Фрэнк Херберт - «Если», 1994 № 08

Гип хлопнул себя по лбу:

— И чем все закончилось?

— Парень вылетел оттуда пулей, голося, что в сортире голая девушка. Половина курса — мужская, конечно, — тут же рванула туда, но, естественно, никакой девушки там уже не было. Джерри тут же поглядел на юнца, тот сразу забыл обо всем и еще удивлялся, о чем шум. Сокурсники долго вспоминали эту историю.

— Хорошие были времена, — вздохнула она. — Джерри так интересовался всем. Постоянно читал. То и дело требовал помощи у Малыша. Его интересовали и люди, и машины, и книги, и искусство, и история… Я многое узнала тогда — ведь вся информация, как я говорила, проходила через меня.

— Но потом Джерри стал… я едва не сказала «заболевать», но это не так, — она задумчиво прикусила губу. — Он стал, как большинство людей, которым знания нужны лишь для того, чтобы кому-то что-то доказать. Одни стремятся к богатству, другие жаждут известности, влияния, почета. На Джерри это тоже сказалось. Он так и не получил настоящего образования, а потому всегда боялся конкуренции. В детстве ему крепко досталось: он убежал из сиротского приюта и жил, как крыса в сточной канаве, пока Дин не подобрал его. И ему нравилось быть первым в учебе, делать успехи по мановению пальца. Я думаю, некоторое время он испытывал искренний интерес к биологии и музыке, ну еще кое к чему.

Но очень скоро он понял, что превзойти многих — дело плевое. Ведь он был сильнее, могущественнее кого бы то ни было.

И он оставил занятия. Забросил гобой. А потом понемногу и все остальное. Наконец буквально остановился — провел практически год без движения. Кто знает, что тогда творилось в его голове. Неделями он лежал и не произносил ни слова.

А наш «гештальт», Гип, — так мы это называем, — сначала был идиотом, пока волей его оставался Дин. Потом Джерри принял все на себя — и мы стали новым существом. Но когда это случилось… словом, на всех нас обрушился маниакальный психоз.

— Ого! — отозвался Гип. — Депрессивный маньяк, способный править целым миром…

— Джерри не хотел править миром, хотя знал, что сможет, если захочет. Но он не видел в этом никакой необходимости.

Ну и как это случается в его психиатрических тестах, он сдался и вскоре стал деградировать, впадать в ребячество, довольно злобное к тому же.

Тогда я и начала оглядываться — трудно было оставаться в доме. Принялась разыскивать такое, что могло бы отвлечь его, вывести из этого состояния. И однажды целый вечер в Нью-Йорке я проговорила с одним из сотрудников РТИ.

— Радиотехнического института, — произнес Гип. — Мощное заведение. Я был его членом.

— Я знаю, он и рассказал мне о тебе.

— Обо мне?

— О том, что ты называл «математическим отдыхом». Об экстраполяции возможных законов и побочных проявлениях магнитного поля в гравитационном генераторе.

— Боже!

Она издала короткий, болезненный смешок.

— Да, Гип. Но я тогда не знала, не думала. Просто хотела чем-то заинтересовать Джерри. Он действительно заинтересовался. Спросил обо всем Малыша и мигом получил ответ. Видишь ли, Дин сдрлал эту штуку еще до того, как Джерри появился у нас. Мы успели обо всем забыть.

— Забыть?! О такой вещи?

— Дин сделал его для старого фермера Продда. Все в стиле Дина. Сделал гравитационный генератор для того, чтобы увеличивать и уменьшать вес дряхлого грузовика Продда — старик использовал его в качестве трактора. И все потому, что у Продда пала лошадь, а новая была не по карману.

— Немыслимо!

— Да. Дин и впрямь был фантастическим идиотом. Потом Джерри спросил у Малыша, к чему может привести подобное открытие, тот наговорил ему с три короба. Сказал, что эта штука перевернет весь мир — куда там промышленной революции. Но глобальные результаты могут быть непостижимыми. При определенном стечении обстоятельств разразится чудовищной силы война, при другом раскладе — наука помчится вперед куда быстрее, чем следует. Похоже, что в гравитации кроется ключ ко всему. И тогда к Единому Полю люди добавят еще одно составляющее — то, что сейчас называется психической энергией, или «псионикой».

— Материя, энергия, пространство, время и психика, — благоговейно выдохнул Гип.

— Ага, — непринужденно бросила Джейни.

— Колоссально! Значит, Джерри решил, что мы, волосатые орангутаны, того не достойны?

— Не Джерри! Ему дела нет до того, что с вами, орангутанами, будет. Он ушел в свою раковину и хотел одного — медленно преть в собственном соку. Он вовсе не собирался обнаружить у своих ворот агентов ЦРУ, требующих, чтобы он вышел и явил себя патриотом. Он не желал тратить на них свои силы. Это не для него. И он разозлился на Дина, который давно уже в могиле, а в особенности — на тебя.

— Ну да! Он мог просто убить меня. Почему же он не сделал этого?

— По той самой причине, что помешала ему самому потрудиться и извлечь устройство, прежде чем ты его обнаружил. Я же говорила тебе, он сделался злобным и мстительным. Ты нарушил его покой. И должен был расквитаться за это.

Вынуждена признаться, тогда меня не заботило, какой оборот примет дело, — я рада была тому, что он вновь зашевелился. И я пошла с ним на полигон.

А теперь расскажу о том, чего ты не можешь помнить. Он вошел в лабораторию, когда ты отлаживал свой детектор, заглянул в твои глаза и вышел, зная все, что было известно тебе и что ты собираешься извлечь из этой штуки.

— Да, в те дни моя голова просто пылала, — скорбно отозвался Гип.

Она рассмеялась.

— Ты не знаешь, ты ничего не знаешь. Как сейчас вижу тебя с этим тяжелым ящиком. Ты стоял в своей ладной форме… и солнце золотило волосы… Гип, мне было семнадцать.

Джерри велел мне быстренько достать форму рядового. Джерри надел куртку и, привалившись к забору, стал тебя ждать. Ты направился прямо к нему и вручил свой детектор: «Пойдем-ка, парень, приглашаю на пикничок. Понесешь закуску».

— Изрядным кретином я тогда был.

— Нет! Я глядела из-за барака военной полиции. Мне ты казался удивительным. Да, Гип!

Он почти рассмеялся.

— Ну-ну, продолжай. Что было дальше?

— Остальное ты знаешь. Джерри велел Бони выудить материалы из твоей комнаты. Она их разыскала и мгновенно переправила мне. Я их сожгла. Прости, Гип. Тогда я не знала, что задумал Джерри.

— Продолжай.

— Джерри позаботился о том, чтобы тебе никто не поверил. Его психологический расчет был верен. Ты настаивал, что ходил с каким-то рядовым, а его никто в глаза не видел. Ты твердил, что этот рядовой и врач — одно лицо. Типичный симптом подобных заболеваний. Ты заявил, что материалы отчетов подтверждают твои слова, а их нигде не могли найти.