр Громов - Крылья черепахи
Все. Хватит с меня. Помимо раздражения, я чувствовал сильнейшее искушение поймать кого-нибудь и медленно, не торопясь, свернуть мерзавцу шею. Именно мерзавцу, каковы тут все. Подрядились действовать мне на нервы. Вот мерзавцы и мерзавки выползают из-под лавки...
Если ты не солдат в окопе, то, как правило, лучше удрать, чем давать себе волю, сколь бы силен ни был твой гнев. Посиди в одиночестве, и все пройдет. А сесть было где: пусть из моего номера вынесли кровать (я же и вынес), но стул пока еще оставался на месте, да и стол тоже.
Я захлопнул за собой дверь и, естественно, сразу поежился. Если бы привилегированный корпус был каменным, в нетопленной комнате («в покоях» – вспомнил я и озлился) царил бы не только холод, но и настоящая стылая промозглость подземных тюрем святой инквизиции. Нет, жить в дереве намного лучше, чем в камне, и дураки те, кто переселяется в деревянный футляр только после смерти. Ну и что же, что дерево хорошо горит? Загорелся дом – сигай в окошко и радуйся, что деревянных небоскребов пока еще не придумано. А о термитах, грызущих постройки из дерева, пусть болят курчавые головы африканских негров.
Слой пыли указывал место, где недавно стояла кровать. Тарелка, мелкая и непригодная для супа, но годная как пепельница, исчезла. Сумка, ограбленная мною в общую пользу, распахнув обширный зев, просила есть. Я пнул ее ногой, затем, подумав, раскрыл и подключил ноутбук. Раз нет хозработ, а вся водка конфискована коллективом в медицинских целях, займемся Гордеем Михеевым.
Компьютер загрузился с четвертой попытки – я его знаю, это нежное корейское изделие не любит холода и боится всего, начиная от скачков напряжения в сети и кончая сглазом. Ничего, сейчас прогреется, раздухарится и вообразит, что он в родном Сеуле...
Тэ-эк, на чем мы остановились? Ага... Вертолет и пруд. Животрепещущая тема, между прочим. Если не считать того, что поблизости от нас никто пока не выбрасывает людей из вертолетов в мелкие водоемы.
Машинально я глянул в окно. Левый, низкий берег реки едва проступал в тумане, вернее, проступал березняк, когда-то обозначавший берег, а теперь стоящий в воде, как какие-нибудь мангры, прости Господи. Как широко разлилась Радожка, я, понятное дело, не увидел, но воображению рисовались километры и километры затопленных лесов, полей, дорог и деревень.
Воображению рисовался также слабоумный медведь, выбравший место для берлоги на низком берегу и основательно подмокший, если не затонувший.
Я сразу почувствовал, что работать сегодня не смогу, а смогу в лучшем случае заняться правкой уже написанного. Противное это дело и чисто механическое, вроде пилки дров, а главное, редактор справится с ним ничуть не хуже меня. Ну, разобьет сложносочиненные предложения на простые – мол, текст от этого станет более «пружинистым», будто он рессора какая, ну, исказит десяток-другой фраз до противоположного смысла – так, может, оно и лучше будет. Зато уничтожит перлы типа «визгливый музыкально-переливчатый визг», «раненые и убитые жалобно стонали», «он поднял глаза с пола» или «наповал отстреленное ухо».
За час я только и сделал, что вписал прилагательное «истошный» перед существительным «вопль», убрал в одном месте лишнюю запятую и поменял падеж одного местоимения с дательного на творительный. Нет, Гордей Михеев сегодня мне не давался и только насмехался издали: «Что, взял, писака? Заставил меня бегать под пулями, изувер? А вот шиш тебе!..».
В мрачном настроении я сбросил Гордея на дискету (мало ли что может случиться с электричеством), подышал на пальцы и поплелся обратно в холл.
* * *Пожалуй, здесь было даже излишне тепло. Фильм уже кончился, шла реклама очередного дезодоранта: «Сила свежести! Я не потею даже на экваторе», – и неестественно улыбался участник трансафриканского автопробега, петляющий на грузовике среди баобабов, термитников и диких слонов. Каминный зев источал волны африканского зноя – там, весело потрескивая, полыхала целая тумбочка.
– А стол туда не поместился? – поинтересовался я.
– Да, правда, – спохватился Феликс. – Коля, больше не подбрасывай. Хватит.
Со вчерашнего дня куча дров, сваленных в углу, заметно уменьшилась.
– Вот интересно, – задумчиво проронил я, – спалим мы эту кучу, потом порубим другую ненужную мебель – что дальше жечь будем?
Наступило минутное молчание – все задумались. Викентий задвигал ушами.
– А кабанья голова у вас в номере? – вопросил Леня. – В ней небось опилки и все такое...
Умник. Феликс поморщился.
– Тлеть будут, дымить. Зато вот это панно...
Дельная мысль. Будучи разжалованным в дрова, панно спасет нас от холода на несколько часов. Бьюсь об заклад, администрации «Бодрости» наше самоуправство очень не понравится, но для того чинуши с убогим художественным вкусом, кто обвинит нас в вандализме по отношению к предмету искусства, я лично готов выкупить любую гипсовую девушку с веслом, если таковые еще сохранились в парках культуры и отдыха. В компенсацию. А то и уломаю Вадика Ухова, скульптора и тунеядца, создать для санатория модерновую техногенную композицию «Домкрат, разрывающий пасть бульдозеру». Публика будет в восторге.
– И паркет хорошо горит, – пискливо напоминил Викентий.
– А ивняк у реки? – подал голос Коля.
– Так его уже затопило, – возразила Мария Ивановна. – Можно, конечно, не пожалеть какую-нибудь сосну... но это на крайний случай.
Я отлично ее понимал. Сосна – дерево красивое, гордое. Жалко. Хотя, конечно, топливо отменное.
– Вообще-то здесь стены деревянные, – напомнил я.
Все содрогнулись. И в этот момент дикторша местного телеканала (вполне ничего себе дикторша, но с провинциальным выговором) начала говорить такое, что Милена Федуловна и Леня дружно возопили: «Громче!» – а остальные столь же дружно на них зашикали. Проворный нанопитек Викентий кинулся к телевизору и прибавил звук.
– ...чрезвычайное положение. Сегодня губернатор области обратился к правительству страны с просьбой оказать немедленную помощь районам, наиболее пострадавшим от наводнения. В наихудшем положении оказался Краегорский район, где уже полностью затоплены шестнадцать населенных пунктов. По предварительным данным, погибло около тысячи голов крупного и мелкого рогатого скота. В самом Краегорске затоплены первые этажи зданий, а также энергоподстанция, из-за чего в город прекращена подача электричества. Убытки, причиненные наводнением, пока не поддаются точной оценке. К сожалению, имеются человеческие жертвы. Тяжелая ситуация с весенним паводком, самым мощным за всю историю наблюдений, сохраняется также в Березовском, Радогодском, Малининском и Фроловском районах. Согласно прогнозам, в ближайшие двое суток положение не улучшится. Продолжается обваловка берегов, установлено круглосуточное дежурство на дамбах... Спасатели из МЧС, летчики гражданской авиации, военнослужащие, а также добровольцы из местных жителей работают по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки, снимая людей с крыш затопленных жилищ, однако дефицит техники и горючего снижает эффективность их усилий. По последним данным, командующий округом генерал Бербиков отдал приказ о выделении в распоряжение гражданских властей ста самоходных понтонов. На сегодняшнем заседании областной администрации предполагается принятие решения о мобилизации частного водного транспорта. В Сбербанке открыт благотворительный счет для помощи жертвам наводнения...
На экране какие-то люди, бредущие по колено в воде, укладывали в дамбу мешки с песком. Пыхтящий будьдозер гнал перед собой вал жидкой глины. Затем камера в вертолете показала крышу затопленного дома, на крыше спасались старуха, двое детей и бородатая коза.
– Так, – веско сказал Феликс.
Несомненно, Мария Ивановна уже успела оттащить его в сторонку и изложить ему свои соображения о взбесившихся термальных водах. Дикторша ни слова не сказала о какой-либо аномальности: паводок небывалой силы – и только. Об аномальности были осведомлены трое: Мария Ивановна, Феликс и я.
Феликс многозначительно покосился на меня. Это он зря: я не нервная барышня, чтобы сеять панику. Сам не сболтни лишнего.
– Пойду прогуляюсь, – сказал я, ни к кому не обращаясь. Мне не возразили. Я едва не добавил, что иду нагулять аппетит, но вовремя сообразил, что сейчас это неуместная шутка.
По берегу протоки с понурым видом бродила Инночка, увидев меня – покачала головой. Никого не было, никто нами не интересуется. Живы – и ладно. Вернее, предполагается, что живы, поскольку проверить – лень. Я ругнулся про себя, представив, как в былые годы постояльцев «Островка» спасали бы всей областью вплоть до постройки живого моста по примеру муравьев-эцитонов, и мне стало тошно.
По-моему, Инночка нервничала. Я был готов поспорить, что она не просто так торчала на берегу – она явно высматривала не абы кого, а своих конкретных знакомцев с той стороны и, похоже, была сильно удручена их отсутствием. Но какое мне дело?
