Юрий Рытхэу - Интерконтинентальный мост
Перси не оставался ночевать, поспешно уходил, как только подходила полночь. Он ссылался при этом на необходимость записать дневные события на строительстве моста, составляя хронику для книги.
Нельзя сказать, что Перси не был приятен Френсис. С самых младенческих лет они росли вместе, и с тех же лет считалось, что они предназначены друг для друга. И это нисколько не мешало их дружбе до того, как они исполнили «Танец Предназначения», открыв свое будущее людям.
Но этот парус, исчезающий вдали, в бурном Беринговом проливе… Почему он приходит во сне и чудится, стоит только взглянуть на море?
А теперь, когда лед покрыл все видимое пространство от острова, далеко-далеко на всем протяжении от Америки до Советского Союза, уже вроде бы все стало на свои места, сердце успокоилось, смирилось с будущим. То, что было с Петром-Амаей, казалось волшебным сновидением, приснившимся в мягких мехах старинного полога на галечной косе Уэлена.
Воспоминание становилось сказкой, и сладко было возвращаться мысленно в прошлое, невозвратное, ушедшее навсегда.
Ни разу ни Перси, ни сама Френсис не заговорили, не вспомнили о Петре-Амае.
Гости начали слетаться накануне.
Одним из первых на своем служебном одноместном вертостате прибыл Иван Теин.
Френсис увидела его издали, и сердце сжалось в груди: сын так похож на него. Шел отец, и походка была такая же. Издали, со спины, будто Петр-Амая идет по крутому берегу Малого Диомида, изредка останавливаясь, смотрит вперед, ища взглядом Френсис, чтобы улыбнуться ей.
И улыбка была такая же у отца, как и у сына.
Иван Теин дивился тому, как хорошо иналикцы устроились на Кинг-Айленде. Джеймс Мылрок вел его по продольной тропе, пробитой в наметенном и слежавшемся твердом снегу наподобие узенькой улицы, на которой едва могли разминуться два снегохода, и с гордостью показывал дома, школу, новую опреснительную установку.
— Теперь пресной воды у нас столько, что могли бы и бассейн устроить, как у вас в Уэлене, — говорил Джеймс Мылрок. — Никогда не моющийся эскимос остался в далекой сказке. Иные моются по нескольку раз в день. Как бы не протерли кожу до мяса. Старый Кристофер Ноблес считает, что этого делать не следует, особенно зимой, когда мороз. Естественное жировое покрытие, мол, защищает от обморожения.
— Может быть, и так, — усмехнулся Иван Теин. — Вот в давнем, приблизительно столетней давности выпуске журнала «Этнография» была статья одного ученого. Автор утверждал, что эскимосы и чукчи не лысеют и отличаются густым волосяным покровом головы благодаря вшам.
— Интересно! — удивился Джеймс Мылрок.
— Вот именно — вшам, — продолжал с улыбкой Иван Теин. — Постоянное почесывание, мол, являлось своего рода массажем, который и способствовал хорошему росту волос.
— Надо же! — воскликнул Джеймс Мылрок. — Никогда бы не додумался до этого!
Гостевой дом был рассчитан на прием туристов, оборудован несколькими барами и увешан плакатами, обещающими участие в охоте на моржа и гренландского кита. Цены указывались довольно высокие.
— И много желающих? — спросил Иван Теин, кивнув на плакаты.
— Отбоя нет! — заверил Джеймс Мылрок. — Сейчас нам не особенно нужны деньги, поэтому ограничили приезд.
— Я рад, что вы наконец нашли свое счастье, — сказал Иван Теин.
Джеймс Мылрок ничего не ответил. Он подошел к скучающему бармену и заказал две чашки чаю.
Отхлебнув горячий напиток, он спросил:
— Что такое счастье?
Иван Теин вопросительно посмотрел на него.
— У нас все есть: хорошие дома, в доме полно еды, есть гарантия на будущее, даже остров намного больше, чем Малый Диомид. И все же… Счастья нет!
Последние слова Джеймс Мылрок произнес с таким надрывом, что Иван Теин в удивлении уставился на него.
— Остров-то не наш! — продолжал Джеймс Мылрок. — Хотя по закону он вроде бы наш. Сначала был выкуплен правительством штата, считался его собственностью, а потом — уступлен нам. С этой точки зрения все в порядке. Но почему-то кинг-айлендцы, которые никогда и не жили здесь, вдруг вспомнили, что их предки обитали на Укивоке. Так по-эскимосски называется остров. Нет-нет да появится какой-нибудь сумасшедший, разбросает листовки, а то возникнет на экране телевизора и начнет попрекать нас… Разве это жизнь? Все время снится Иналик. Проснешься, кинешься к окну, чтобы увидеть привычный вид на Большой Диомид, а там — пусто. Будто каждое утро тебя обманывают.
— Со временем пройдет, — сочувственно вздохнул Иван Теин, думая о тон, что, наверное, так же переживали и его предки, разлученные со старым Науканом.
— Быть может, следующие поколения и не будут так остро переживать, — согласился Джеймс Мылрок. — Но даже наша молодежь вроде бы начинает нас попрекать за то, что мы согласились уступить.
— Но ведь мост-то надо строить, — сказал Иван Теин.
— Нашли бы другой выход, — убежденно произнес Джеймс Мылрок. — Раз уж замахнулись на такое сооружение, сумели бы как-то обойти Малый Диомид или только чуточку его затронуть.
— Теперь об этом поздно говорить, — сказал Иван Теин.
— Это уж верно, — вздохнул Джеймс Мылрок.
Обедали у Мылрока. Народу собралось много.
Подъехал Хью Дуглас с мыса Принца Уэльского, дальние родичи с Нома.
Прибыл и Метелица, когда уже все садились за стол. Поначалу его присутствие на свадебной церемонии не предполагалось. Но, видно, ему в последние дни одному оставаться было тяжело, и он спасался от тоски тем, что бывал повсюду, где только можно, мотался по всему огромному участку строительства, улетал в Анадырь, Магадан, бухту Провидения, на своем личном вертостате садился на палубы ледокольных грузовых судов. Они шли с запада и востока, взламывая лед, вспугивая грохотом белых медведей и тюленей.
Дуглас и Метелица заняли почетные места за столом.
Хозяин предоставил слово начальнику Американской администрации строительства.
— Дорогие друзья! — начал Хью Дуглас. — Мы присутствуем на обеде в доме Джеймса Мылрока, человека, которому многие здесь обязаны своим сегодняшним благосостоянием. Будучи настоящим американцем, он не упустил своей удачи и прозорливо увидел возможности и для себя лично, и для своей общины улучшить жизнь. Наши две великие державы получают от строительства моста свою долю престижа, укрепляют гарантию мира и безопасности. Берингов пролив становится эталоном мира и сотрудничества, а два дружеских и родственных народа — чукотский и эскимосский — также выгадывают в этом деле. Возьмем жителей Иналика. Да разве они могли мечтать о том, что получили? Таким прекрасным домам могут позавидовать и жители южных штатов! Дай какому-нибудь мексиканцу такое жилище, такое обеспечение благами — он с радостью променяет свой теплый край на Арктику. Мы, американцы, реалисты. И поэтому мы не отрицаем такого фактора, как существование мощной социалистической державы на том берегу. Люди старшего поколения хорошо помнят, как соперничество в наращивании силы чуть не привело мир к ядерной катастрофе. Усилия, которые были приложены для договоренности о всеобщем и полном разоружении, об изменении международного климата, потребовали величайшего напряжения и всей мудрости, накопленной на протяжении истории Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. Мы дожили до того времени в жизни человечества, когда можем без страха смотреть вперед. Однако так уж устроен человек, что он всегда будет соперничать с другим человеком. И государство с государством тоже. Но уже не в наращивании оружия, а в предоставлении человеку возможностей для его личной свободы, личного благосостояния. Мы в Америке используем каждую возможность для того, чтобы дать все человеку. Мы и в будущем будем делать для жителей Берингова пролива все, что может быть сделано в рамках строительства Интерконтинентального моста… Хотя мистер Метелица и не очень одобряет идею соревнования между американской частью и советской, но вот в том, чтобы местные жители максимально выгадали от строительства, — в этом мы должны соревноваться! А также мы можем соревноваться и в том, чтобы больше появлялось таких счастливых пар, как Перси Мылрок-младший и Френсис Омиак!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});