Юрий Рытхэу - Интерконтинентальный мост

Перси чувствовал настроение Френсис, ее отчуждение, но приписывал это обычному волнению молодой девушки, выходящей замуж. Раз она исполнила священный танец, возврата назад уже нет, и, успокаивая себя этим, он тем не менее тревожился, и предчувствие беды сопровождало его на всем протяжении долгих церемоний, жертвоприношений и свадебного приема, который грозил затянуться до утра.

Но где-то около полуночи Джеймс Мылрок встал и объявил, что молодые могут отправляться в постоянное свое жилище — в дом мужа.

Френсис и Перси встали, и им пришлось пройти сквозь толпу восторженно поздравляющих гостей и земляков, прежде чем выйти на волю.

Поднявшийся с моря ветер с ледяной крупой ударил в лицо, заставил отвернуться.

И снова к Френсис вернулось сознание того, что все случившееся — явь и она никогда не пробудится к другой жизни, оставаясь до конца дней своих женой Перси Мылрока-младшего. Студеный ветер так прояснил сознание, что она заплакала, стараясь скрыть слезы от Перси.

Он-то в чем виноват? Лишь в том, что любил ее всю жизнь, с того самого мгновения, как понял, что она не просто товарищ по детским играм, не просто надежный друг, а нечто большее, судьбой предназначенное на всю жизнь, и так было всегда до того самого мгновения, пока не пришла весть о строительстве Интерконтинентального моста, когда затеяли книгу, до появления Петра-Амаи…

Тогда Перси и заметил впервые, что Френсис совсем другая, часто далекая от той, к которой он привык. Ну что же, это только прибавило страсти Перси, затаенного желания открыть все загадки юной души и сделать эти открытия частью своей жизни.

Молодые шли, подгоняемые ветром, вдоль новеньких, сверкающих широкими окнами домиков Кинг-Айленда. Окон и света было так много, что пробитая в снегу дорога освещалась, как в большом городе.

Джеймс Мылрок построил большой дом. Он сам выбрал проект, держа в памяти просторное и удобное жилище Ивана Теина в Уэлене.

Осторожно придерживая ее за локоть, Перси провел Френсис в свою половину дома, состоявшую из комнаты-гостиной, обставленной примерно так же, как и общая комната, рабочей комнаты и спальни, к которой примыкала ванная.

Френсис высвободила локоть и прошла прямо в ванную, оставив Перси в спальне.

Она зажгла свет и поглядела в зеркало. Она увидела утомленное, заплаканное лицо, и к ней снова вернулось ощущение нереальности и призрачности происходящего. Впрочем, это всегда случалось с ней, когда она подолгу смотрела на свое отражение. В какое-то мгновение возникало странное, почти жуткое ощущение отъединения от самой себя, ухода от действительности в Зазеркалье, в другой мир. Но теперь хотелось лишь возвращения в прошлое, в состояние беззаботной юности.

Первым со свадебного пира засобирался домой Ник Омиак.

Весь этот день он был не в себе от горького сознания утраты своей дочери. Умом понимал, что это рано или поздно должно случиться. Но так вдруг, неожиданно. Для него Френсис по-прежнему оставалась маленькой девочкой, нежной радостью, светлым лучиком в туманной погоде Берингова пролива. А теперь она ушла из родительского дома навсегда.

Ник останавливался, посматривал в сторону моря, непривычно чужого, пустого. Там, в Иналике, даже в ненастье, в густой туман, чувствовалось присутствие острова Большой Диомид, и ветер приносил его запах, его тепло.

А здесь — голо и пусто, горизонт далек и недостижим, и оттуда мчится вольный ветер, несущий твердую солоноватую крупу.

Почему-то в спальне Френсис горел свет.

Сердце тревожно сжалось, и Ник Омиак шагнул в дом, тщательно прикрыв за собой наружную дверь.

Он направился прямо в комнату дочери, надеясь, что Френсис в свадебной суматохе забыла выключить свет.

Но в комнате была сама Френсис.

Одетая, она лежала на кровати, отвернувшись к стене.

— Френсис, что случилось? — встревоженно спросил отец.

В ответ было глубокое молчание.

Ник Омиак присел на край постели.

— Тебя обидели?

— Нет, меня никто не обидел, — ответила Френсис.

— Тогда что же случилось? — недоумевал Ник Омиак.

— Я решила вернуться домой, — тихо промолвила Френсис.

— Но почему? — продолжал недоумевать отец.

— Не могу я там быть.

— Почему?

— Не могу.

— Но ты умная девочка. Я понимаю тебя: трудно уйти из родного дома, но это когда-то должно случиться. Я помню, как ты исполняла ритуальный «Танец Предназначения». Перси тебя любит.

В ответ Френсис лишь глубоко вздохнула.

— Ну давай, вставай, умывайся, и я тебя провожу к Перси, — ласково предложил Ник Омиак.

— Ни за что! — неожиданно воскликнула Френсис. — Ни за что не вернусь к Перси!

— Я ничего не понимаю, — сокрушенно произнес Ник Омиак. — Ну тогда хотя бы объясни толком, что же все-таки случилось?

— Это невозможно объяснить, — тихим голосом ответила Френсис.

— А я настаиваю, чтобы ты объяснила!

Ник Омиак чувствовал в себе нарастающий гнев, но старался сдержать его.

Френсис молчала.

Тогда Ник Омиак решительно взял ее за плечо и с силой повернул к себе.

— Я не хочу! Я не хочу за него замуж! — заплакала Френсис. — Не могу!

— Но ты уже его жена! По всем законам: нашим древним, перед богом и законом штата Аляска — ты жена Перси Мылрока-младшего! — закричал Ник Омиак. — И я требую как твой отец, чтобы ты вернулась к своему законному мужу!

Всю эту сцену молча наблюдала жена Омиака, сочувствуя и дочери, и мужу одновременно.

— Может быть, все это из-за Петра-Амаи? — подала она робкий голос.

Слышал что-то об этом Ник Омиак, но мало ли какие увлечения могут быть у молодой девушки? Разве ей не хочется, пока она свободна, погулять, пообщаться с другими молодыми людьми, даже поиграть в любовь? Это все так естественно, согласно природе человека… Но неужели у нее так серьезно с этим советским парнем?

— Да ты знаешь, что это невозможно! — убежденно заговорил Ник Омиак. — Ты не сможешь даже выйти за него замуж! У них совсем другая мораль и другие законы. Неужели ты сама добровольно захочешь в совхоз? Это же все равно что самому, безо всякого принуждения отправиться в тюрьму. Ты потеряешь не только свою родину, но и свободу. Ты будешь жить по пятилетним планам до самой своей смерти, и каждый шаг твой на каждые пять лет будет рассчитан и размечен Госпланом! Тебе не разрешат посещать церковь, слушать музыку, какую хочешь, читать книги и смотреть телепередачи… Ты просто с ума сошла! Немедленно вернись к Перси! Я требую этого как твой отец!