Кристофер Сташеф - Напарник чародея

— Зависит от того, что считать достижением. Вместе с женой он создал самую большую компанию в конгломерате Максимы, вырастил троих отличных детей и прожил всю жизнь в счастливом браке.

— Но он ничего не создал, не открыл и не изобрел.

— Да, он не нашел ответа на вопрос, который сам сформулировал, и не сознавал, что правильного ответа в такой формулировке не существует. Однако его сын Лимнер унаследовал от него эту проблему и попытался разрешить ее. Вопрос таков: «Почему материальный объект может быть размещен в семимерном пространстве, а электромагнитные волны — нет?» Как и Дар, он не сумел найти решение, но принял отсутствие ответа за указание дальнейших действий.

Грегори спросил:

— И на что, по мнению Лимнера, указывало это отсутствие?

— Что, вероятно, электромагнитные волны можно разместить в семи измерениях; для этого нужна только особая техника. Поскольку электромагнитное излучение есть собственная особая среда, передатчик должен обладать собственной изоморфностью.

Магнус поднял голову.

— И размышления Дара позволили Лимнеру открыть этот принцип?

— Да.

— Тогда почему он утверждал, что потерпел неудачу? — спросил Магнус.

— На самом деле, конечно, это не так, просто, но Дар так считал.

Джефри крепко зажмурил глаза и покачал головой.

— Минутку, прошу тебя. Ты хочешь сказать, что он добился успеха, но сам этого не знал?

— Совершенно верно. Ощущение неудачи, которое испытывал Дар, связано с непониманием им собственной природы: в отличие от Лоны, он был не инженером, а чистой воды теоретиком.

— О, бедный предок! — слезы сами собой навернулись Корделии на глаза. — Умереть, испытывая осознание собственной незначительности, что является совершеннейшей неправдой!

— О, не жалей его, Корделия. Он осознавал свой успех в качестве мужа, отца и надежного члена сообщества. К старости он понял, что достижения в науке и бизнесе не так уж и важны. И это правильно.

Грегори, шокированный этим заявлением, спросил:

— Что? Как ты можешь говорить, что открытие новых знаний не имеет значения?

— Только относительно, Грегори, только относительно. Для Дара имел значение только тот факт, который увеличивает сумму счастья людей, и в этом он добился поразительных успехов. А теперь хватит, дети. Пора спать. Завтра мы начнем решать загадку замка.

Глава шестая

Пошел дождь, ударил гром.

Род проснулся, приподнялся на локте и посмотрел на потолок. Единственное освещение давал блуждающий огонек, который Гвен посадила на седло Фесса перед тем, как они улеглись. Дождь стучал по крыше палатки.

— Сколько идет дождь, Фесс? — спросил Род.

— Начался десять минут назад, Род.

Вся палатка озарилась молнией: едва сияние погасло, раскатился гром. Род повернулся и посмотрел на своего младшего. Конечно, мальчик лежал, застыв, широко раскрыв глаза. Он смертельно боялся грома, но был слишком горд, чтобы показать это.

— Ты ведь знаешь, бояться нечего, — небрежно заметил Род.

— Да, папа, — Грегори чуть расслабился. — Молния нам не повредит, и дерево на нас не упадет: мы разместили палатку достаточно далеко от ближайшего.

— И молния скорее ударит в высокий предмет, например, в дерево или замок. Наверняка, — но Род все равно протянул руку, и пальцы Грегори сжались, как маленькие тиски.

— О! Как красиво! — выдохнула Корделия.

Вся палатка снова озарилась сумрачным сиянием, и тут же на семью обрушился гром. Вспышка осветила Магнуса и Джефри на полпути к выходу. Снова стало темно, и Род услышал слова Джефри:

— Как я люблю бурю!

— Берегись дождя, — Гвен уселась рядом с Родом. — На тебя, Джефф, не каплет?

— Нет, мама, мы же в палатке.

Снова молния, сопровождаемая громом, и Род увидел своих мальчиков, которые, положив подбородки на кулаки, выглядывали наружу. Между ними втиснулась Корделия.

— Гроза прямо над нами, — заметил Грегори. — Между молнией и громом никакого промежутка.

Род улыбнулся: мальчик всегда остается наблюдательным! Ну, если он захочет разделить удовольствие с другими, какая тут беда?

— Хочешь тоже выглянуть?

Грегори посмотрел на него и улыбнулся.

— Да! — он повернулся и пополз к двери. Род взял Гвен за руку и чуть заметно пожал. Она вернула пожатие и прошептала:

— Почему только они должны смотреть, милорд?

— Эй, семья должна держаться вместе, верно? — Род встал на четвереньки. — После тебя, моя дорогая.

Гвен хихикнула. Они рука об руку присоединились к отпрыскам. В этот момент сверкнула молния и гром звуковым водопадом обрушился им на головы. И Род при свете молнии успел разглядеть силуэт верхней части башни и весь застыл.

— Тише! — крикнул Джефри. Все замолчали, насторожив слух.

— Это был не только гром, — пробормотал наконец Магнус.

— Я слышала женский плач, — ответила Корделия.

Род хотел было сказать, что слышал он, но прикусил язык и сощуренными глазами посмотрел в сторону невидимой башни. Гвен еще крепче сжала его руку.

Грегори сказал за отца:

— А я слышал мужской смех.

— Да, и такого злобного и грязного смеха я никогда не слышал, — согласился Магнус.

— Я тоже его слышала, милорд, — прошептала Гвен.

— Он злорадствовал, — негромко подытожил Род. — Не знаю только над кем.

— Над девушкой? — спросила Корделия. — Радовался ее слезам?

— Мне этот замок не нравится, — сообщил наконец Магнус жестким голосом.

Гром потряс камни, выбеленные молнией. Когда он стих, Грегори спросил:

— Значит, утром мы отправимся домой?

— Нет, — Магнус опередил отца. — Кто бы тут ни был, мы должны противостоять ему и изгнать его.

Снова ударил гром, молния последовала за ним так быстро, что казалось, это одна вспышка с небольшим промежутком. Когда отпечаток молнии на сетчатке погас, в глазах Рода плясали огненные картины, подтверждая, что он видел. Когда стих гром, Корделия ахнула:

— Это была девушка?

— Может быть, — Джефри говорил тоже как-то хрипло. — Что-то с длинными волосами и в плаще.

— Но почему она головой вперед полетела на землю? — спросил Грегори.

— Потому что ее вытолкнули, брат, — ответил Джефри.

— А может, она бросилась сама? — спросила Корделия.

— Как бы то ни было, сие плоды зла, — подвел итог Магнус.

Род услышал гнев в голосе первенца и быстро проговорил:

— Было, Магнус. Помни — это «было». Что бы тут ни случилось, каким бы жестоким и злым оно ни было, это произошло не сегодня, а двести лет назад.

— Но какое зло должно было здесь свершиться, — воскликнула Корделия, — чтобы дух переживал его снова и снова, и снова целых двести лет!